Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стилистически начало и конец стихотворения выделены словами высокого стиля «храмина» (Мельпомены), «притин», а середина — словами сниженного стиля «измаялись», «пестряди кружки и мошки», «ничего». Редкое слово «притин» (из лексики Вяч. Иванова) может быть рассчитано на ассоциации со словами «притон» (по звуку), затем «вертеп» (по смыслу) и затем «театр» (по двусмысленности). Доля тропов невелика — чуть больше трети знаменательных слов (больше всего в III строфе); многие из них почти стерты («слаще» ст. 21, «летит» ст. 28; «мороз трещит» и «мигают плошки» мы даже не учитываем) или подчеркнуто традиционны («розу кутают» ст. 12). В слове «пенья» (ст. 21) совмещено прямое значение (оперное пение) и метафорическое (благозвучие). Смысловой центр стихотворения (ст. 23–24) выделен этимологикой «родной язык — родник», подчеркнутой катахрестическим нагромождением метафор («в языке лепечет родник арф»). Стилистические кульминации — оксимороны «горячий снег — горячие снега»: в начале стихотворения это, по-видимому, развитие фразеологизма «обжигающий мороз», в конце — гистеросис (перестановка причины и следствия), если снега становятся горячими только согретые ласточкой. По аналогии воспринимается как оксиморон и «от сугроба улица черна», хотя это может быть простой метафорой (= мрачна) и даже прямым значением слова (при свете из окон театра от сугробов падают тени). Из метонимий заметнее всего в ст. 18 гипаллага «храпит и дышит тьма» (= лошади во тьме). В черновых вариантах было необычное обращенное сравнение: не звезды как рыбы, а «словно звезды мелкие рыбешки» (впрочем, возможно и понимание «словно звезды [суть] мелкие рыбешки»).
Синтаксис представляет собой ровную последовательность 1- и 2-строчных предложений и фраз (в первой половине стихотворения дробных 1-строчий несколько больше). Кульминация — единственное сложно-подчиненное предложение — подчеркивает в ст. 21–24 идейно важные слова о родном языке.
Стихотворный размер — 5–4–6-стопный хорей (от «Шагов командора» Блока): в строфах I–II правильное чередование 5- и 4-стопных строчек, в строфе III (ст. 20) оно впервые нарушается, в строфе IV переходит в вольный 5–5–6–5–5–6–5–4-стопный стих (где выделены «блаженный притин» и «зеленые луга») — метрическая кульминация. Ритмика 5- и 4-стопного хорея традиционна. Рифмы не притязают на выразительность (три глагольных); единственная неточная рифма (ст. 21–23) отмечает те же слова о родном языке. Рифмующие слова в первой половине стихотворения сближены чаще по смысловому сходству, во второй половине — по контрасту[390].
В фонике гласных решительно преобладает ударное компактное a (в отличие от «В Петербурге…»), к концу стихотворения все сильнее: две последние строки сплошь ассонированы на a («звуковая точка»); в строфе I его подкрепляет ударное e, во II o, в III и/ы. В фонике согласных можно отметить, что звуковые повторы всюду учащаются от первого полустрофия ко второму (кроме последней строфы). Аллитерирующие словосочетания малозаметны: «мерцает — сцена», «хоры — храмины — хрустит — вороха» (и неназванное «похороны»), «мороз — розу», «кутают — кучера», «измаялись — зима», «овчина — певучая — вечно — звучала». В сочетании с «дымом» «овчина» может быть слабым намеком на звучание фразеологизма «дым отечества». Эта ассоциация подкрепляла бы тему сладости родного языка: «И дым отечества нам сладок и приятен». Параллелизм усиливает слабые созвучия «челядь — пестряди» и «арф — ария»; дальний хиазм — «голубка — луга, Эвридика — вернешься»; на рифмующей позиции — переклички наподобие «теневой рифмы» в ст. 1–2 (сцена — теней), 5–6 (кареты — трещит), 9–10 (разбирает — вороха), 25–26 (овчина — черна). В кульминационном слове «арф» (ст. 24) можно видеть анаграмму ключевого имени «Орфей»[391].
Параллели и подтексты
1–2. Чуть мерцает призрачная сцена, Хоры слабые теней: «Орфей и Эвридика» Глюка. На русском языке поставлена 15 апреля 1868 года, Мариинский театр. На советской сцене впервые поставлена 1 мая 1919 года, б. Мариинский т-р (дирижер Фительберг, постановка Мейерхольда и Фокина, худ. Головин)[392].
«Орфей» требует сцены, декораций, движения и действия, но всего этого в каком-то минимальном количестве. Погребальная, загробная, полусонная атмосфера застилает и туманит все движения, блаженная дремота теней распространяется на нежные звуки, и чувствуешь себя наполовину живым, наполовину мертвым, скорбно и благородно (Кузмин, «Театр неподвижного действия»); Второе действие, по сдержанной силе <…> и неизъяснимой «елисейской» сладости и гармоничности <…> принадлежит не только к лучшим страницам Глюка, но и вообще к едва ли превзойденным изображениям мрачного и блаженного царства теней. <…> три различных песни Орфея <…> завершающиеся одинаковыми, постепенно стихающими хорами (Кузмин, «„Орфей и Эвридика“ кавалера Глюка»)[393]; И в хоре светлых привидений (Пушкин, «Козлову»); — Эвридика! Эвридика! — Стонут отзвуки теней (Брюсов, «Орфей и Эвридика»).
3. Окна храмины своей: Здание первого придворного театра при царе Алексее Михайловиче называлось «комедийной храминой» (М. Н. Сперанский. История древней русской литературы. Московский период. 3‐е изд. М., 1921. С. 262).
8. И горячий снег хрустит: На грязь, горячую от топота коней, Ложится белая одежда брата-снега (Чурилин); Он хорошо знал и помнил чужие стихи, часто влюблялся в отдельные строчки, легко запоминая прочитанное ему. Например: На грязь, горячую от топота коней… <…> Чье это? (Ахматова, 184; авторство Тихона Чурилина установил Р. Д. Тименчик.)
9–10. Понемногу челядь разбирает Шуб медвежьих вороха: Еще усталые лакеи На шубах у подъезда спят («Евгений Онегин»)[394].
12. Розу кутают в меха: Но напрасно ты кутала в соболь Соловьиное горло свое. Дочь Италии! С русским морозом Трудно ладить полуденным розам (Некрасов, «О погоде»)[395]; Но бури севера не вредны русской розе (Пушкин, «Зима. Что делать мне…»); Когда под соболем, согрета и свежа, Она вам руку жмет, пылая и дрожа (Пушкин, «Осень»).
17. Кучера измаялись от крика: И кучера вокруг огней Бранят господ и бьют в ладони («Евгений Онегин»)[396].
19–20. Ничего, голубка Эвридика, Что у нас холодная зима: ср.: …они испугаются дерзости этого царственного хищника, похитившего у них голубку Эвридику для русских снегов (об Анненском, «О природе слова»). Голубь <Орфей> нежный,
