Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Молодец! — похвалил Тириан девочку; теперь он знал, что делать.

Встали и двинулись дальше; Тириан — впереди. Тихо-тихо, не дыша, прокрались до последней купы деревьев, шагах в сорока от хлева.

— Ждите здесь, — шепнул король. — Если у меня сорвется, бегите.

И вот, уже не скрываясь, он двинулся прямо к сторожу. Тот не вдруг заметил Тириана, а когда заметил — дернулся, хотел вскочить на ноги: испугался, приняв Тириана за свое калорменское начальство, которое устроит ему выволочку — не сиди, не дремли на посту. Однако встать не успел. Тириан пал на одно колено перед ним, говоря:

— Зрят ли очи мои воина тисрока, да живет он вечно? Возликовало сердце мое, встретив тебя среди сих зверей и диаволов нарнианских. Дай мне твою руку, соратник.

И не успел калорменец опомниться, правая рука его попала будто в тиски. Рывок — сторож пал на колени, а горла его коснулось острие кинжала.

— Только пискни, и ты — мертвец, — шепнул Тириан ему на ухо. — Скажешь, где единорог, дарую жизнь.

— По-позади хи-хижины, о по-повелитель, — бедный страж с испугу стал заикаться.

— Прекрасно. Вставай и веди меня.

Калорменец поднялся, ледяное острие кинжала по-прежнему щекотало ему горло, только сместилось чуть ближе к уху, поскольку Тириан теперь шел сзади. Трепеща от страха, калорменец обошел хлев.

Даже в ночной темноте нетрудно было разглядеть белый бок Брильянта.

— Тихо! — шепнул король. — Ни слова, ни звука, дружище Брильянт. Это — я. Вы связаны?

— Да, стреножен и привязан к кольцу в стене, — послышался голос единорога.

— Ну-ка, страж, стань спиной к стене. Вот так. А вы, Брильянт, упритесь-ка рогом ему в грудь.

— С удовольствием, ваше величество, — сказал Брильянт.

— Шевельнется — бодайте, — и Тириан в два счета перерезал путы, а обрывками веревок повязал сторожа по рукам и ногам. После чего заставил его раскрыть рот пошире, забил травой да к тому же подвязал подбородок так, чтобы человек даже мычать не мог, и наконец усадил наземь, прислонив к стене.

— Я несколько грубо обошелся с тобой, копьеносец, — молвил Тириан. — Что поделаешь — необходимость! При нашей следующей встрече, полагаю, тебе это зачтется. А теперь, Брильянт, пошли потихоньку.

Левой рукой он обнял единорога за шею и поцеловал в нос; друзья были безмерно счастливы. Стараясь не шуметь, они двинулись назад, к деревьям, под которыми густела такая тьма, что сослепу они едва не натолкнулись на Юстейса.

— Все хорошо, — шепнул Тириан. — Очень даже удачная ночная вылазка. Теперь — домой.

Они уже прошли несколько шагов вниз по склону, когда Юстейс тихонько окликнул:

— Эй, ты где, Поул? — Ответа не последовало. — Разве Джил не с вами, ваше величество?

— Что? — Тириан остановился. — А разве она не с тобой?

Положение — хуже некуда. Кричать в голос нельзя, кликать можно только громким шепотом. И сколько ни кликали, ответа не дождались.

— Ушла, пока меня не было? — спросил Тириан.

— Я не видел и не слышал, — признался Юстейс. — Вы же знаете, она — тише кошки.

В этот момент вдалеке послышался рокот барабанов. Брильянт навострил уши.

— Гномы, — сказал он.

— Гномы всегда себе на уме — то ли враги, то ли друзья, — проворчал Тириан.

— А еще копыта, где-то совсем близко, — сказал Брильянт.

Два человека и единорог замерли. Столько всего произошло разом, что они растерялись. А копыта цокали все ближе. И вдруг из мрака послышалось:

— Эй! Вы тут?

Слава богу, то был голосок Джил.

— Куда тебя черти носили? — прошипел Бяка; он по-настоящему за нее испугался.

— В хлев носили, — проговорила Джил каким-то придушенным голосом; на самом деле ее душил смех.

— Ага, — чуть ли не прорычал Юстейс, — ты думаешь, очень смешно, да? А я тебе вот что скажу…

— Вы нашли единорога, государь? — Джил отвернулась от Бяки.

— Да. Он здесь. А это что за зверь с тобой?

— А это он самый и есть, — отвечала Джил. — Но пойдемте отсюда, пока никто еще не проснулся, — и она снова прыснула в кулак.

Спорить не стали, они и так уже слишком задержались в этом опасном месте, а барабаны гномов рокотали все ближе. Несколько минут молча спускались по южному склону Хлевхольма, как вдруг Юстейс сообразил:

— Он самый — это кто? — спросил он.

— Лже-Эслан, — ответила Джил.

— Кто? — вскричал Тириан. — Где ты была, дева? Что ты натворила?

— Да ничего особенного, ваше величество, — хихикнула Джил. — Я видела, как вы убрали часового, ну и подумала, что стоит, наверное, заглянуть в хлев, — что там внутри? Вот я и поползла. Засов отодвинуть — пара пустяков. А внутри тьма тьмущая, но пахнет, как в хлеву. Тогда я зажгла спичку, и… — вы ни за что не поверите! — там никого не оказалось, кроме старого ишака в львиной шкуре. Ну, я пригрозила ему ножом и говорю: пойдешь со мной. На самом деле можно было и не грозить. Он сыт по горло этим сараем и с радостью из него удрал — ведь правда, милый мой Глуп?

— Черт побери! — Юстейс хлопнул себя по лбу. — А я, как последний дурак, разозлился на тебя! Я-то думал, ты просто сбежала. А ты… нет, я должен признать… то, что ты сделала, это здорово! Если бы она была мальчишкой, ваше величество, ее можно было бы посвятить в рыцари, правда?

— Не будь она девочка, — ответствовал Тириан, — ее следовало бы выпороть розгами за нарушение дисциплины, — в темноте невозможно было разглядеть, сказано то было серьезно или с улыбкой. Но вслед за словами звякнула сталь.

— Что вы делаете, государь? — голос единорога резко прозвучал в тишине. Тириан ответил, и его голос был страшен:

— Собираюсь отсечь голову проклятому ишаку! Отойди-ка в сторонку, дева.

— Ой, не надо, не делайте этого, государь, — взмолилась Джил. — Нет, правда, не надо. Он не виноват. Это все обезьяна, Глум, Обезьяныч. А Глуп, он ничего не знал. Он просит прощения. Он хороший ишак. Хотя и зовут его Глуп. И я, между прочим, обнимаю его за шею.

— Джил, — сказал Тириан, — ты храбрее и мудрее любого из моих подданных, но ты же самая своевольная и дерзкая. Будь по-твоему, я дарую ишаку жизнь. Что ты можешь сказать, осел?

— Я? — послышался голос ишака. — Простите… извините… я, наверное, что-то не так… Потому что Обезьяныч сказал, что Эслан желает, чтоб я надел эту шкуру. Я и подумал, что Глуму виднее. Потому что он умный. Потому что я-то не такой умный. Вот я и сделал, как мне было сказано. Только мне в хлеву тоже было невесело. Потому что я ничего не знал, что там делается снаружи. Потому что мне не разрешали выходить, разве только на минутку ночью. И по несколько дней не приносили воды.