Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, хватит! — выдохнул ошеломленный Жиль. — Это какая-то магия, колдовство!
— Ну, скажем, ясновидение. Это менее опасное слово, даже если в наш век просвещения колдунов не сжигают больше на кострах.
— Превосходно! В этом случае, поскольку вы обладаете даром читать мысли, вы должны знать также, зачем я здесь сегодня.
— Знаю. Ваши мысли еще не совсем ясны даже для вас. Вы явились сюда, раздираемый противоречиями: с одной стороны, вы желаете выразить мне свою признательность, а с другой — убить меня, потому что во мне вы видите препятствие вашему счастью.
Калиостро уселся в огромное кожаное кресло перед своим рабочим столом. Уперевшись локтями на стол, обняв голову руками, он устремил на Жиля такой пристальный взгляд, что тому вдруг стало не по себе. Чтобы уйти от этого наваждения, он прошелся по комнате, делая вид, что рассматривает предметы, выставленные в витринах.
— Вы говорите, что читаете души людей. Вы же знаете, как я люблю мадемуазель де Сен-Мелэн, вы знаете также, что я ей посвятил всю мою жизнь. За исключением служения королю, она составляет цель моей жизни. И, зная все это, вы хотите заставить меня поверить, что моя любовь может быть для нее фатальной?
— Я не хочу, чтобы вы в это верили, поскольку вы не поверите этому никогда. Но это так, — печально произнес волшебник. — Именно потому, что вы ее глубоко и страстно любите, верите в свою способность победить всех, преодолеть все препятствия и защитить свое счастье. Но вы всего лишь человек, вы в этом только что смогли сами убедиться. Через мое смиренное посредничество Создатель вам возвратил жизнь, силы, но не умиротворение. Поскольку ваша судьба толкает вас вперед, вы один из тех, кто может достичь славы. К несчастью, ваш путь пролегает через многочисленные препятствия, кровь, драмы. Привязывать женщину к такой судьбе неразумно.
— Что вы можете знать о моей судьбе? — вое кликнул Жиль с гневом. — И почему я должен быть тем офицером короля, который лишен своего очага, своей семьи? Во имя чего вы препятствуете Жюдит воссоединиться со мной?
— По праву, которое дано ей, — быть всегда защищаемой. Вы забыли о той драме, которая произошла с ней в молодости.
— Я убил одного из тех презренных, бросивших ее, живую, в могилу. Я убью и второго, как только его найду.
— Но вы не сможете убить воспоминание об этом. Любая женщина сошла бы от этого с ума.
Жюдит смогла выжить, но она слишком хрупка.
Ей нужно спокойствие, безопасность. А ей не удастся это обрести. Посмотрите, что с ней стало с тех пор, когда она с вами повидалась. Она должна скрываться от козней принца, врагом которого вы стали. Он знает о ней. Он знает также, что может причинить вам зло, навредив ей.
— Мне все это известно, и представьте себе, что я желаю, так же, как и вы, принести ей умиротворение, спокойное счастье в семейном кругу, свободу. Отдайте ее мне, и я уеду с ней. С тех самых пор, как я ее знаю, я мечтаю уехать с ней в Америку, где люди начали познавать свободную жизнь. Мы построим свой дом в Виргинии.
— Вы, человек короля, вы, защищающий его, вы. Кречет, вы уедете, чтобы вмешиваться в ссоры этих болтунов из Конгресса, вмешиваться в эти низкопробные интересы, которые начинают там развиваться? Вы променяете оружие на рукоятки плуга?
— А почему бы и нет? Я же был рожден среди крестьян. А что до этой птицы, Кречета, имя которого вы бросаете мне в лицо, знайте, что он родился там и может там жить спокойно. Там достаточно места, достаточно лесов, хватит всем пустующих земель, которых Конгресс никогда не сможет затронуть. Я ношу на себе орла Цинцинатуса. Как и его основатель, я смогу стать пахарем, если по возвращении вечером в свой дом я найду в нем улыбку Жюдит, руки Жюдит, любовь Жюдит. Когда же вы поймете, что я люблю ее?
— А она? Вы уверены, что она вас любит? Вы же ничего не знаете о ее чувствах. А может, она вас совсем не любит?
— Да, да, она любит меня!
Одна из черных бархатных портьер приподнялась, оттуда вырвалась девушка и с криком устремилась к Жилю из темноты.
— Да, да, я люблю тебя! Не слушай его. Он не может этого знать. Он меня запер, но я видела, как ты подъезжал. Ты здесь! Ты живой! Ты вылечился! И тебя пытались уверить, что я тебя не люблю. Да я дышу только для тебя!
Она обвила его руками, прижала к себе, она дрожала от возбуждения. Он нежно взял в свои руки ее залитое слезами лицо, поцеловал в дрожащие губы.
— Нежная моя, любовь моя, не плачь, не дрожи так. Все кончилось, мы сейчас уедем.
— Он не хочет! Он этого никогда не захочет. Я никогда не смогу быть твоей, впрочем, я никогда не смогу принадлежать никакому другому мужчине. Он говорит, что я должна оставаться девственной, чтобы духи всегда пребывали во мне.
Жиль холодно смерил взглядом врача.
— Объясните мне эту новую загадку. Так, стало быть, вы присваиваете себе ее право на любовь, на счастье, на принесение в дар самой себе?
По какому праву? Вы что. Господь Бог? Не влюблены ли вы в нее? Так ведь? Вы не хотите, чтобы она стала моей, потому что вы хотите сохранить ее для себя?
— Глупец!
Калиостро медленно взял со стола зажженный канделябр, поднес его к алькову, в глубине его Жиль заметил покрытый черным сукном стол, на котором лежали знакомые ему по особняку Оссолинского серебряные предметы. На этот раз вращающееся зеркало было заменено просто хрустальным графином, наполненным водой.
— Жюдит, — позвал Калиостро, не повышая голоса. — Идите сюда.
Девушка вздрогнула в объятиях Жиля. Шевалье воскликнул:
— Оставьте ее в покое! Я запрещаю ей идти к вам!
— Я не хочу причинить ей никакого зла. Я только хочу, чтобы вы поняли!
Как будто какая-то непреодолимая сила подавила его волю, руки Жиля повисли, освобождая Жюдит. Она обратилась взглядом к зовущим ее сверкающим
