Динамический хаос - Татьяна Зимина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где мы? — спросил Мирон, осушив вторую чашку. Сердце колотилось несколько быстрее, чем нужно, но это из-за кофеина, — решил он.
— В безопасности, — Амели встала, с удовольствием потянулась и посмотрела сверху вниз.
— Ссать охота?
Мирон понял, что мочевой пузырь вот-вот лопнет и тоже поднялся.
Вагончик биотуалета выделялся на общем фоне ослепительной нездешней белизной. Его бока были оклеены стикерами со значками санобработки, биозащиты и утилизации отходов.
Внутри оказался вполне современный санузел, душевая кабина с ионизатором вместо воды и зеркало с раковиной. В шкафчике обнаружилось множество одноразовых стерильных упаковок с зубными щётками и пастой, нижним бельём и предметами женской гигиены.
Ионизированный душ, конечно, не заменял водного, но всё равно Мирон почувствовал себя намного лучше. Вскрыв несколько упаковок, он почистил зубы, переодел бельё и носки. Осмотрел рану — по всей длине на неё была наложена цеплючка. Лапки многоножки прочно стягивали края разреза, не стесняя движений.
Намазав лицо депилирующим кремом, он с секунду раздумывал, не обработать ли и голову — волосы отросли, и лезли в глаза. Но всё же не решился.
Натягивая джинсы из сумки со значком армии спасения, немного поиронизировал над собой: всё ещё не всё равно, как он выглядит. В той же сумке нашлась клетчатая рубашка подходящего размера и кроссовки, завёрнутые в полиэтиленовую плёнку.
Отпечатаны на принтере, — сообразил Мирон, обуваясь. — Вместе со шнурками…
Когда он вышел, Амели разговаривала с той самой женщиной, что принесла кофе. Разговор шел по-французски — до Мирона долетел обрывок фразы.
Значит, мы всё ещё во Франции, — подумал он.
— Что это за место? — как только он приблизился, женщина, похожая на арабку, удалилась.
— Это — настоящий Париж, — сказала Амели, обводя рукой море палаток и тентов. — Здесь живут те, кого выселили из города, чтобы устроить там заповедник для избранных.
— Но… это было почти двадцать лет назад, — опешил Мирон.
— Здесь те, кому некуда больше идти, — сказала Амели. — После тридцатидневной войны население с двух миллионов сократилось до шестисот тысяч. Затем начали строить стену, а когда построили…
— Их что, просто выгнали?
— По-сути да, — кивнула девушка. — Полмиллиона человек выставили в чисто поле и велели устраиваться, как могут. Этот лагерь выстроен на деньги Технозон. Таким образом дед надеялся успокоить совесть. После его смерти общину поддерживает Хиномару-групп.
— Тоже успокаиваешь совесть?
Амели вскинула на Мирона полные ярости глаза.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — бросила она и направилась к вагончику биотуалета. — Ты обо всём мире ничего не знаешь, — добавила она, открывая дверь. — Просыпайся уже. Хватит жить с головой, засунутой в жопу.
Он остался один. Огляделся. Лагерь не выглядел временным. Всё здесь — развешанное на верёвках бельё, сытые собаки, застеленные разнокалиберной брусчаткой дорожки — говорило об основательности. О долговременности и незыблемости данного состояния.
Унюхав аромат жареного мяса, Мирон почувствовал, как забурчало в животе. И не просто забурчало: живот скрутило острой судорогой. Рот наполнился слюной.
Повинуясь древнему базовому инстинкту, он двинулся на запах.
Вокруг было довольно тихо: женщины — почти все в платках и длинных юбках — провожали его задумчивыми взглядами, дети смотрели с любопытством, мужчины, коротко оглядев, продолжали заниматься своими делами.
Запах шел от мангала, расположенного рядом с просторным тентом, под которым угадывался с десяток столиков.
Так вот как здесь поддерживается порядок, — подумал Мирон, увидев двух бородачей с автоматами за плечами. Те стояли у входа в импровизированное «кафе» и пристально смотрели на чужака.
Мирон собирался повернуться и уйти, когда один из бородачей улыбнулся и кивнул на ближайший столик.
Он подошел, сел. Почти сразу женщина, очень похожая на предыдущую, ту, что была с кофе, принесла блюдо с кусочками мяса, нанизанного на шампуры. От мяса шел такой аромат, что закружилась голова.
Тут же лежал нарезанный кольцами лук и круглая румяная лепёшка.
Мирон посмотрел на мужчин с автоматами — те стояли, повернувшись к нему спинами и о чём-то тихо переговаривались по-французски.
Тогда он начал есть. Первый кусок проглотил не жуя, как и второй. Потом уже хватило сил разжевать мясо, кинуть в рот пару колечек лука, откусить лепёшки…
— Так и знала, что найду тебя здесь, — к столику подошла Амели.
В первый миг Мирон её не узнал: девушка стянула волос в хвост, и эта причёска сделала её моложе лет на десять. Та же серая толстовка, повязанная вокруг талии, джинсы, сетчатая майка…
Слава богу, она надела лифчик, — подумал Мирон, бросая косой взгляд на бородачей.
Амели взяла лепёшку, посыпала её луком, сверху выложила несколько кусочков мяса, перегнула лепёшку пополам и откусила. Сок брызнул ей на подбородок, и девушка быстро слизнула его языком.
— Офигеть, как вкусно, — простонала она с набитым ртом.
— Интересно, что это за мясо? — спросил Мирон.
— Да какая разница? — пожав плечами, она облизала пальцы и потянулась за следующей лепёшкой.
И тут Мирон вспомнил…
— Подавился, да? — спросила Амели, хлопая его по спине. — Так ты жуй получше. Не жадничай.
— Где смокинг? — спросил он, прокашлявшись и отложив лепёшку. — Где чертов смокинг, в котором я сбежал с приёма?
Амели продолжала молча жевать.
— В нём кое-что было, — пересилив дрожь, сказал Мирон. — То, что я нашел в сейфе твоего деда. Ты не спрашивала, но я…
— Ты вот об этом? — достав из кармана толстовки томик стихов, она положила его на стол и подтолкнула к Мирону. — Это Басё, поэт хайку семнадцатого века. Дед его очень любил.
— Ты открывала книжку?
— Ненавижу стихи. Слишком много размазанных по пустому месту соплей.
Мирон откинул обложку и пролистал несколько страниц. С облегчением выдохнул: флэшка была на месте. Он ожидал, готовился увидеть пустое гнездо и услышать издевательский смех Амели, но на этот раз Судьба решила дать передышку.
— Думаешь, это и есть дневники твоего отца? — спросила она, заглянув в углубление.
— Не узнаем, если не найдём, как её прочитать.
— С этим я могу помочь, — задумчиво сказала девушка. — Но немного позже. Сейчас нам нужно серьёзно поговорить.
— О Призраках? — Мирон помнил, как Амели сказала, что именно они помогли совершить диверсию на правящую верхушку мира. И очень хотел знать, как такое вообще возможно.
После еды навалилась усталость. Но спать не хотелось: сказывался недавно выпитый кофе.
— О твоём брате, Платоне.
— О моём брате?
— Помнишь, я говорила, что он помог с Нирваной?
— Строить дата-центры он начал сразу, как только переселился в Плюс, — сказал Мирон. — Я знаю об этом от него самого.
— Да, но видишь ли… Некоторое время назад он пропал. Его нет нигде в Плюсе.
Глава 10
3.10
— Очень похоже на моего братца, — усмехнулся Мирон.
Подошла женщина и поставила перед ними еще один медный кувшин с кофе. Амели улыбнулась и прощебетала что-то по-французски.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, разливая кофе по узкогорлым стаканчикам с медной чеканкой.
— То, что это в его духе: заварить бучу, а затем самоустраниться. Чтобы дерьмо разгребали другие. Он ненавидит марать руки.
— Это ты в фигуральном смысле?
— В каком хочешь. Платон не способен довести дело до конца. Прекрасно это понимая, он заранее находит себе помощников — марионеток. И дёргает их за ниточки до тех пор, пока его не удовлетворит результат. Но знаешь что? — Мирон наклонился над столом и посмотрел Амели в лицо. — Результат его не удовлетворяет никогда. Ни разу. Он бесконечно находит изъяны, заставляет переделывать, и в конечном итоге, сваливает вину на исполнителей.
— Поэтому ты решил потеряться? — Амели допила кофе и налила себе ещё. Мирон свой пил не торопясь, маленькими глотками — боялся, что сердце, и так разогнавшееся сверх меры, выскочит из груди.
— Я похитил конструкт из Технозон, — медленно сказал он. — Ценой, между прочим, нескольких жизней и чёрт знает скольки поломанных судеб. Я перевёз его в Токио и помог выйти Платону в Плюс. Разобрался с хакерами, Призраками и Сонгоку. Но ему… — горло перехватило и Мирон замолчал.
Это просто слова, — подумал он. — Но того, что за ними стоит, вслух не расскажешь.
— Ему было всё мало, — продолжила за него Амели. — Платон хотел тут же начать строить новую реальность. У него были идеи, планы — которые кто-то должен был