Старплекс. Конец эры (сборник) - Роберт Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее на свете существовал благотворительный фонд под названием «Загадай желание». Он поставил задачей выполнение последних желаний смертельно больных детей; не знаю, есть ли такая организация для смертельно больных взрослых — и, если честно, не знаю даже, что бы я мог пожелать, дай мне такую возможность. Но этот полёт — он бы подошёл. О да — ещё как подошёл!
Корабль на экране продолжал расти. Холлус сказала, «Мерелкас» больше года был невидим, каким-то образом скрыт от земных наблюдателей, но сейчас нужда в маскировке отпала.
Мне отчасти хотелось, чтобы были настоящие иллюминаторы — как здесь, на челноке, так и на корабле-матке. Но, очевидно, иллюминаторов не было ни тут, ни там: в корпусах вообще не было отверстий. Вместо этого изображения снаружи передавались на мониторы размерами во всю стену. Улучив момент, я как можно ближе подобрался к одному такому монитору, но не смог углядеть каких-либо пикселей, линий или мерцания. Экраны работали не хуже настоящих, стеклянных иллюминаторов — наоборот, были во многих отношениях лучше. Их поверхность не слепила, кроме того, разумеется, они давали возможность увеличивать изображение, демонстрировать вид с другой камеры или выдавать любую нужную информацию. Быть может, в некоторых случаях симуляция всё же лучше оригинала.
Корабль становился всё ближе и ближе. В конце концов я кое-что увидел на зелёном корпусе корабля: какие-то жёлтые надписи. Они шли в две строчки: первая основывалась на геометрических фигурах — треугольниках, квадратах и кругах, с точками в разных местах, — а вторая шла волнами, немного напоминая арабскую письменность. На голографическом проекторе Холлус я уже видел начертания, подобные первой строчке, поэтому предположил, что это письменность форхильнорцев. Вторая строчка, должно быть, была письменами вридов.
— Что там написано? — спросил я.
— «Этой стороной вверх», — ответила Холлус.
Я посмотрел на неё, разинув рот от изумления.
— Прости, — сказала она. — Я пошутила. Это название межзвёздного корабля.
— А-а-а, — протянул я. — «Мерелкас», правильно? А что оно означает?
— «Межзвёздная система превентивного массового уничтожения», — ответила Холлус.
Я сглотнул. Думаю, какая-то часть меня была готова услышать что-то вроде «А здесь мы будем вас готовить!» Но тут стебельковые глаза Холлус затрепетали от смеха.
— Извини, я просто не смогла удержаться, — сказала она. — Оно означает «Межзвёздный странник», или что-то вроде этого.
— Довольно миролюбивое название, — нейтрально сказал я, надеясь, что не говорю ничего обидного.
Глаза Холлус разошлись на максимальное расстояние:
— Название выбрал комитет.
Я улыбнулся: это так похоже на выбор названия для галереи Открытий в КМО. Я снова бросил взгляд на корабль. Пока моё внимание было отвлечено, на его боку появилось отверстие; понятия не имею, развернулось ли оно наподобие объектива у фотоаппарата, или же панель просто отъехала в сторону. Отверстие было освещено жёлто-белым светом, внутри я увидел ещё три клиновидных спускаемых аппарата.
Наш челнок подходил всё ближе и ближе.
— А где звёзды? — спросил я.
Холлус с молчаливым вопросом посмотрела на меня.
— Я ожидал увидеть в космосе звёзды.
— О, — сказала она. — Они теряются в блеске Солнца и Земли.
Форхильнорка пропела на своём языке несколько слов, и на экране появились звёзды.
— Компьютер усилил видимую яркость каждой звезды, чтобы их стало видно, — пояснила она. Холлус указала на экран левой рукой. — Видишь вот этот зигзаг? Это Кассиопея. Прямо под центральной звездой расположены Мю и Эта Кассиопеи, две звезды, которые мы посетили перед тем, как лететь сюда.
Вокруг указанных звёзд вдруг появились нарисованные компьютером кружки.
— А видишь это пятно под ними? — спросила Холлус. На экране послушно нарисовался ещё один кружок. — Это галактика Андромеда.
— Это прекрасно, — сказал я.
Вскоре, однако, «Мерелкас» заслонил собой всё поле зрения. По-видимому, процесс шёл автоматически; не считая редких напевных команд, Холлус ничего не делала с тех пор, как мы оказались в челноке.
Раздался металлический лязг, передавшийся по корпусу челнока: мы пристыковались к держателю на дальнем конце отсека. Холлус шестью ногами оттолкнулась от переборки и медленно полетела к двери. Я попытался последовать за ней, но понял, что слишком отдалился от стены; сейчас я не мог ни до чего дотянуться, чтобы оттолкнуться.
Холлус увидела, в каком затруднительном положении я очутился, и стебельки её глаз опять затрепетали. Она вернулась и протянула мне руку. Я схватился за неё. И впрямь живая Холлус, из плоти и крови; никакого статического покалывания. Она вновь оттолкнулась от переборки, на этот раз тремя ногами, и мы вдвоём полетели к двери, которая при нашем приближении послушно раскрылась.
Нас уже поджидали трое форхильнорцев и двое вридов. Форхильнорцев было довольно просто отличить друг от друга: туловище каждого было завёрнуто в ткань разного цвета. В отличие от них, вриды были похожи как две капли воды.
Три дня я провёл, изучая корабль. Освещение было рассеянным; не было видно никаких ламп. Стены и б ольшая часть оборудования были голубыми. Я предположил, что вриды и форхильнорцы посчитали этот цвет, не так сильно отличающийся от цвета неба, нейтральным; они использовали его везде, где люди используют бежевый. Один раз я побывал в жилых отсеках вридов, но там стоял неприятный запах плесени; больше половины времени я провёл в модуле общих помещений. Там располагались две вращающиеся центрифуги, симулирующие гравитацию: внешняя имитировала силу тяготения на третьей планете Беты Гидры, а внутренняя — на второй планете Дельты Павлина.
Мы, четверо землян — я; Кэйзер, женщина-шизофреник; Жу, очень старый крестьянин-китаец; и Хун, самец горной гориллы с серебристой шерстью на спине — наслаждались сказочным видом на Землю: потрясающий шар цвета содалита начал уменьшаться в размерах, когда «Мерелкас» отправился в полёт. Разумеется, в действительности Хун понятия не имел, что он видит.
Меньше чем через сутки мы вышли за орбиту Луны. Сейчас мои собратья-путешественники оказались от Земли дальше, чем кто-либо из землян. Однако к этому моменту мы преодолели лишь одну десятимиллиардную долю предстоящего пути.
Я неоднократно пытался разговорить Жу; поначалу он относился ко мне настороженно. Позднее он признался, что я — первый белый, которого он повстречал. Но в конечном счёте решающую роль сыграло моё знание мандаринского диалекта. И всё же, думаю, в наших беседах я не раз и не два проявлял невежество. Мне было легко понять, почему я, учёный, захотел отправиться к окрестностям Бетельгейзе; сложнее было уяснить, почему на это согласился старый крестьянин. А Жу был по-настоящему стар — он и сам точно не знал, в каком году родился. Меня бы не удивило, узнай я, что Жу появился на свет в конце девятнадцатого века.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});