Обитель снов - Андрей Гребенщиков

Закусив нижнюю губу от напряжения, старичок несколько раз обвел карандашом краешек осколка. На бумаге осталась небольшая дуга.

– Никита, давайте дальше вы сами – мои клешни, будь они неладны, трясутся, как у алкоголика. Мысленно продолжите получившуюся линию. Представили? Теперь дорисовывайте.

Руки юноши должны были отличаться бо́льшей твердостью, однако возникший на бумаге кружок – кривой и кособокий – одним своим видом опровергал это заблуждение.

– Н-да, – Евгений Александрович не оценил его художественных способностей. А если и оценил, то очень невысоко. – Я с детства не любил овал, я в детстве угол рисовал…

– Что?

– Ничего, просто не те руки я обозвал клешнями. Хорошо, будем считать, что реконструкция удалась. Размер и форма предмета в общих чертах установлены. Теперь мы имеем внешний вид и функцию, осталось выяснить сущую мелочь: что это все-таки такое, как оказалось на месте трагедии и какую роль сыграло в преступлении? Есть соображения, мысли, гипотезы?

Ник крякнул – «сущая мелочь» совершенно не казалась ему таковой.

– И не надо ждать от меня верных ответов, – старик верно расшифровал растерянность в молодых глазах. – Я их сам не знаю. Немного предположений, это все, чем на сегодня располагаю. Судя по размеру – это не увеличительное стекло и не линза очков, слишком мелкий диаметр. Бинокль не исключаю, если память не подводит, то окуляры у них были невелики. Но на кой ляд нужен бинокль в темном туннеле? Оптический прицел отметаю по тем же соображениям. Вот и все, я в тупике. Одна надежда на молодые мозги, вдруг вы заметите нечто, ускользающее от моего пенсионного понимания.

– Я бы с радостью, но с ходу не…

– А вы и не торопитесь, покумекайте на досуге, глядишь чего и… – Евгений Александрович выразительно постучал себя пальцем по лбу. – Кстати, охрана на входе – это вас от общества охраняют или общество от вас?

– Похоже, оба варианта сразу. Хотя особой разницы не вижу: в любом случае я застрял здесь на целый месяц, – Никита обвел взглядом скромный торговый зал. – Безвылазно.

– Любопытно. Даже очень. Но сегодня я слишком устал и не готов усваивать новую информацию. Потому, с вашего позволения, откланяюсь. Обязательно навещу юного узника в ближайшие дни и послушаю душещипательную историю о домашнем аресте!

Они чинно раскланялись. Никита еще некоторое время находился под впечатлением от встречи. Старик ему понравился – умный мужик, да и почтенный возраст на башку особо не давит, рассуждает так, как многим молодым и не снилось, – ясно, четко, убедительно. Лишь спустя час Нику стало понятно, что найденная улика ничего нового картине убийства не добавляет, никаких страшных тайн не раскрывает. Евгений Александрович предупреждал, что находка может не иметь никакой ценности, однако так хотелось бо́льшего, получить хоть какую-то зацепку! Жаль, кроме пищи для ума, стекляшки, похоже, ни на что не годились.

Долгий разговор утомил не только следователя-пенсионера, юный узник (так, кажется, обозвался старик?), разморенный логическими упражнениями, очень скоро почувствовал, что засыпает прямо на ходу. А зачем спать на ходу, когда верная кровать до сих пор таит свою неорганическую обиду за ночь, проведенную вне ее ласковых объятий? Сегодня он будет спать, как белый человек: десять, или даже двенадцать часов крепкого, безмятежного сна наверняка искупят вчерашнее «прегрешение» с топчаном в подсобке!

Несмотря на всю браваду, засыпал Ник на удивление долго. Ворочался, считал сначала волколаков, затем перешел на вичух, потом пересчитывал и тех, и других. Иногда путался, когда особо настойчивые мысли дерзко пробивались в сознание, минуя толпы оккупировавших его мутантов. Он отбивался от назойливых нарушителей спокойствия, как мог, и почти одержал победу, когда перед его взором возникла четкая, почти кричащая картинка. Вторя ей, Ник вскочил на ноги и заорал: «Я полный идиот!»

Глава 8

Голос из прекрасного далека

Бессонная ночь, не дающая отдохновения. Как загнанный в клетку зверь, Ник носился по квартире из угла в угол. Он громко разговаривал сам с собой, беспрестанно чертыхался и сквернословил без устали. Великое множество самых разнообразных чувств и противоречивых эмоций перемешались в его голове в единое целое, в гигантский клубок. Он не находил себе места, он должен был что-то предпринять – немедленно, не теряя ни секунды, но не знал, не понимал, что делать, куда направить переполняющую его энергию, как погасить этот огонь.

Иногда он останавливался, замирал на месте с совершенно отсутствующим видом. И начинал самому себе говорить правду: ЧТО делать? Убить! КОГДА делать? Прямо сейчас, без раздумья!

Но затем вмешивался голос разума и задавал единственный вопрос, на который пока не находилось ответа: «КАК делать?»

В наиболее честном виде вопрос звучал «как убить?» Хороший, бескомпромиссный вопрос, требующий такого же прямого и четкого ответа.

Ник не знал, «как». Возможно, не знал только сейчас, а наутро способ обязательно бы нашелся. Однако невозможность отомстить в эту самую минуту, необходимость искать решение, либо ждать озарения, мучила нещадно. Как бежать из собственного дома, как прорваться через охранников – сначала здесь у квартиры, а затем на блокпосту? И это лишь самые простые, почти невинные задачи.

Почему нельзя ни с кем поговорить, обсудить, поделиться, услышать слова поддержки, встретить понимание и… любовь? Да, ему жутко не хватает этого бабского чувства, ему нужно любить самому и быть любимым другими! «Оля, дядюшка, за что вы так со мной? Я не хочу одиночества, я его ненавижу! Мне плохо одному. Я не вижу, что будет дальше, потом… Чего нужно хотеть, куда идти, к чему, черт побери, стремиться? Дядя, теперь я знаю твоего убийцу, зло будет наказано, обещаю, мне нужна эта месть, даже, наверное, больше, чем тебе… Но я боюсь заглядывать за нее, думать, что будет потом?»

Нет в жизни силы упрямее и могущественнее, чем сон. Только смерть, но она по ту сторону жизни. Ник забылся под утро, просто рухнул в беспамятную пропасть небытия. Не того небытия, что ведет на ту сторону, но того, что балансирует на грани яви и бездонного кошмара, увлекающего в пучины подсознательного, не подчиняющегося законам разума и реальности. У нисхождения в Тартар воспоминаний и страхов ступеней больше, чем мнил себе старинный провидец Данте, и в эту ночь Никита прошел их все.

Иногда не помнить – это благо. Когда Ник раскрыл глаза – красные, мутные, слегка сумасшедшие от недосыпа, – он не помнил ничего. Сознание сберегло от него ненужные детали и подробности ночных видений. Он плохо себя чувствовал, был разбит и подавлен, но такова плата за долгое и несвоевременное бдение. Темное время суток принадлежит снам, и не стоит оспаривать у них законное право.

Часы обеими стрелками уперлись в апогей, обозначенный тремя римскими символами XII. Сколько же он проспал? Судя по ощущениям – минут десять, но чувства врали, так уж у них заведено. Все тело ныло, руки и ноги затекли. Отрубиться за столом – не лучшая идея, и теперь организм, истерзанный неестественной для нормального отдыха позой, всеми возможными способами оповещал об этом нерадивого хозяина.

Прибыв в магазин, Ник застал у входа заказчика.

– Выглядишь, как… – в окончании витиеватого приветствия гостя цензурными оказались одни предлоги. Он внимательно рассматривал Никиту, не скрывая своего любопытства. Что-то было в его взгляде неправильное: блестящие, чуть маслянистые глаза смотрели одновременно и пристально, и немного рассеянно, слово гость не мог сфокусироваться на одном предмете.

Причину странного поведения заказчик объяснил сам:

– Я пьян, как фортепьян! Но это все фигня, половину сделок в таком состоянии заключаю, профессиональная особенность русского бизнеса. Ты, я гляжу, вчера тоже покутил на славу?

– Нет, я просто дерьмово выгляжу. Может, зайдете, а то у нас на станции не очень любят, когда мужики обсуждают внешность другу друга.

– Ха, жжешь, мелкий! Зайду, чего ж не зайти к хорошему человеку? – неуверенной походкой гость проник внутрь магазина и с ходу водрузил свое тело на низенький прилавок. Тот протестующе заскрипел, но, к всеобщему облегчению, незваную массу выдержал.

Ник с глубоким вздохом осуждения захлопнул входную дверь:

– Чем стул-то вам не угодил?

– Молодой, хорош выкать, считай, у нас уже второе свидание. Я – Володя, – он протянул руку, скрепляя запоздалое знакомство.

– Меня Ник зовут…

– Да в курсе уже. Охранник твой большой любитель языком почесать. Колись, чего на Лесопарке натворил, что аж здесь под замо́к угодил?

– Длинная история… – Немного подумав, Никита добавил: – Которую я не собираюсь рассказывать.

– Секретики? Ну, как знаешь. Надолго прилип?

– На месяц.

– Понятно. Я слышал, кавказеры какого-то юнца-молодца ищут, знатного беспредельщика, чуть ли не маниака кровавого. Ты вроде на маниака не похож, но ежли что, имей в виду.