Имя мне — Легион - Роджер Желязны

— Лучше уж Виндичи, — послышался странный смешок.

Толстяк сделал три неуверенных шага в темноте по направлению к тому месту, где стоял Рамсэй.

Что сулит твой взор из чащи…

Занес правую руку для удара.

Кто бессмертный изваял эту поступь и оскал…

Предпоследним звуком, который он услышал, был металлический звон за спиной. Кто-то вцепился ему в волосы, чье-то колено врезалось в позвоночник.

Он почувствовал, будто что-то вроде осколка льда коснулось его горла, и сам он почему-то стал весь мокрый.

Последним звуком, который он услышал, было либо бульканье, либо тихий смех, либо и то и другое.

Комсток вскочил на ноги с побелевшим лицом.

— Сбежал?

— Да, сэр, — выдавил лейтенант.

— Кто ответственный?

— Сержант Эльтон, — лейтенант закусил нижнюю губу.

— Немедленно расстрелять.

— Он уже мертв, сэр. Виндичи перерезал ему горло и забрал пистолет. Он убил пятерых охранников. В помещении открыто окно, одна униформа исчезла.

— Найти его. Привести сюда, если сможете. Если не сможете, принести то, что останется.

— Да, сэр. Мы уже ищем.

— Убирайся вон! Подключайся к поискам!

— Да, сэр.

Некоторое время он боролся с собой. Потом сел и поднял трубку.

— Сэр?

— Удвойте охрану Ричарда. Этот человек опять на свободе.

Он бросил трубку, не дождавшись ответа.

— Он был прав, — сообщил Комсток пустому экрану. — Все-таки он был прав.

Мир Стата — хмельная летучая мышь,Что мечется взад и вперед…

— Он не справился с заданием, — сказал Гаррисон, обращаясь к блестящему коричневому ящику.

— Он еще жив? — спросил он.

— Да, но…

— Значит, еще рано говорить, что не справился, — ответил он.

— Но он скоро умрет…

Раздался звук, словно на стальной гитаре лопнула струна.

Тогда Гаррисон понял, что разговаривает сам с собой.

Он закрыл ящик, рот и разум и встал, чтобы подключиться к охоте на тигра.

— Отец?

— Кто это?

— Касси, но…

— Я не знаю никого по имени Касси. И у меня нет детей.

— Ты Виндичи. Но ты также капитан Рамсэй. Я твоя дочь.

— Я позаимствовал личность Рамсэя случайно. Ты его дочь, не моя.

— Пусть так, иди своим путем. Но посмотри наверх.

— Я под землей. Здесь ничего не видно.

— В небе девять звездолетов, готовых нанести удар по Федерации… Может, в том, чтобы разбить ее, есть свой резон.

— Какой резон?

— Она уже исполнила свою роль. Доставила человечество к звездам. Теперь это всего лишь гигантская губка, сосущая кровь из миров, которые жаждут независимости. Надави на нее, и она сожмется, истекая этой кровью…

— Это не мое дело.

— Когда-то это было делом моего отца. Очень давно.

— И Ричард убил его! Ты предлагаешь дать планам Ричарда осуществиться?

— Только ты знаешь, где находится Стат…

— Это верно.

— Ты помнишь Глорию?

Молчание.

— Люди впереди! Огни!

Бешеный бег, больше ни слова.

Ненавижу, активный глагол.

Ярость, внутренность топки.

Молчание…

Боль…

Он пробудился.

Долго не открывал глаза. Подумал о своих руках и ногах — они были на месте. Он попытался вспомнить, кто он такой, но не смог.

Потом его начало трясти.

Затем пришла боль.

Вспомнил, как бежал, бежал в подземных туннелях. Он разжигал костер памяти. Вспомнил, как пробирался в подземелье под дворцом. Добрался до огромного вентилятора. Кто-то говорил с ним из ниоткуда.

Костер тлел.

Кто-то, возможно Рамсэй, хотел, чтобы он помог раздавить Стат. Он вспомнил, что убил множество людей. Вспомнил, как его прижали к стене, отняли пистолет. Вспомнил, как начали бить.

Он стоял на четвереньках, рычал. Они пинали его. Он вспомнил, как ухватил за лодыжку человека, нагнувшегося над ним. Вспомнил, как сомкнул зубы, последовавший за этим вопль. Затем был вкус крови во рту, и череп раскололся на части, и перед глазами замаячило зеркало, в котором не было отражения…

Он облизал губы и содрогнулся от вкуса крови. С усилием открыл распухшие веки.

— Целых девятнадцать лет ты был неподражаем, — сказал голос внутри него. — На всей этой звездной скотобойне не было другого такого Виндичи, кто лучше тебя взламывал бы замки, убивал людей и останавливал то, что должно было случиться… но сейчас ты не справился с единственной работой, которая что-то по-настоящему значила для человека, которым ты когда-то был…

Его воспоминания мелькали, словно кинопленка, заполнившая половину его рассудка.

— Ты — голый, бесполезный человечек, жалкий извивающийся червяк, ветка голой ивы, никчемный актеришка, напускающий на себя важный вид… только дела имеют цену, а ты на них неспособен! Ты боишься взглянуть в зеркало, чтобы увидеть собственную трусость…

Он зарычал, откинув голову и стиснув разбитые зубы. Боль во всем теле была неправдоподобно сильной. Крик наткнулся на сломанные ребра и оборвался на высокой ноте. Он зарыдал внутри своей клетки.

Он был привязан за лодыжки и запястья к огромной дыбе. Здесь, внизу, была тень, но горячий солнечный свет пробивался через веки.

Он медленно открыл глаза, огляделся.

Он был один, на дне ямы, со своей дыбой. Мерзкое deja vu возникло перед глазами и, словно гроб, поплыло в кровавом озере.

Стены были каменные, не меньше двадцати футов высотой. В них не было ни щелей, ни отверстий. Пол темницы занимал площадь не больше десяти футов. Дыба висела под углом в девяносто градусов. Зев ямы был раскрыт.

Даже если бы удалось сломать металлические путы, выкарабкаться из ямы было невозможно: слишком высокие, слишком гладкие стены.

Солнце висело в бледно-зеленом небе, словно зеленая клякса, прямо посередине. Вид неба не был замутнен ни единым облачком.

Он проклял солнце, проклял день. Он проклял богов, осыпающих его нечистотами.

Солнце передвинулось в самую середину квадратного отверстия ямы и продолжило свое амебоподобное движение влево. Наконец оно поцеловалось с краем ямы. Ему казалось, что оно сейчас развалится и сползет вниз по стене, облив его зеленым огнем. Вместо этого край ямы принялся отрезать от солнца кусок за куском, пока оно не исчезло. Квадрат неба превратился в пустой аквариум.