Время героев ч4 - Александр Афанасьев

Утро встретило нас не лучшей погодой, что скорее радовало, чем огорчало, мелкими, но жесткими волнами, бьющими в борт. Гольфстрим нес нас на север, и нам почти не приходилось подрабатывать двигателем — только следили, чтобы быть вдалеке от любых военных кораблей…

Я открыл кейс, который сильно напоминал ноутбук для тяжелых условий работы, подключил его к ведущему от антенны кабелю, загрузил программу. Вручную набрал код абонента — не личный — а общий код вызова высокого приоритета. После того, как я поработал на чужой аппаратуре — его придется менять.

Быстро пришел отклик — оказалось, что с ударного авианосца Цесаревич Николай. И тут мне улыбнулась удача — в девяносто втором именно с этого авианосца действовали мы с Халеми, пытались найти одного ублюдка в Бейруте, найти и отправить на тот свет. И нашли.

Нужен был код идентификации, заранее оговоренный, у меня его не было — но я как раз послал сообщение, которое можно было проверить по бортовому журналу. Через некоторое время — вот тут я изрядно понервничал — пришел ответ — принято, продолжайте.

Я сообщил — что мне нужно.

К ночи — ветер еще усилился и я забеспокоился, что мы просто не сможем взлететь. Полковник заверил меня, что взлететь сможем, хотя погода на грани допустимого. Через палубу еще не перехлестывало — но качка чувствовалась, несмотря на интерсепторы.[25] Давно отвыкший от ходящей ходуном палубы под ногами, я чувствовал себя не лучшим образом.

Ровно в двадцать три ноль-ноль по восточному поясному времени, Зулу минус четыре[26] — мы надели тяжелые плащи против дождя, взяли фонари и вышли на палубу. Волнение начало стихать, я это чувствовал — но погода все еще была далека от штилевой. Пошел дождь, мелкий — но в сочетании с порывами ветра было здорово…

— Черт, в эту ночь их ждать не стоит, сэр — сказал один из морских пехотинцев

Я ничего не ответил. Действительно — нужно быть полным идиотом, чтобы пускаться в такую ночью вплавь на легкой лодке.

— Тем не менее — я отсигналил — три один три, как положено.

Ничего. Только барашки на волнах, да нестихающий ветер.

Три один три

И снова ничего.

Три один три

Ответили — когда перестал надеяться уже и я.

Два три два. Два три два…

Это были мои бывшие сослуживцы, более того — парень, с которым я начинаю. Володя Богатов, парнишка с Лиговки, хренового квартала Санкт-Петербурга, драчливый и хулиганистый, в молодости он сделал выбор между флотом и тюрьмой. Сейчас — последняя известная мне должность — командир группы надводных средств движения полка особого назначения Флота Атлантического Океана. Он и остался таким же — ниже среднего роста, но задиристый, и руки — как каменные, специально разрабатывал.

Он первым — и поднялся на палубе Леди Залива, благо у нас был штормтрап, специально предназначенный для подобных случаев. Вместо того, чтобы идти на простой лодке — они взяли скоростной катер с жестким днищем, четырьмя моторами и тремя пулеметами, два из которых сейчас откровенно смотрели на нас.

— Ворон? А ведь ты, черт тебя дери, угадал… Магарыч с тебя.

— В Кронштадте проставлюсь.

На палубу уже поднимались остальные — Володька, он же Бивень, за драчливость и найденный им во время практики на севере бивень моржа, на котором он самостоятельно сделал какую то там гравировку — шел первым для того, чтобы в случае чего — самому и ответить за ошибку. Честные офицеры, что на земле, что на море — принимали риск на себя.

— До Кронштадта…

— Доплывем быстрее, чем ты думаешь. Всех привез?

— От себя оторвал. Тут у нас девяносто человек, люди найдутся…

Ага… Готовность есть. Девяносто человек — солидная сила.

— Пилоты?

— И пилоты…

Самое главное — это пилоты. Пусть на совершенно незнакомом ПейвХаммере — хоть кем, хоть вторым пилотом, хоть оружейником — кем угодно, за ночь можно хоть что-то узнать. Теперь у нас — два экипажа.

— Ты щас где?

— В амфибийных, объединенный штаб. Черных орлов жду… за тобой не угнаться никак. Ты с ними что ли теперь? — Бивень кивнул на североамериканцев, настороженно смотрящих на нас, и тоже не с пустыми руками.

— Я с вами. Ты отбой боевой готовности на пулеметах дай, а то дрогнет у кого рука…

Володька — Бивень махнул рукой

— Я — с вами — со значением повторил я

— Да я уж понял. Подтверждение — аж личным кодом пришло. Мутным ты парнем всегда бы, Ворон, мутным…

— Какой есть. Частоту помнишь?

— А то.

— Секи. Вертолет под ж…й есть?

— Найдется.

— И не выпускай никуда. Как только услышишь.

— Наша кавалерия спешит вперед, спешит вперед[27]…

— Вот именно. Не пропадай — я попрощался, как это было принято в учебке, тычком в плечо.

— И ты не пропадай…

На следующий день, верней — на следующую ночь — мы выставили на летную площадку черный как смоль конвертоплан, привели его в боевое положение — и взлетели…

Шестнадцать человек. Десять североамериканских морских пехотинцев и шестеро русских, считая меня. Разведывательно-поисковая группа специального назначения, международная, русско-американская. Подобного не было — со времен Второй Тихоокеанской войны.

Конвертоплан двадцать второй модели сделан не из металла — а из специального углепластика, укрепленного чем-то, это делает его на четверть легче алюминиевого и, в сочетании со специальным покрытием — малозаметным на экранах радаров. Мы были целью, летящей на высоте не больше двадцать метров над поверхностью со скоростью пятьсот пятьдесят километров в час. Совершенно безумный полет, на который не способен ни один существующий летательный аппарат — даже легкий сверхзвуковой бомбардировщик летит намного быстрее и намного шумнее. Мы были тенью, аномалией на экранах радаров, малозаметным объектом, идущим на бреющем с высокой скоростью. Нас можно было поймать только направленным лучом радара, вот только у британцев — никогда не было столь совершенной системы ПВО страны, какая была у нас.

И значит — остановить нас было невозможно…

Выпускающий — в черной вязаной шапочке, как и все мы, с вымазанным гримом лицом — повернулся к нам от пилотской кабины, в красном свете салонных плафонов лицо его казалось лицом черта, вышедшего из ада.

— Пять майк! Экспресс в ад, а обратно нет! Готовность!

Оружие, средства выживания, обмундирование. Проверяешь сначала у себя, потом у товарища справа, потом у товарища слева…

Готов. Готов. Готов.

Конвертоплан начал притормаживать, ощутимо притормаживать, так, что приходилось прилагать усилия, чтобы держаться на ногах — но совершенно не так, как это делает вертолет. Вертолет, когда хочет погасить скорость — задирает нос кверху, здесь же — скорость просто гасилась, плавно и быстро, как на скоростном поезде трассы Москва — Санкт-Петербург, передвигающегося при помощи магнитной левитации.

Выпускающий прошел в самый хвост, дернул рычаг — и с шипением пошла вниз грузовая аппарель. Начала стравливаться лебедка — о том, чтобы использовать стандартную технику десантирования, по сбрасываемым тросам — не могло быть и речи. Мы не могли отвлекаться на то, чтобы потом прятать трос.

Я шел в середине группы, трос — намного тоньше, чем стандартный — неприятно скользнул в руках, обжег их — но не впервой…

Черт, какого хрена вместо того, чтобы командовать авианосным соединением — я в свои сорок с лишним лет невесть кого воображаю?!

Рэмбо недоделанный…

В сторону, оружие наготове, очки, которые закреплены на каске — на голову. Привычный мир исчезает — вместо него остается только черное и зеленое, как в аквариуме. Яркие, лазерные лучи прицелов шарят по сторонам как на дискотеке.

Прилетели, мягко сели, присылайте запчастя. Два мотора, два тумблера, фюзеляж и плоскостя…

Нас высадили не в лесу, хотя лес — вот он, рядом — а на лесной опушке. Дальше шло поле — но не то, которое пашут шестисотсильными тракторами и благодаря которым британская Канада кормит своим зерном всю империю — а небольшое, фермерское. Чуть дальше, едва видимый — домик. Окна не горят.

Спалились.

— Внимание, проверка связи.

Когда дошло до меня — назвал свой позывной. Опять восьмой, черт, как тогда в Бейруте. Везет мне на эту цифру, ох как везет…

— Начинаем движение. Смотреть по сторонам, огня без команды не открывать.

Ну, значит — пошли.

16 июля 2012 года

Британская Канада

Семьдесят миль от точки А

Британская Канада. Плацдарм для вторжения, воюющий доминион. Здесь, всего за двести километров от границы — поверить в это сложно. Это же совершенно мирное место — если не считать пролетающих в небе самолетов, оставляющих красивые, белые и пушистые инверсионные следы.