Жестокие игры - Джоди Пиколт

Дом Кэтрин Марш утопал в розах, которые тянулись к небу. Он решительно постучал в дверь и отступил, когда открыла сама Кэтрин.

Она была юная и красивая. Казалось, ее кожа светится изнутри. У Джека мгновенно всплыли воспоминания о том, как он обнимал ее после особенно удачного гола, как натягивался свитер на обтянутой бюстгальтером груди.

Ее лицо расплылось в широкой улыбке.

— Тренер!

Он открыл было рот, чтобы бросить ей в лицо обвинение, спросить «За что?», но слова застряли в горле. За спиной Кэтрин появился Эллидор Марш во всем своем гневе фундаменталиста.

— Преподобный… — начал Джек.

Похоже, Эллидор только этого и ждал. На мгновение на его лице отразилась идущая внутри борьба, а потом он ударил Джека в лицо.

Кэтрин закричала, когда Джек скатился по ступенькам в заросли роз. Колючки впились в его легкие шерстяные брюки. Он сплюнул кровь и вытер ладонью рот.

Кэтрин попыталась кинуться к нему, но отец оттолкнул ее. Джек посмотрел на священника.

— Этому учит вас Господь?

— Гореть вам в аду! — выкрикнул тот в ответ.

За несколько недель до этого Джек рассказывал десятиклассницам о Древней Греции, в частности о Пелопоннесской войне. Он стоял у доски, и от июльской жары рубашка прилипала к телу.

— Спартанцы были недовольны подписанным договором, а жители Афин мечтали обладать определенной властью… — Он обвел взглядом блестящие от пота лица учениц. — Похоже, никто из присутствующих меня не слушает.

Джек поморщился, заметив, что одна из девушек от жары стала клевать носом. Он и сам не любил эти летние семестры, заведенные в Уэстонбруке для того, чтобы дать возможность ученикам подтянуть хвосты перед поступлением в колледж. Древние стены Уэстонбрука, классы, больше похожие на душегубки, никак не располагали к получению знаний.

Кэтрин Марш, чопорно скрестив ноги, сидела за первой партой. На форменном жакете — крахмальный отложной воротничок.

— Доктор Сент-Брайд, — простонала она, — что такого интересного и важного в войне, которая произошла больше двух тысячелетий назад в чужой стране? Я имею в виду, что это не история нашей страны. Зачем нам ее учить?

По классу пробежала волна одобрения. Джек оглядел раскрасневшиеся лица.

— Хорошо, — решительно заявил он, — пойдемте на поле.

У него не было никакого определенного плана, он всего лишь хотел, чтобы ученицы сняли надоевшую форму и переоделись во что-то более удобное. Купальники — самый лучший вариант, у каждой в шкафчике висел купальник. Но он отлично понимал направление их мыслей: они скорее позволят отсечь себе левую руку, нежели предстанут перед одноклассницами, которые худее, выше или обладают более соблазнительной фигурой, почти в неглиже. Тем более перед учителем-мужчиной. Внезапно Джека осенило, как и приличия соблюсти, и девочкам помочь. Вполне пристойный способ, которым можно воспользоваться на уроке истории.

Он отвел их в столовую, где местные жительницы скрученными артритом руками нарезали капусту.

— Дамы, — заявил он, входя в столовую, — нам нужно несколько скатертей.

Его послали в главный зал, где питались ученики с первого по шестой класс. Здесь лежали аккуратно сложенные стопки скатертей. Джек взял скатерть. Потом потянулся за следующей, и еще за одной, пока все ученицы класса не получили по скатерти.

— В чужой стране жить — чужие обычаи любить. А если уж речь зашла о Греции… — Он взял скатерть и завернулся в нее. — Опля! Вот вам и тога.

Он отвел их в раздевалку для девочек.

— Я хочу, чтобы все переоделись в купальники, а потом обмотались скатертями. На всякий случай возьмите с собой школьную форму.

— На какой случай?

Джек усмехнулся.

— На случай, если придется спешно отступать, скрываясь от полиции нравов.

«Или директора школы», — про себя добавил он.

— Тогда сразу можете нарисовать мне на лбу букву «Н», — пробормотала одна, — что означает «неудачница».

Ученицы потянулись в раздевалку, а потом стали выходить одна за другой, каждая со свертком одежды.

— Ну? — спросил Джек. — Уже лучше?

Последней из раздевалки показалась Кэтрин Марш. Она была, как и все, в тоге… но без купальника. Проходя мимо Джека, она обнаженным плечом, гладким и загорелым, коснулась его руки.

Джек спрятал улыбку. Девочки в этом возрасте — особенно влюбчивые — становятся такими же «ловкими», как паровой каток.

Он повел их на футбольное поле, где они положили школьную форму на землю и построились.

— Начнем. Сначала благодаря мирному договору, подписанному спартанцами, вы жили в мире и согласии. — Он разделил девочек на две группы. — Вы спартанцы, — сказал он первой группе, — и хотите вести войну на суше, потому что хороши в наземной битве. А вы, — он кивнул афинянам, — предпочитаете морское сражение, потому что именно в этом вам нет равных.

— Но как нам узнать, кого убивать? — спросила одна из учениц. — Мы все одинаковые.

— Отличный вопрос! Однажды дружелюбный сосед может превратиться во врага только из-за политических разногласий. И что в таком случае делать?

— Прежде чем доставать меч, спросить?

Джек встал за спиной у задавшей вопрос и сделал вид, что перерезает ей горло.

— А в следующую секунду ты уже мертв.

— Держаться своих! — выкрикнула другая.

— Быть крайне осторожным!

— Нанести удар первым!

Джек улыбнулся. Ученицы все больше оживлялись, участвуя в воображаемом сражении, и наконец принялись чуть ли не кататься по футбольному полю, оставляя на скатертях зеленые пятна от травы. Потом обессиленно повалились на траву, глядя на перистые облака, раскинувшиеся по небу, словно длинные руки и ноги балерин.

На Джека упала чья-то тень. Он повернулся и увидел Херба Тейера, директора академии Уэстонбрук.

— Доктор Сент-Брайд, на одно слово.

Они отошли в сторону.

— Боже, Джек! Ты хочешь, чтобы на нас подали в суд?

— За что? За урок истории?

— С каких это пор в учебный план включили раздевание?

Джек покачал головой.

— Переодевание. Это разные вещи. Дети в этом возрасте, как щенки; чтобы заставить работать их мозги, сначала нужно, чтобы взыграла кровь. В такую жару сидеть в классе — самоубийство. — Он выдал свою самую лучезарную улыбку. — Это все равно что ставить пьесу Шекспира.

Херб вытер мокрый лоб.

— Джек, меня единственное беспокоит: чтобы они из-за твоей боевой подготовки не забыли то, чему ты их учишь. Удостоверься, что они надели форму, прежде чем отправлять их на полосу препятствий. — Он пошел, но в последний миг обернулся. — Я понимаю, что и зачем ты делаешь. Но человек, который сейчас переходит улицу и явился только ко второму акту, увидит совершенно другую картину.

Джек дождался, пока директор уйдет. Потом подошел к ученицам, на лицах которых читалось живое любопытство.

— Кто вышел победителем? — спросила Кэтрин Марш.

— Доктор Тейер не против нашего воображаемого сражения, но настоятельно рекомендует вам надеть школьную форму.

Девочки застонали, но все же стали собирать одежду, которую принесли с собой на поле.

— Нет, — сказала Кэтрин, — я спрашивала, кто выиграл войну.

— Пелопоннесскую? Никто. Обе стороны полагали, что их стратегии истощат силы противника и заставят его сдаться. Но прошло десять лет, а никто никому не уступил.

— Вы имеете в виду, что они продолжали воевать, потому что ни одна из сторон не хотела уступать?

— Да. Когда был подписан мирный договор, речь уже шла не о том, кто прав, а кто нет, просто хотелось положить конец войне. — Он хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. — А сейчас одеваться!

Девочки потянулись в раздевалку. «Красота — это правда, а правда — красота», — подумал Джек, глядя им вслед. Он прошел чуть вперед и почувствовал, что на что-то наступил. Кусочек материи, красный атласный бюстгальтер, случайно оброненный одной из девочек. К внутреннему шву была пришита бирка с именем — обязательное требование для всех учениц закрытого учебного заведения. «Кэтрин Марш», — прочел Джек. Он покраснел и засунул находку себе в карман.

Офис Мелтона Спригга даже при самом широком полете фантазии не производил должного впечатления. Он располагался прямо над китайским ресторанчиком, и в нем было не продохнуть от запаха классического блюда сычуаньской кухни — курицы гун-бао. Кондиционера здесь не было, на полу и столе валялись бумаги, и стоял всего лишь один шкаф.

— Давно хочу здесь убрать, — пропыхтел он, сбрасывая стопку журналов со стула.

На долю секунды Джеку захотелось сбежать, но он сел и положил руки на подлокотники кресла, чтобы успокоиться.

— Ну-с, — произнес Мелтон, — чем могу вам помочь?

Джек только сейчас понял, что еще не произнес ни слова, они будто прилипли к нёбу.