Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Отсюда видно, поскольку это произведение служить непосредственным продолжением Апокалипсиса Иоанна. Восприняв идеи ясновидца 68 или 69, сибиллист 81 или 82 года, поддержанный в своих мрачных пророчествах извержением Везувия, поднимает народное поверье о Нероне, живущем за Евфратом, и предсказывает его скорое возвращение. Некоторые указания дают повод предполагать появление лже-Нерона при Тите. Более серьезная попытка имела место в 88 году и чуть было не повела к войне с парфянами. Но пророчество нашего сибиллиста произнесено раньше этого времени. Он предсказывает ужасную войну; однако, дело лже-Нерона при Тите, если оно имело место, не было серьезно, а лже-Нерон 88 года вызвал только ложную тревогу.

Когда благочестие, закон, справедливость окончательно исчезнут, когда никто не будет заботиться о благочестивых людях, когда все будут стремиться убивать их, погружать свои руки в их кровь, тогда увидят конец божественного терпения: дрожа от гнева, Бог уничтожит человечество посредством обширного пожара.

"О! Несчастные смертные, измените свое поведение; не вызывайте последний припадок гнева Божьего; оставьте мечи, ссоры, убийства, насилия, омойте в текущей воде все ваше тело; прострите ваши руки к небу, просите прощения ваших прошлых дел и излечите своими молитвами ваше пагубное нечестие. Тогда Бог оставит свое решение и не погубит вас. Его гнев утешится, если вы воспитаете в ваших сердцах драгоценное благочестие. Но, если, упорствуя в вашем злом духе, вы не послушаете, если, сохраняя свое безумие, вы дурно примете эти предостережения, огонь распространится по земле, и вот какие будут знамения. На восходе солнца огненные мечи на небе, звуки трубы; весь мир услышит ужасный рев и грохот. Огонь сожжет землю, все человечество погибнет, мир будет превращен в черноватую пыль.

Когда все будет пеплом и Бог погасит ужасный пожар, им зажженный, Всемогущий даст новый вид костям и пеплу людей и восстановить их в прежнем виде. Тогда настанет суд, на котором Бог будет судить мир. У тех, которые предавались нечестию, земля, раскрывшаяся над их головами, закроет их опять, они будут низвергнуты в земли Тартара и геены, сестры Стикса. Наоборот, те, которые придерживались благочестия, воскреснув в мире великого вечного Бога, на лоне нетленного счастья; Бог в награду за их благочестие даст им ум, жизнь и милость. Тогда все увидят себя с глазами, устремленными на очаровательный свет никогда не заходящего солнца. О счастлив человек, который доживет до тех времен!"

Был ли христианином автор этой поэмы? Сердцем, конечно, был, но по-своему. Критики, видящие в этом произведении последователей Иисуса, опираются в своих утверждениях, главным образом, на призыв, приглашающий язычников обратиться и омыть свое тело в текучей воде. Но крещение не было исключительной принадлежностью христианства. Рядом с христианами существовали секты баптистов и гемеробаптистов, к которым более подходит это сибиллийское стихотворение, потому что христианское крещение производится раз в жизни, тогда как крещение, о котором говорится в поэме, было как и молитва, его сопровождающая, средством омовения грехов, таинством, могущим повторяться и которое каждый совершал сам над собой. Было бы непонятно, как в христианском апокалипсисе, почти в двести строк, написанном в начале правления Домициана, ни разу не упоминается о воскресшем Иисусе, появляющемся в виде Сына человеческого на небесных облаках судить живых и мертвых. Прибавим к этому употребление мифологических выражений, никогда не встречавшихся у христианских писателей первого века, искусственный стиль, подделку древнего, геометрического стиля, указывающий на чтение мирских поэтов и долгое пребывание в грамматических школах Александрии.

Сибиллийская литература, по-видимому, зародилась в общинах ессеев или терапевтов; а терапевты, ессеи, баптисты и сибиллисты жили в мире идей, весьма аналогичных христианским идеям и отличались от последних только культом личности Иисуса. Несомненно, впоследствии все эти еврейские секты были поглощены церковью. Постепенно евреи пришли к тому, что представляли из себя только два класса: с одной стороны, еврей - строгий блюститель Закона, тамлмудист, казуист, одним словом, фарисей; с другой стороны, еврей широкий, низводящий иудаизм к некоторого рода природной религии, открытой для добродетельных язычников. Около 80 года еще существовали, особенно в Египте, секты, державшиеся подобной точки зрения и не примыкавшие к Иисусу. Но скоро их не стало, и Церковь включила в себя всех, желавших уклониться от преувеличенных требований Закона и вместе с тем остаться в духовной семье Авраама.

Книга, считающаяся четвертой в собрании сибиллических книг, не единственное в своем роде произведение эпохи Домициана. Предисловие ко всему собранию этих книг, сохраненное нам Феофилом, антиохийским епископом (конца II века), во многом похоже на четвертую книгу и оканчивается таким же образом: "Огненный смерч разразится над вами; пламенные факелы будут вечно жечь вас; но те, которые будут поклоняться истинному бесконечному Богу, наследуют жизнь, вечно обитая в радостных садах рая, вкушая сладкий хлеб, спускающийся со звездного неба". Этот отрывок на первый взгляд представляет некоторыми выражениями признаки христианства; но у Филона встречаются выражения вполне аналогичные. Зарождающееся христианство, помимо божественной воли, приписываемой Иисусу, имело так мало своих специальных черт, что строгое различие между христианским и нехристианским становится весьма затруднительным.

Характерной частностью сибиллийских апокалипсисов служит идея о кончине мира всеобщим пожаром. Многие из библейских текстов наводят на эту мысль. Однако, она не встречается в большом христианском апокалипсисе, носящем имя Иоанна. Первые следы встречаются во втором послании Петра, написанном, как предполагают, гораздо позднее. Упомянутое убеждение, по-видимому, развилось в александрийских кругах и, можно предполагать отчасти имеет свое начало в греческой философии; многие школы, а в особенности школы стоиков, были убеждены в уничтожении мира огнем. Ессеи восприняли это убеждение, и оно скоро стало основанием всех писаний, приписываемых сибиллам, пока подобная литературная фикция продолжала служить формой для выражения фантазии умов, озабоченных будущим. Именно там и у лже-Гитаспа христианские ученые разыскали ее. Вот авторитет предполагаемых ораторов, которых они наивно приняли за откровение. Воображение языческой толпы охватывалось ужасами того же рода, которым также пользовались многие лже-пророки.

Анниан, Авилий, Кердон и Прим, считающиеся преемниками св. Марка, были несомненно древние presbyteri, имена которых сохранились; их превратили в епископов, когда признали епископат божественным установлением и когда каждая епископальная кафедра должна была указать непрерывный ряд преемников от апостольского лица, предполагаемого основателя. Как бы то ни было, александрийская церковь имела определенный характер. Она была антиеврейская; это из ее среды, как мы увидим, через 14-15 лет появилось первое энергичное требование полного разделения между христианством и иудейством, трактат, известный под именем "Послания Варнавы". Но уже позже, через 50 лет, появилось нечто другое, когда зародился гностицизм, объявивший иудаизм творением дурного бога, а главной миссией Иисуса, низвержение Иеговы. Главная роль Александрии, и если хотите, Египта в развитии христианской теологии ясно обрисовалась тогда. Появился новый Христос, также похожий на того, которого мы знаем, как галилейские притчи похожи на мифы Осириса или на символы матери Аписа.

Глава X.

Греческое Евангелие пополняется и исправляется (Матфей)

Недостатки Евангелия Марка и значительные пробелы в нем день ото дня становились чувствительнее. Те, кто знали прекрасные речи Иисуса в том виде, как они передавались сиро-халдейскими писаниями, сожалели, что предание, написанное согласно Петру, так сухо. Не только лучшие проповеди были урезаны, то там отсутствовали многие места в жизни Иисуса, считавшиеся существенно-важными. Петр, верный старым идеям первых годов христианства, придавал мало значения генеалогии и рассказам о рождестве Иисуса. А, между тем, именно в этом-то направлении работало христианское воображение. Создалась целая масса новых рассказов, и чувствовалась потребность в новом полном Евангелии, в котором к имевшемуся у Марка было бы прибавлено все, что знали или думали, что знали, лучшие хранители преданий на Востоке.

Наше Евангелие от Матфея создалось так: автор взял за основание своей работы Евангелие Марка. Он следует ему в плане, порядке, характерных выражениях настолько, что не может быть сомнения в том, что он имел перед глазами или в памяти произведение своего предшественника. Буквальные совпадения до мельчайших подробностей целых страниц иногда наводят на мысль, что автор обладал манускриптом Марка. С другой стороны, перемена слов, многочисленные перемещения, некоторые ощущения, причину которых невозможно объяснить, дают повод думать, что автор работал по памяти. Но это не имеет большого значения. Важно указание так называемого текста от Матфея на предварительное существование текста Марка, которого первый является только дополнением. Он его пополнил двумя способами: во-первых, включил длинные речи, придававшие цену еврейским Евангелиям, во-вторых, вставил более современные ему предания, плод постепенного развития легенды, которым христианство придавало уже огромную ценность. Вторая редакция Евангелия вместе с тем обладает большим единством стиля; одна и та же рука чувствуется во всех разнообразных отрывках, вошедших в текст. Это единство даст повод думать, что места, не входившие в текст Марка, автор брал прямо с еврейского. Если бы он пользовался переводом, то замечалось бы различие стиля между основной частью и вставленными местами. К тому же, требования того времени скорее направлялись в сторону переделки, а не перевода в настоящем смысле. Библейские цитаты псевдо-Матфея дают повод думать, что он одновременно пользовался еврейским текстом (или одним из арамейских толкований) и переложением Семидесяти Толковников. Некоторая часть его толкований имеет смысл только на еврейском. Автор вставлял большие речи Иисуса своеобразным образом. Брал ли он их из собрания изречений, когда-либо существовавших в преданиях, брал ли он их вполне готовыми из еврейского Евангелия, он помещал их в виде больших вставок в рассказ Марка, для чего и раздвигал в нужных местах этот рассказ. Главная из речей, "Нагорная проповедь", очевидно, составлена из разных отрывков, не имеющих между собой никакой связи и соединенных искусственно. Глава XXIII содержит в себе все сохраненные преданием упреки Иисуса, высказанные им фарисеям при разных обстоятельствах. Семь притч главы XIII, конечно, не были сказаны Иисусом в один день и одна за другой. Позволим себе сделать примерное указание, которое точнее передает нашу мысль. Прежде, чем было составлено первое Евангелие, существовали сборники речей и притч, где изречения Иисуса были распределены в том или другом порядке по чисто внешним причинам. Автор первого Евангелия, найдя эти сборники уже готовыми, вносил их в текст Марка, не разрывая тонкой нити, их связывающей. Иногда текст Марка, несмотря на свою краткость в том, что касалось речей, содержал некоторые части тех проповедей, которые новый составитель взял целиком в сборник логий. В результате - повторения. По большей части новый составитель мало обращал внимания на эти повторения; а иногда избегал их посредством сокращений, перемещений и некоторыми искусными оборотами стиля.