Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Возвращаюсь к озеру, где рыбачат остальные участники нашей вылазки. Бог охоты совсем уже насмехается надо мной: в кармане обнаруживается еще один патрон!

Пристрелка последним патроном по поверхности озера показывает, что все мои пули летели, слава Богу, высоко над головами так коварно обстрелянных мной гусей…

В следующей охотничьей эпопее я уже выступал в качестве зрителя, смирившись со своей судьбой неудачника. Мы поехали на ГТС-ке на птичий базар за яйцами. Отягощенные добычей, мы уже возвращались, когда на небольшом озере Лева заметил стаю уток и пальнул в нее из обоих стволов. Утки взлетели, но в центре озера остался на воде подранок – красивый селезень. Лева уже давно мечтал сделать чучело утки, а при виде ослепительного красавца-селезня у него просто потекли слюнки. Он взмолился. Я сидел за рычагами гусеничного вездехода и не смог ему отказать в такой малости. ГТС-ка въехала в озеро и вскоре поплыла, молотя гусеницами по воде. Наша машина, в принципе, в воде должна двигаться при помощи гребного винта, но почему-то он был снят или отключен. Выгребание гусеницами по воде дает очень медленное движение, но до селезня было всего-то метров 20, взлететь он не мог, и его поимка представлялась простым делом…

С грохотом и лязгом наш ковчег приближался к беззащитной птице. Лева перешел на нос амфибии, чтобы схватить селезня, который медленно отступал от грохочущего чудовища к близкому берегу. Лева уже протянул руку, чтобы схватить красавчика, как вдруг он исчез. Не уплыл, не взлетел, а просто исчез. Мы остолбенели озадаченные: что бы это могло значить? Долго мы вертели головами, пока обнаружили селезня, плавающего в исходной точке позади нашей самодвижущейся посудины. Он просто нырнул под ГТСку, и вынырнул далеко сзади. Долго разворачиваюсь и начинаю опять "грохотать" к шутнику. Вот-вот Лева, стоящий на носу, схватит селезня… Он уходит от нас так же элегантно: под водой, всплывая далеко сзади. Мы озверели, я опять начал разворачивать грохочущее плавсредство…

Обезьяна и капитан попадают на необитаемый островок с единственной кокосовой пальмой. В ее плодах, расположенных очень высоко, есть жизненно необходимые влага и пища для потерпевших крушение. Капитан трясет пальму, но она даже не шелохнется.

– Ну, подожди, давай подумаем, что можно сделать, – предлагает обезьяна.

– Нечего думать! Трясти надо! – возражает капитан, принимаясь за старое…

Мы тоже "трясем", не думая: лязгаем неповоротливой ревущей посудиной за быстрой уткой. На ГТС стоит мощный двигатель от роскошного автомобиля ЗИМ. Двигатель прожорливый сам по себе. Особенно хорошо он кушает бензин на высоких оборотах, которые требуются при азартной ловле в озере водоплавающих птиц. Взгляд на указатель топлива меня отрезвляет: нам может не хватить бензина, чтобы вернуться на базу. Я сбрасываю газ, посудина замирает посреди озера. И тут, оглушенный наступившей тишиной, селезень делает стратегическую ошибку: он выходит на берег. Нам туда надо тоже. Машиной отсекаю ему путь к воде, а Лева с десантом быстро ловит водоплавающего подранка на суше…

Скорбный путь селезня к высокому статусу чучела был такой же драматический. Несмотря на поврежденное крыло, птица была жива. Лева долго совещается с доктором, затем применяют какой-то "гуманный" способ умерщвления. Дальнейшие операции по удалению внутренностей, набивке, бинтованию и сушке селезня надолго наполняют наш балок несказанными ароматами… Их можно вынести только в качестве расплаты за загубленную жизнь.

Наконец наступает долгожданный день "Ч": с птицы снимаются бинты, перья укладываются и причесываются. Чучело теперь почти похоже на селезня. Вот только подводит посадка головы на шее: она свойственна скорее согбенному инвалиду, чем гордому красавцу – селезню, покорителю и любимцу уток. Лева начинает изгибать проволоку, вставленную в шею селезня. Осанка головы меняется, но теперь она уже напоминает горестный вопросительный знак, тоже далекий от искомого идеала…

При очередном приближении к этому идеалу раздается слабый треск. Теперь вместо горделивой шеи голова соединяется с туловищем только тонкой проволокой. Лева ошалело разглядывает плоды своих долгих усилий, затем выходит из домика. Взяв бывшего селезня за голову, раскручивает его и швыряет в ближайшую кучу мусора.

Нет повести печальнее на свете…

Есть моменты в жизни артиста,

когда он устремляется как стрела,

пущенная из лука…

Рядом с нашим офицерским домиком (балком) строители воздвигают нечто несуразное под названием ПУИ – Пункт Установки Изделия. Это узкая деревянная башня высотой с трехэтажный дом. Грани сооружения состоят из толстенных бревен. Почему такая ответственная башня не выполнена из металла, – я не знаю. Возможно, на этот раз именно металл требовалось исключить из ближайшего окружения Ее Величества Бомбы. Именно сюда направлены все глаза, уши и чувствительные датчики приборов по всему полигону. Я подробно рассказываю об этом сооружении, потому что через несколько месяцев я увижу его в "разобранном" виде – после проведения ядерных испытаний…

Работы не стает меньше, но она меняет свой профиль. Все сооружения собраны, сварены, испытаны, установлены на нужных точках огромного полигона, насыщены аккумуляторами и оборудованием. Теперь нам нужно подключить большое количество внутренних и наружных кабелей, после чего все разрозненные сооружения и приборы начнут работать как единая управляемая система. Самая медленная и противная работа – распайка контрольных многожильных кабелей в круглых разъемах РШ. Руки-ноги хочется оторвать человеку, сконструировавшему эти неудобные и трудоемкие изделия. Контакты в разъеме ("папе" и "маме") размещены так плотно и неудобно, что плохо пропаянный контакт или замыкание в центре плотного пучка проводов обнаруживается часто только после нескольких "шевелений" готового разъема. Такой дефект требует полной переделки всей выполненной работы, – иначе к дефектному месту просто не подобраться. У распайщиков, которым все говорят только одно слово: "Быстрее!", должны быть, кроме золотых рук, стальные нервы и ангельский характер…

Самая простая, хотя и тоже трудоемкая, работа – установка СД – самописцев давления. Самописец с аккумулятором размещался в большом стальном цилиндре (горшке), утыканном отверстиями. А уж сам горшок намертво крепится к большому двутавру, целых 2 метра которого забиваются в скалу или плотную вечную мерзлоту. Сотни СД установлены по всему полигону по радиальным направлениям от центра