Пять рассказов о Гэллегере - Генри Каттнер

В один прекрасный день некая Джейн Уидсон, дамочка вполне заурядная, посетила контрабандный театр. Когда последовал инфразвуковой сигнал, она в страхе бежала, как и остальные зрители, но при этом ее больно толкнули.

Вечер следующего дня Джейн решила провести в блестящем «Сонатон Вижу».

В самый разгар драматического представления она вдруг ощутила себя ничтожной пылинкой в окружении огромного скопления чуждых и враждебных людей. В страхе она подняла глаза к небу, и ей показалось, будто потолок падает на нее. Джейн ощутила мучительную, неодолимую потребность немедленно бежать отсюда. Она неистово завизжала, тем самым как бы подтолкнув тех из зрителей, которые уже испытали на себе действие инфразвукового сигнала.

К счастью, паника не привела к человеческим жертвам: законы о противопожарных мерах соблюдались неукоснительно, и двери театра, достаточно широкие, распахнулись все разом. Жертв не было, но как-то неожиданно все поняли, что у людей возник новый условный рефлекс — неприятие зрелищ вкупе с большим скоплением зрителей. Элементарная психологическая ассоциация…

Через четыре месяца о контрабандных театрах уже никто не вспоминал, а супертеатры «Сонатона» были закрыты по причине отсутствия зрителей. Элия и Джимми Тоны вошли в глубокое пике. Зато довольны были все, кто был связан с «Вокс Вью».

Все, кроме Гэллегера. Получив у Брока сногсшибательную сумму, он сразу же послал в Европу телефонный заказ на огромное количество пива в жестяных банках. Сейчас он валялся на своей кушетке в глубокой ипохондрии и дегустировал виски с едва заметной добавкой содовой.

Джо, как обычно, любовался движением своих механизмов.

— Джо!.. — позвал его Гэллегер слабым голосом.

— Слушаю. К вашим услугам. Что-нибудь угодно?

— К сожалению, ничего. В том-то и беда.

Гэллегер разыскал в кармане смятую телеграмму и перечитал ее. Телеграмма извещала, что пивоваренная промышленность Европы отныне пойдет в ногу со Штатами. Теперь пиво будет распространяться в стандартных и принятых во всем цивилизованном мире пластиколбах. Прощайте, жестянки!

Наступил век пластика. Даже для пива.

Для чего же теперь годен робот, созданный для откупоривания жестянок?

С глубоким вздохом Гэллегер приготовил себе очередную порцию, в которой наличие содовой носило чисто символический характер. Джо продолжал ломаться перед зеркалом.

Неожиданно он выкатил глаза, уставил их друг в друга и приступил к самогипнозу. Высвободив подсознание, он с новых позиций мог обозревать свои неисчислимые личные достоинства.

Гэллегер вздохнул еще печальнее.

В соседних кварталах завыли собаки. Ну и черт с ними.

Он выпил и заметно приободрился.

Через некоторое время, размышлял он, я запою «Фрэнки и Джонни». А почему бы на пару с Джо не образовать дуэт, какой еще не являлся миру — баритон вкупе с неслышимым инфразвуковым или ультразвуковым сопровождением. Это будет воистину неслыханная гармония.

Через несколько минут Гэллегер и его отставной консервный нож пели дуэтом. Под громкий собачий аккомпанемент.

Гэллегер Бис

Протирая затуманенные глаза, Гэллегер смотрел туда, где должен был находиться его двор, но вместо него видел невероятную дыру в земле. Дыра была большая. И глубокая. Достаточно глубокая, чтобы вместить в себя гигантское похмелье Гэллегера.

Гэллегер прикинул, не стоит ли посмотреть на календарь, но тут же решил, что лучше не надо. У него было такое чувство, что с начала попойки прошло несколько тысяч лет. Даже для человека с его практикой и возможностями выдул он много.

— Выдул, — пожаловался Гэллегер, доковыляв до дивана, на который тут же и повалился. — Лучше уж говорить «выхлестал», в этом слове больше экспрессии. Слово «выдул» напоминает мне духовой оркестр и автомобильные клаксоны, к тому же ревущие во всю мочь. — Слабой рукой он потянулся к алкогольному органу, но заколебался и решил сперва проконсультироваться со своим желудком.

Гэллегер: — Можно капельку?

Желудок: — Боже упаси!

Г.: — Наперсточек…

Ж.: — О-о-о!

Г.: — Но я должен выпить. У меня украли двор!

Ж.: — Жалко, что меня у тебя не украли.

В этот момент открылась дверь и на пороге появился робот, его колесики, шестеренки и прочие детальки быстро кружились под прозрачным корпусом. Гэллегер взглянул на него и тут же зажмурился, обливаясь холодным потом.

— Убирайся! — рявкнул он. — Будь проклят день, когда я тебя сделал. Твои крутящиеся кишки доведут меня до безумия.

— Ты лишен чувства прекрасного, — оскорбился робот. — На вот, я принес тебе пиво.

— Гмм… — Гэллегер взял из руки робота пластиколбу и жадно приник к ней. Холодный напиток с мятным вкусом приятно освежил горло. — А-ах! — вздохнул он, садясь. — Немного лучше. Совсем немного…

— Может, сделать тебе укол тиамина?

— У меня от него уже аллергия, — мрачно ответил Гэллегер. — Я одержим демоном жажды. — Он посмотрел на орган. — Может…

— К тебе какой-то полицейский.

— Какой-то… кто?

— Полицейский. Он ждет уже довольно долго.

— Да? — сказал Гэллегер и посмотрел в угол возле открытого окна. — А это что?

Штуковина походила на машину. Гэллегер разглядывал ее с интересом, с удивлением и с некоторым остолбенением. Не было никаких сомнений — он сам построил этот чертов ящик. Сумасшедший изобретатель Гэллегер именно так и работал. У него не было никакого технического образования, но по воле случая его подсознание было наделено истинной гениальностью. В трезвом виде Гэллегер был совершенно нормальным, хоть и несколько сумасбродным, но когда на просцениум выходило его демоническое подсознание, могло произойти все что угодно. Именно в пьяном угаре он сделал этого робота, а потом несколько дней пытался определить, для чего тот должен служить. Как выяснилось, он был почти бесполезен, но Гэллегер оставил робота у себя, несмотря на то, что тот обладал мерзкой привычкой: все время торчал перед зеркалом, с гордостью и самодовольством разглядывая свои металлические внутренности.

«Снова-здорово», — подумал Гэллегер, а вслух произнес: — Еще пива. И побыстрее.

Когда робот вышел, Гэллегер стащил свое худое тело с дивана, подошел к машине и с любопытством осмотрел ее. Машина не была включена. В открытое окно уходили какие-то светлые гибкие провода толщиной в палец, они неподвижно висели над краем ямы, там, где должен был находиться его двор. Заканчивались они… Гмм! Гэллегер втащил в комнату один провод и внимательно осмотрел его. Заканчивался он металлическим соплом и был полым. Странно.

Машина была метра два длиной и более всего походила на кучу металлолома. Во хмелю Гэллегер отличался склонностью к импровизации и, если не мог найти подходящего провода, хватал то, что попадалось под руку, будь то пряжа или вешалка для одежды. Это означало, что качественный анализ вновь созданной машины был нелегким делом. Что, например, означала эта нейлоновая утка, обмотанная проводами и сидящая на старой вафельнице?

— На этот раз, кажется, пронесло, — рассуждал Гэллегер. — Похоже, я ни во что не вляпался, как обычно. Ну, где там пиво?!

Робот торчал перед зеркалом, зачарованно разглядывая собственное нутро.

— Пиво? А, вот оно. Я на минутку остановился, чтобы взглянуть на себя.

Гэллегер наградил робота крепким ругательством, но банку взял. Он продолжал разглядывать стоявшее под окном устройство, его лошадиное лицо с торчащими скулами кривила гримаса изумления. Интересно, что она умеет делать?..

Из большой камеры — бывшего помойного ведра — выходили тонкие трубки. Ведро было сейчас плотно закрыто и лишь зигзагообразный провод соединял его с небольшим генератором или чем-то в этом роде. «Нет, — подумал Гэллегер, — генераторы должны быть больше. Как жалко, что у меня нет технического образования. Как же все это расшифровать?»

В машине было еще много всего, например, серая металлическая шкатулка. Гэллегер попытался вычислить ее объем в кубометрах и получил сто, что, конечно, было ошибкой, поскольку каждая сторона шкатулки была не более десяти сантиметров.

Крышка шкатулки была закрыта. Гэллегер временно отложил эту проблему и занялся дальнейшим осмотром. Загадочных устройств оказалось довольно много, а под конец он заметил диск сантиметров в десять диаметром и с канавкой по ребру.

— И все-таки, что она делает? Эй, Нарцисс!

— Меня зовут не Нарцисс, — обиженно ответил робот.

— У меня голова болит от одного взгляда на тебя, а ты еще хочешь, чтобы я помнил твое имя, — рявкнул Гэллегер. — Кстати, у машин и не должно быть имен. Ну-ка, иди сюда.

— Слушаю…

— Что это такое?

— Машина, — ответил робот, — но ей далеко до моей красоты.

— Надеюсь, она полезнее тебя. Что она, по-твоему, делает?