Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник) - Борис Подопригора

Как раз начиналась очередная перекличка, а документы всей команды находились в руках у полупьяного прапорщика… Гафар воспользовался неразберихой и оказался в самолете. Он хотел на войну, хотел совершить подвиг для своей страны.[242]

Правда, в тот раз дальше кабульского аэропорта Гафар не попал – там его вычислили, задержали и обратным рейсом отправили в Союз. Смешно, но его даже не привлекли к уголовной ответственности! С одной стороны, конечно, нарушение правил пересечения государственной границы, с другой – а что с малолетки возьмёшь? Тем более что малолетка – не шпион, а вполне себе патриотически настроенный паренек…

Да и не хотелось особистам особо раздувать эту дикую историю: в Советском Союзе, как известно, граница – на замке, мышь не прошмыгнёт, не то что этот узкоглазый малолетка…

Тузельского коменданта, разумеется, взгрели и отправили в Афган, куда он так и так собирался сам. Ему и строгий выговор объявили лишь за «создание предпосылок к нарушению пограничного режима», но потом взыскание быстро и по-тихому сняли…

Гафар, конечно же, про судьбу коменданта ничего не знал, потому что с ним особо морочиться не стали, даже до родного Самарканда не довезли, прямо в Ташкенте дали коленом под зад, и всё…

Из «Чёрного тюльпана» его, понятное дело, тоже выперли. Пришлось Гафару перебраться официантом в самсахану на Комсомольском озере… Там-то парень и увидел Бориса Глинского. Увидел и запомнил – очень уж этот старший лейтенант поразил его воображение. Старлей, выпив, так здорово на гитаре играл… А потом ещё и стихи вслух декламировал… Даже соседи по столикам вслушивались… Офицер спросил у Гафара, как зовут то и дело взбиравшегося на стол жирного чёрного кота, и долго смеялся, узнав, что его кличка – Слон. Старший лейтенант сказал, что кота надо теперь звать «Дивуаром». Кот Дивуар. Гафар не понял, в чём, собственно, юмор, но с готовностью смеялся вместе со всеми.

Это удивительно, но в какой-то степени сам старший лейтенант Глинский и помог Гафару сбежать в Афганистан во второй раз. Он попросил парня принести пирожки-самсу на дорожку в офицерскую общагу – вот Гафар и принёс. Его, в белом колпаке и переднике с пакетом пирожков в руках, даже не попросили на КПП предъявить документы… Да и кому в голову могло прийти? А история прежнего коменданта, как говорится, уже канула в Лету, да и знал о ней очень «узкий круг ограниченных лиц».

Самсу Гафар Борису отдал, а дальше действовал по старой схеме, но уже с поправкой на приобретённый опыт.

Солдатскую форму он украл, как и в первый раз, у одного из очередных «футболистов»: в Ташкенте, известное дело, футбол – круглогодичный вид спорта. Переодевание много времени не заняло, а потом Гафар пошёл по палаткам, якобы искать «зёму». Во второй палатке под подушкой самой ближней к выходу койки лежали документы…

…Через два часа очередная партия «интернационалистов» улетала в Кабул. Вместе с Гафаром Халиловым, у которого теперь были документы на русскую фамилию. Он надеялся, что вместе с документами украл новую Судьбу. Он не ошибся. Но Судьба только сама любит шутить и не терпит, когда одурачить пытаются её саму.

Кабульскую пересылку Гафар проскочил как по маслу. Он только успел сойти на землю, как буквально натолкнулся на нервного капитана-зампотеха, искавшего в новой партии водилу для своего автобата. Этот капитан ещё к предыдущему рейсу приезжал за водителями-сменщиками, но опоздал – шоферюг быстро разбирали. Капитан нервничал, потому что ему – хоть умри – нужно было этим же днем вылететь в родной гарнизон, в Шинданд, чтобы успеть подготовиться к завтрашней проверке из штаба армии. Этот зампотех даже на борт уже записался, а они, кстати, в Шинданд не каждый день летали. Капитан тоскливо вглядывался в лица вновь прибывших и безнадежно уже повторял:

– Кто водила? Водила есть? Шофер – кто?

– Я водила… – скромно представился ему Гафар, полагавший достаточно разумно, что, чем быстрее его «купят», тем больше шансов остаться в «действующей армии».

Зампотех чуть не подскочил от радости. Он быстро забрал у Гафара документы, убежал куда-то, стремительно вернулся очень довольным:

– Ну всё… Отметку шлёпнул… Слышь, ну тебя и сфоткали на «военник» – хрен узнаешь… А ты что, без вещмешка? А шинель где? Украли? Это ты зря, брат… В большой семье, знаешь, клювом не щёлкают. А то всё прощёлкать можешь. Ладно, на чём реально работаешь?

– На всём, – потупил взор Гафар, державший в руках лишь руль мопеда.

– Да? – удивился капитан. – Сразу и не скажешь. Ну ладно… Полезай в борт, вундеркинд. А у нас в Адраскане тихо, не прогадаешь. И мать твоя будет спокойна…

Про мать Гафар старался не вспоминать. Они вместе с отцом, братьями и сёстрами осталась там, в прежней жизни. В той, из которой он так хотел вырваться…

В плен его взяли на шестой день пребывания в Афганистане. А буквально на седьмой день в часть пришло грозное распоряжение из особого отдела армии о его задержании. Чуть-чуть это распоряжение запоздало. Кстати, в этом распоряжении Гафар был почему-то назван «лицом корейской национальности» – по матери, что ли, его так определили… Эта мелочь – «корейская национальность» – позже сыграет роковую роль в судьбе не одного только Гафара…

А в первые дни ему везло: ел досыта, сидел себе в автопарке и помогал дембелю Васе из Ростова-на-Дону готовить ГАЗ-66 к передаче. О том, как он будет этот автомобиль водить, Гафар старался не думать. Как-нибудь: «Аллах поможет», – любил приговаривать в сложных ситуациях вечно усталый отец.

…За руль Гафара так и не успели посадить, зато успели прилепить кличку – Чурек.

Ну а потом он выехал всё с тем же Васей в афганский корпус – надо было что-то отвезти бабраковцам, или «зелёным», как их ещё называли. Гафара послали с дембелем из-под Ростова, так сказать «на обкатку», для изучения маршрута. Весёлый Вася с энтузиазмом рассказал Чуреку, как пойдет дома в загс – непременно в дембельской форме с аксельбантами из выбеленных строп, с вшитой гитарной струной, в заранее выменянных хромовых офицерских сапогах… Гафар даже задрёмывать начал под эту болтовню.

Внезапно БТР, пыливший перед их грузовиком, окутался чёрным облаком. А ещё через мгновение раздался оглушительный взрыв. Сразу же пахнуло горячей гарью с едким запахом селитры. Гафар закашлялся, задыхаясь, и даже не услышал автоматной очереди по стеклу кабины…

…Очнулся он от того, что кто-то садистски давил ему на кадык стволом его же «калашникова». Рядом какие-то с виду четырнадцатилетние пацаны, лениво посмеиваясь, выворачивали карманы у шумно хлюпавшего кровью Васи. У дембеля из Ростова была оторвана челюсть, пуля попала ему в скулу. Мотор грузовика работал – видимо, очередь разнесла только ветровое стекло.

В голове Гафара даже мысли не мелькнуло о побеге или сопротивлении. Он мог думать только о том, что его сейчас убьют.

Давление автоматного ствола на его кадык чуть ослабло.

– Айе ту хазара асти?[243]

(На западе Афганистана просто не знали других «узкоглазых».)

– Озбэк астам[244]…– словно со стороны услышал Гафар свой собственный голос. – Аз шахрэ Самаркянд…

Только через несколько секунд он понял, что лежит на земле со спущенными штанами.

– Афарин![245] – даже как-то весело сказал старший из пацанов, улыбчивый, совсем не похожий на плакатного душмана. Он подмигнул Гафару и представился:

– Джумалиск’ам… Гушьку. Ба кафирэ камак ку[246].

Гафар хотел было переспросить, как помочь, но быстро всё понял. Другой афганец, ещё моложе Гафара, уже деловито тащил подёргивающегося Васю в колёсную колею.

– Зуд шу, бача![247]

Джумалиск стволом загнал Гафара за руль грузовика, сам сел рядом и снова подмигнул:

– Харакат к у, шоурави![248]

У Гафара потемнело в глазах, и он в первый и последний раз в своей жизни отпустил сцепление. Крика Васи из Ростова он не слышал и надеялся, что тот успел умереть ещё до того, как по нему проехал его же грузовик, так и не переданный сменщику…

Гафара погнали в банду однорукого Якдаста, где тут же пустили по рукам. Особо старался весёлый Джумалиск, ласково называвший Гафара своей «хазарейской невестой». Наверное, хазарейцы ему что-то сделали или задолжали…

Где-то через месяц его обрядили в когда-то белое ярмарочное одеяние, выдали непонятные бумажки и закинули в грузовик – «барбухайку». Там, в кузове, было уже много афганцев, человек сорок. Благообразный седой старик, не стесняясь, схватил Гафара за яйца и сказал, что оторвёт их, если он хоть слово по-русски пикнет на блокпосту…