Старплекс. Конец эры (сборник) - Роберт Сойер

Кроме того…

Кроме того, а не мог бы Холлус заморозить меня до тех пор, пока…

— А вы можете заморозить меня навсегда? — спросил я. — Рано или поздно лекарство от рака всё равно разработают, и…

— Прости, но нет, — сказала она. — Тело всё равно деградирует, даже в этом состоянии; хотя на промежутках до четырёх лет технология не опаснее общей анестезии, нам никогда не удавалось успешно оживить ни одного из тех, кто провёл в анабиозе больше десяти лет. Это удобный способ путешествовать в пространстве, но не вперёд во времени.

Что же, я никогда не представлял себя лежащим в криокамере, наподобие Уолта Диснея. Всё равно — возможность отправиться в путешествие с Холлус, улететь на борту «Мерелкаса», чтобы увидеть могущественную сущность, которая и правда может оказаться Богом… это потрясающая возможность, просто невероятная!

И я внезапно осознал, что для Сюзан и Рики это может оказаться лучшим исходом: они будут избавлены от агонии последних месяцев моей жизни.

Я ответил Холлус, что мне нужно об этом подумать, нужно обсудить вопрос с семьёй. Такая заманчивая перспектива, столь щедрое предложение… но принять во внимание следовало многое.

Раньше я сказал, что Кутер направился на встречу с Создателем, — но на самом деле я в это не верил. Кутер просто умер.

В отличие от него я, быть может, и правдаповстречаю Создателя… ещё при жизни.

32

— Холлус предложил мне полететь с ними, к следующей цели, — сказал я Сюзан вечером, по возвращении домой.

Мы сидели на диване в гостиной.

— К Альфе Центавра? — спросила она.

Планировалось, что эта звезда и была следующей, и последней, остановкой «Мерелкаса» в его грандиозном вояже перед возвращением к Дельте Павлина и затем Бете Гидры.

— Нет, у них поменялись планы. Вместо этого они летят к Бетельгейзе — хотят увидеть, что там.

Сюзан помолчала.

— Я правильно помню? В «Глоб» писали, что Бетельгейзе в 400 световых годах?

Я кивнул.

— Значит, ты не сможешь вернуться, пока не пройдёт тысячалет?

— С точки зрения земных наблюдателей — да.

Она ещё помолчала. Когда молчание стало тягостным, я решил его прервать:

— Понимаешь, на середине пути корабль должен будет развернуться, чтобы термоядерный выхлоп был направлен к Бетельгейзе. Поэтому через 250 лет та… сущность… увидит яркий свет и поймёт, что кто-то приближается. Холлус надеется, что он — оно — останется на месте, чтобы подождать нашего прибытия. Или даже полетит навстречу.

— Сущность?

С нею я не мог заставить себя произнести правильное слово.

— Сущность, которая заслонила нас от Бетельгейзе.

— Ты считаешь, что это Бог, — просто сказала Сюзан.

Она знала Библию. Она неделю за неделей слушала мои рассуждения за ужином — о том, что было в самом начале, о причинах и следствиях, о фундаментальных константах и разумном замысле. В любом случае, я не так часто употреблял слово на букву «Б» — по крайней мере, в её присутствии. Оно всегда значило для неё гораздо больше, чем для меня, — а потому я сохранял дистанцию, научную отстранённость. Но она знала. Знала.

Я слегка пожал плечами.

— Возможно.

— Бог, — твёрдо повторила Сюзан, не оставляя места для недоговорённости. — И у тебя появился шанс Его увидеть.

Она посмотрела на меня, склонив голову набок:

— Они берут с Земли ещё кого-то?

— Да, несколько… э-э-э… индивидуумов, — ответил я и попытался припомнить весь список: — Женщину из Западной Виргинии, с тяжёлой формой шизофрении. Горную гориллу из Бурунди. Очень-очень старого китайца. — Я пожал плечами. — Ещё несколько человек, сдружившихся с другими инопланетянами. Все до одного немедленно согласились.

Сюзан посмотрела на меня, сохраняя на лице нейтральное выражение:

— Ты хочешь лететь?

Да, подумал я. Об этом кричало всё моё существо. И пусть я разрывался от желания провести с Рики как можно больше времени, я бы предпочёл, чтобы он запомнил меня более-менее здоровым, способным передвигаться самостоятельно, достаточно сильным, чтобы его поднять. Я кивнул, не полагаясь на голос.

— У тебя сын, — сказала Сюзан.

— Я знаю, — мягко ответил я.

— И жена.

— Знаю.

— Мы… мы не хотим тебя потерять.

— Но в любом случае потеряете. Очень, очень скоро — вы меня потеряете, — сказал я как можно нежнее.

Мы помолчали. В голове бурлил водоворот мыслей.

Я и Сюзан — мы знали друг друга с университетской скамьи, ещё в 1960-е. Мы какое-то время встречались, но затем я уехал — направился в Штаты, пытаясь поймать мечту. Тогда Сюзан не встала у меня на пути.

И вот, сейчас, у меня появилась другая мечта.

Но сейчас всё было иначе — в несопоставимых масштабах.

Сейчас мы были женаты. У нас был ребёнок.

Если бы в расчёт нужно было принять только это, ответ был бы очевиден. Будь я здоров, чувствуй себя хорошо — я бы ни за что на свете не стал задумываться о том, чтобы покинуть Сюзан и Рики. Не стал бы — даже гипотетически.

Но я не был здоров.

Я не чувствовал себя хорошо. И, конечно, она это понимала.

Мы поженились в церкви, потому что на этом настояла Сюзан, и мы произнесли традиционные слова верности, в том числе «Пока смерть не разлучит нас». Конечно, никто из тех, кто произносит в церкви эти слова, даже не задумывается о раке; никто не ждёт, что этот проклятое создание с клешнями ворвётся в их жизнь, принося с собою мучения и горе.

— Давай подумаем ещё немного, — предложил я. — «Мерелкас» вылетает через три дня.

Сюзан еле заметно кивнула.

— Холлус, — обратился я к инопланетянке на следующий день, в своём кабинете. — Я знаю, ты и ваша команда, должно быть, очень заняты, но…

— Да, ещё как. Прежде чем мы отправимся к Бетельгейзе, нужно провести большие приготовления. Кроме того, у нас на борту бушуют моральные споры.

— О чём?

— Мы верим, что ты прав: жители третьей планеты Грумбриджа 1618 действительно попытались стерилизовать эту часть Галактики. Ни форхильнорцы, ни вриды никогда бы о таком не подумали; прошу прощения за резкость, но это деяние настолько варварское, что это могло прийти в голову только людям — или, очевидно, обитателям Грумбриджа. И теперь мы спорим, стоит ли оповещать об этом наши родные планеты — стоит ли дать им понять, чего попытались добиться существа с Грумбриджа.

— Это кажется довольно разумным, — заметил я. — Почему бы не сообщить?

— Вриды в целом раса миролюбивая — но наш народ, как я уже говорил, — он… э-э-э… страстный. Да, пожалуй, это подходящее слово. Многие форхильнорцы наверняка захотят ответить на эту попытку уничтожения. Грумбридж 1618 лишь в тридцати девяти световых годах от Беты Гидры; мы могли бы легко направить туда корабли. К несчастью, жители планеты не оставили ландшафтных меток — а потому, реши мы наверняка уничтожить их обитателей, нам пришлось бы уничтожить всю планету, а не просто её часть. Обитатели Грумбриджа так и не разработали технологию ультрамощного термоядерного синтеза, доступную нашей расе; в противном случае их бомба добралась бы до Бетельгейзе гораздо быстрее. А эта технология даёт нам возможность уничтожить планету целиком.