Сражения Космического Десанта - Стив Паркер

Его глаза были закрыты, бледная кожа лица расслаблена. Звуки в Этте — стуки, крики, лязг машин — были приглушенными. В углу комнаты светился огонь, не более чем тлеющие угольки. Смертному пришлось бы напрячься, чтобы увидеть во мраке, а холод стал бы для него смертельным. Доведенные до крайности условия комнаты свидетельствовали о величии Адептус Астартес, даже если суть не была таковой.

Оставшись наедине со своими мыслями, Грейлок позволил разуму блуждать по вероятностям, как парящему кольцевому ястребу в открытом небе. Он чувствовал огромную волну ненависти, наступающую на его цитадель, давящую на камни, вгрызающуюся в его корни, твердо настроенную ворваться внутрь и уничтожить жизнь в ней. Более слабый воин мог быть устрашен этим. Даже великий лидер мог испытать дрожь разочарования, обжигающее чувство несправедливости того, что при его командовании был нанесен столь беспощадный удар.

Грейлок не чувствовал ничего подобного. Его дух был уравновешен, а внутренний волк невозмутим. Для такого как он, было странно находиться в подобном состоянии накануне битвы, и об этой особенности он никогда не расскажет. Он знал, что были времена, когда его боевые братья чувствовали, что он потерял что-то важное, что он стал слишком похож на смертного, и у него не было намерения подпитывать эти слухи и дальше.

Он понимал, почему они так думали. Грейлок был таким же генетическим сыном Русса, как и они, но он обладал такой властью, которой им часто не хватало со всем их хвастовством и внешней уверенностью.

Уверенность.

Которая ни разу не поколебалась, с тех пор как были вживлены первые имплантаты, с тех пор как он научился пользоваться новым, могучим телом, данным ему Хеликс, с тех пор как по очереди стал Охотником, затем Гвардейцем, затем Лордом. На каждом этапе он знал, какой была его судьба.

В другой душе она могла вырасти в высокомерие. Однако Грейлок никогда не гордился этим и даже не испытывал удовлетворение. Это был просто путь вселенной, такой же священный, как баланс между охотником и жертвой, между причиной и следствием.

На каждом этапе я выбирал путь, который должен был. В тот момент каждый знак вирда был истинным. Руны направляют, и они никогда не лгут.

Возле двери коротко мигнул красный свет. Веки Грейлока дрогнув, открылись. Его зрачки расширились, как на охоте. Они быстро уменьшились, вернувшись в свое обычное состояние.

— Входи, — сказал он тихо.

Железные двери его комнаты открылись, и сутулая фигура вошла внутрь. Как всегда, Вирмблейд был в доспехе. Когда он двигался, броня искусственно гудела, нарушая тишину комнаты. Двери снова закрылись, запечатав их обоих внутри.

Грейлок не поднялся. Сидя он выглядел меньше. Более остальных боевых братьев он мог контролировать свою ауру устрашения. Такой воин, как Россек всегда будет внушать страх; Грейлок запугивал только тогда, когда сам решал.

— Извини, лорд, — сказал Вирмблейд, глядя на тлеющие угольки, топор и обычную мантию, одетую ярлом. — Я не мог прийти в другое время.

Грейлок небрежно махнул рукой.

— Ты можешь приходить и уходить когда пожелаешь, — сказал он. — Или волчьи жрецы отказались от этого права?

— Пока нет, — признался Вирмблейд. — И вряд ли откажутся.

Он не сел. Его бронированный вес сломал бы табурет, а других кресел не было.

— Ты долго пробыл в уединении, — сказал он, прислонившись к каменной стене.

— О многом нужно было подумать, — ответил Грейлок. — Многое спланировать.

— Ты доволен тем, что было сделано?

Грейлок фыркнул.

— Я был бы доволен, если бы имел еще три Роты и боевой флот. Но если у нас этого нет, тогда да. Я доволен. Разрушение туннелей дало нам драгоценные дни. Они скоро пробьются, и мы будем готовы. Бьорн с нами, так что они получат битву.

Вирмблейд критично посмотрел на ярла. — Мы можем победить?

Грейлок пожал плечами. — Какая польза от этой мысли, Тар? Мы сделаем то, для чего обучены. Все остальное в руках Всеотца.

— Ты знаешь, почему я спрашиваю. Есть вещи… секреты внутри Этта. Здесь есть знание, которое никогда не должно исчезнуть. Железный Шлем знает о нем, и горстка других, но больше никто. Если мы потерпим поражение, тогда…

Вирмблейд позволил фразе повиснуть в воздухе.

— Ты говоришь так, будто единственный, кто думал об этом, — сказал Грейлок. — Я тоже помню. Но что ты предлагаешь? Чтобы мы уничтожили Укрощение? Железный Шлем должен дать на это санкцию.

— Если ты мог заметить, его здесь нет.

— Значит, этого ты хочешь?

Вирмблейд выглядел огорченным.

— Ты знаешь, что нет. Моя жизнь была посвящена этому. Твоя тоже, с тех пор как ты посвящен в секрет. Но у нас должен быть план. Эта битва уже сделала сложным сохранить необходимую секретность, и ситуация будет только ухудшаться. Если время придет, я должен знать, что обладаю твоими полномочиями, чтобы действовать.

Грейлок встретился с взглядом Вирмблейда. Эти двое были такими физически разными — один холодный, бледный и энергичный, другой — потрепанный, смуглый и циничный — и, тем не менее, присутствовала схожесть, взаимопонимание.

Несколько мгновений они молчали.

— У тебя они есть, — наконец, сказал Грейлок. — Но не пользуйся ими до самого последнего момента, и только в случае, если Этт будет окончательно потерян. До того момента оберегай то, что должен. Можно пожертвовать жизнями, потерять реликвии. Но я не хочу видеть конец этой работы, пока все остальное не погибло.

Пока он говорил, его бледные руки сжались в кулаки.

— Это наше будущее, Тар, — сказал он. — Это наш шанс вырасти. Если мы утратим его сейчас, он никогда больше вернется.

Вирмблейд кивнул.

— Значит, ты чувствуешь то же, что и я, — сказал он. — Я рад, и твой приказ будет исполнен. Но у меня есть еще одна просьба: держи Штурмъярта подальше от Вальгарда. Он получил приказ вмешаться, и не поймет необходимости в дальнейшей секретности.

— Штурмъярт уже занят. Он будет рядом с Бьорном и мною у Печати Борека. Ты получишь под командование Тучегона в Клыктане. Так что не беспокойся — необходимость в разделении наших сил освобождает тебя от твоего критикана.

Старый волчий жрец улыбнулся.

— Ты стал бы грозным Великим Волком, Вэр, — сказал он, и его кривая улыбка стала задумчивой.

— Стал бы? — повторил Грейлок. — У тебя так мало веры в наши шансы?

Вирмблейд пожал плечами и опустил глаза.

— Все в руках Всеотца, — повторил он, хотя в этот раз слова звучали пусто.

Прошло два дня, и Клыктан был, наконец, подготовлен. Все собравшиеся там знали, что туннели неминуемо будут пробиты. Их разрушение дало Этту крайне необходимую передышку от штурма, и с момента потери ворот прошли полные десять дней. Теперь борьба начнется снова. Будут дальнейшие отступления, отходы с боем, призванные нанести максимальные потери за минимум территории. Но теперь оставляемое пространство имело свой предел. Этт был огромен, но даже его сеть туннелей, в конце концов, закончится.

Красная Шкура преклонил колени на каменных ступенях, ведущих в Клыктан. Он тщательно лакировал свои красно-коричневые волосы, собираясь надеть лежащий рядом шлем. Как обычно его доспех был покрыт слоями крови, а в нижнюю часть шлема был вставлен ряд зубов. Многие из них были выбиты, но оставалось достаточно, чтобы отличить его. Нагрудник был новым, заменившим расколотый болтерными снарядами десантников-рубрикаторов. Несмотря на несколько дней привыкания, он доставлял неудобство в местах соединения с черным панцирем, и входящие разъемы все еще раздражали.

Работа была сделана, он поднял голову. Вокруг братья по стае приводили себя в порядок, все четырнадцать. Боевое отделение было отражением других стай Кровавых Когтей, наскоро собранных из тех, кто пережил штурм ворот. Как обычно потери Когтей в ходе боев были высокими, свидетельствуя об их прямолинейном пути войны.

Сломанный зуб был убит при отступлении, его спину пробил луч лазпушки в тот момент, когда он вбегал под прикрытие ворот. Ужасный способ перерезать нить.

И еще погиб Бракк. Тот, кто тренировал их так долго, кто вбил в них столько боевого чутья, сколько было возможно, и кто вел их с таким выдержанным, контролируемым искусством. Волчий Гвардеец говорил немного, и почти ничего в гуще битвы, но теперь он был мертв и Этт каким-то образом казался затихшим и опустевшим местом.

Заменивший его сердитый гигант Россек изменил характер стаи больше, чем прибывшие из других отделений. В то время как Бракк был грубым и прямым, Россек выглядел так, словно балансировал на грани приступа безумия и едва выжил. Он тоже говорил очень мало, но Красная Шкура считал, что причины были иными. Бракк всегда обладал самоуверенной поступью хищника — сдержанного, подтянутого, рационального. Громадный в своем терминаторском доспехе Россек, напротив, выглядел обеспокоенным и мрачным. Что-то терзало его возбужденный, воинственный дух, который когда-то делал его фаворитом на должность вожака Двенадцатой. В его апатичной наружности исчезло многое из старого подшучивания, которое когда-то вдохновляло Когтей, сменившись мрачным чувством ожидания.