Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

Арнау схватил солдата за ногу и уткнулся носом в колено. Однако краем глаза все же смотрел, как эта странная женщина с лиловыми синяками под глазами протягивает к нему костлявую руку.

– Не узнаёт, – пожаловалась Мерсе и стала искать глазами отца. – Арнау, – повторила она, когда увидела, что Уго схватили. Мальчик отвернулся. – Я твоя мама, Мерсе…

– Схватить ее! – приказала графиня.

Уго выскользнул из рук солдата, когда его товарищи уже наклонялись, чтобы поднять Мерсе.

– Стоять! – закричал винодел.

Ему пригрозили копьем.

– Неужто вам мало ее несчастий? – воскликнул Уго.

Солдаты медлили. Несколько зевак, привлеченных этой сценой, поддержали Уго.

– Как жаль, что сын не узнает собственную мать! – сказала какая-то старуха.

Уго вспомнил, что когда-то на этой самой улице за него точно так же вступилась какая-то женщина – в тот день, когда Берната арестовали с арбалетом.

Графиня почувствовала, что за ней наблюдает все больше людей. Солдаты замерли в ожидании. Уго неподвижно стоял рядом с дочерью, которая все так же тянула руки к Арнау. Мальчик смотрел на нее во все глаза.

– Будьте милостивы! – раздавались голоса.

– Мы тебя знаем, Марта Десторрент, – кричали люди.

– У тебя есть все, – заявил кто-то; раздались одобрительные возгласы, – а у этой несчастной нет даже сына.

Толпа зашумела. Солдаты подали знак графине, что нужно продолжить путь, – народ был настроен враждебно, произойти могло что угодно. Жена Берната согласилась, велела служанке взять Арнау на руки, и они двинулись дальше. Мерсе, все еще сидевшая на земле, заметила, что сын, чувствуя себя в безопасности на руках служанки, глядит на нее с любопытством.

32

Как Уго ни старался, он не мог вернуть то чувство сообщничества, то взаимопонимание с Мерсе, которого они достигли во время поездки в Сарагосу десять лет назад, когда отец и дочь сблизились и открылись друг другу, пока шпионили в пользу Рожера Пуча, – сейчас они вместе шли за телегой чуть ли не в гробовом молчании. С наступлением февраля, когда в продажу поступило новое вино, Уго отправился в путь, чтобы закупить дешевого пойла для перегонки огненной воды. Было бы неплохо стать поставщиком для армады, которая готовилась к отправке на Сардинию, но Уго подумал, что Бернат едва ли захочет пользоваться его услугами. В любом случае огненная вода приносила несметное количество денег. Ему только и нужно было, что покупать дешевое вино. Когда Уго начал готовиться к поездке, Катерина предложила, чтобы Мерсе поехала вместе с отцом. «Ей это пойдет на пользу, – сказала русская, – хоть немного развеется. А то сидит все время в четырех стенах».

На следующий день после ссоры с новой графиней в таверну снова пришел тот же альгвасил в сопровождении солдата, но уже без Герао и без обиняков пригрозил арестом: дескать, если сей же момент их не ведут в тюрьму, то только из христианского милосердия, ведь он знал, что случилось с мальчиком… Но второго шанса не будет – если они снова побеспокоят семью адмирала, то окажутся в застенке.

Уго поблагодарил альгвасила. Мерсе же ответила молчанием – молчала она и сейчас, по дороге в Пенедес. Уго, напротив, заставлял себя без умолку говорить: рассказывал про вино, вспоминал смешные истории времен их поездки в Сарагосу… Ему хотелось рассказать и о своей жизни, и о своем счастье рядом с Катериной, но он сдерживался, полагая, что это не к месту, если иметь в виду положение Мерсе. И он вернулся к теме вина, для него неисчерпаемой. Мерсе все так же молча шла по другую сторону телеги. Уго заговорил о Маире, о своем детстве. «Что стало с Маиром?» – задумался винодел. Он не слышал о нем уже очень много лет, – вероятно, Маир был убит во время кровавых событий 1391 года. Уго рассказал дочери про вино из Вилаторты и про Дольсу. Он говорил в абсолютной тишине, словно шел совсем один и вслух делился переживаниями. Раньше он никогда так не делал. Уго признался в своей любви, посетовал насчет помолвки Дольсы с ее кузеном и с горечью вспомнил, как согласился сделать особое вино для свадьбы Дольсы, которой не суждено было состояться.

– «Я была счастлива», – произнес он тихим голосом. – Вот что мне сказала Дольса перед смертью.

Мерсе не ответила. Уго откашлялся и продолжил говорить о вине из Вилаторты. Он объяснил, как готовил напиток и заботился о нем, а закончил историей о том, как виноградник перешел к Эулалии. Повествуя об этом, посмотрел на Мерсе и осекся. Она даже не заметила, что он умолк, – завернувшись в одеяло, чтобы защититься от зимней стужи, Мерсе безучастно шла по дороге, и взгляд ее был устремлен в пустоту. «Арнау, графиня, Бернат, Арнау, Арнау, Арнау… Вот какие мысли преследуют ее», – подумал Уго. Сердце его сжалось.

По его прикидкам, Мерсе было около двадцати четырех лет, хотя выглядела она намного старше. Тюрьма лишила ее юности, Бернат – воли к жизни и сына. Но Катерина настаивала, что еще не все потеряно, что жизнь продолжается. «Я потеряла своих детей, – напомнила она Уго, когда они лежали в постели, прислушиваясь к шорохам, доносящимся из комнаты Мерсе. – Моих продали в рабство, для тяжелой работы и унижений, – добавила Катерина, – а ее малыш, слава богу, как сыр в масле катается. Пусть это послужит ей утешением. Бернат умрет, Арнау вырастет и всегда сможет восстановить справедливость». Уго заметил, что если Арнау не узнал свою мать в три года, то не узнает и в двадцать лет. Конечно, если Мерсе к тому времени еще будет жива… А может быть, она вообще умрет раньше Берната, сказал Уго и ужаснулся своей мысли. «Я была рабыней», – начала Катерина, но он ее перебил: их положение нельзя сравнивать. Мерсе выросла в роскошном дворце, вышла замуж за адмирала, была графиней. «Доверься, – настаивала Катерина, – твоя дочь женщина. Пусть Церковь говорит, что мы воплощение греха и должны быть наказаны, а вы этому верите и наказываете нас. – Она заглушила протесты Уго и продолжила: – Ты, может быть, и нет, но большинство мужчин – да. Мы страдаем. Рожаем, Уго, рожаем. Даруем жизнь. Никогда этого не забывай. Твоя дочь – мать, а когда женщина становится матерью – ничто, поверь мне, ничто! – Катерина почти кричала, – не может ее остановить. Но мать умеет и принимать боль – особенно если это во благо ее ребенка».

Уго снова посмотрел на Мерсе. Непохоже, чтобы она была способна бороться, – возможно, она уже примирилась со сложившимся положением вещей…

– Я хочу увидеть свою мать, – внезапно сказала Мерсе.

Уго промолчал. Увидеть Арсенду –