Нежность - Федор Раззаков

Я так старательно избегала встреч с Пономаренко, что в результате его помощник устроил мне настоящий разнос: «Хватит ломаться и мучить хорошего человека. Неужели не видишь, как он тебя любит? Немедленно переезжай жить к нему!» Я тогда чувствовала себя как загнанный зверек: с одной стороны, я была очень благодарна Григорию Федоровичу, однако, с другой стороны, представить себя его женой не удавалось ни в какую! Но Пономаренко был намного опытнее меня. В конце концов он устроил все так, что мне не оставалось ничего иного, как выйти за него замуж… На гастролях в Казани он пригласил меня порепетировать новую песню у него в номере и как бы случайно закрыл дверь на ключ, который потом так и не смог найти…

Я вернулась в Куйбышев совершенно разбитая и упросила Григория Федоровича отпустить меня на недельку в Пермь. Приехала к родителям как раз под Пасху и, с порога рассказав о том, что сошлась с человеком почти на четверть века старше себя, напрочь испортила им весь праздник. Папа был в ярости: «Как же ты смогла подпустить к себе мужчину, который мне ровня?» Мама просто плакала: «Бросай ты свой хор, иди учись на зубного врача, пока не поздно…»

А я уже и жизни не могла себе представить без сцены. Но Пономаренко сделал все, чтобы я выступала как можно меньше. Он не хотел делить меня ни с кем. Поэтому с легкой душой оставил Куйбышев и уехал в Волгоград, когда ему предложили организовать там новый хор.

Вскоре у нас родился сын Гриша (это имя преследует меня по жизни: у меня и первый, и второй муж, и сын – все Григории), и Григорий Федорович радовался так, что просто засыпал меня дорогими подарками. Он ведь был далеко не бедным человеком, так как получал за свои песни огромные гонорары со всего Союза. К тому же в Волгограде его неплохо обеспечили: квартира, машина, огромный оклад. Денег было столько, что однажды, решив поразить мое воображение, муж купил мне яхту. И назвал точно так же, как называл меня – «Золотаюшка» (он сходил с ума от моих светлых волос)…»

Между тем вынужденное затворничество изводило Шаврину. Она всей душой рвалась на сцену, а муж запрещал ей это. Лишь иногда Пономаренко позволял ей участвовать в каких-нибудь концертах, причем петь она должна была исключительно его песни. На этой почве в семье начались скандалы. Во время одного из них обстановка накалилась очень сильно, и Пономаренко понял, что перегнул палку. Ему стало ясно: еще чуть-чуть – и, забрав ребенка, жена попросту сбежит из дома. Тогда он сделал хитрый ход – переехал с семьей в Москву, в роскошную квартиру на Чистопрудном бульваре. И целыми днями только и делал, что водил супругу по музыкальным редакциям на радио и телевидении. Именно тогда на весь Советский Союз и зазвучали шлягеры в исполнении Екатерины Шавриной: «Коля, Коля, Николаша», «Тополя, тополя», «Гармошечка-говорушечка». Шел 1962 год.

Однако, несмотря на головокружительные творческие успехи, в личной жизни Шаврина продолжала чувствовать себя несчастливой. Она все чаще стала приходить к мысли, что мужа своего не любит и вряд ли сможет полюбить. Да и скандалы в их семье стали происходить все чаще. Один из них случился после того, как они побывали в гостях у Людмилы Зыкиной. Екатерина была поражена, что великая певица, ее кумир, живет в малогабаритной «двушке», окна которой выходят на крематорий, а ванна – сидячая. За столом она позволила себе начать обсуждать эту тему, чем вызвала неописуемый гнев Пономаренко. Едва они вернулись домой, как он обрушил на Екатерину поток брани. Супруг кричал: «Ты меня позоришь! Ты вульгарна, неотесанна, тебе надо учиться…» Шавриной стоило тогда большого труда, чтобы не сорваться…

Чашу терпения певицы переполнил случай, который произошел во время концерта в клубе КГБ. Отработав свой номер, Шаврина прильнула к щелочке в кулисах, чтобы понаблюдать за тем, как работают ее коллеги. А Пономаренко это всегда раздражало: ему казалось, что жена таким образом высматривает ему замену. А тут как раз на сцене выступал Иосиф Кобзон, которого в эстрадной тусовке называли отъявленным бабником. Нервы Пономаренко не выдержали, и, схватив жену за локоть, он потащил ее прочь от кулис. При этом буквально шипел ей в лицо: «Что это за мерзкая улыбочка была у тебя, когда ты смотрела на этого самца?» Екатерина попыталась вырваться из рук супруга, и тот, не сдержавшись, несколько раз ударил ее по лицу, после чего увез домой.

Оставив рыдающую жену в квартире, Григорий Федорович отправился к своему приятелю – поэту Михаилу Пляцковскому. Жене он наказал никуда не выходить. Но та поступила по-своему: взяла на руки трехлетнего сына и сбежала из дома. Причем второпях даже детские вещи для сына забыла прихватить.

После разрыва с Пономаренко Шавриной пришлось начинать практически с нуля. Перед ней закрылись двери всех тех домов, где их принимали вместе с мужем. Многие однозначно были на стороне композитора, считая, что во всем виновата его молодая супруга. Ее перестали приглашать на радио и телевидение, вакуум возник вокруг нее и в «Москонцерте». Екатерине удалось снять крохотную комнатку на Петровке. После работы и учебы (в Музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова, куда ее устроила Людмила Зыкина) она возвращалась домой, падала замертво на кровать и тут же засыпала. Иной раз ей и сына покормить было нечем. Выручала квартирная хозяйка: то котлетку ему даст, то пирожок. А тот, зная, что мама вернется с работы голодная, умудрялся и ей что-нибудь припрятать. Чтобы избавиться от безденежья, Шаврина устроилась на вторую работу – стала мыть подъезды в том же доме, где снимала комнату.

Конечно, у Екатерины были шансы выбраться из нищеты. Например, ответить взаимностью на ухаживания кого-нибудь из важных «шишек». Но она была воспитана по-другому. Однажды с Шавриной произошел характерный случай. Ее впервые отправили на гастроли в Финляндию, где за ней решил поухаживать тамошний посол – мужчина 50 лет. На приеме он весь вечер крутился возле певицы, оказывая ей недвусмысленные знаки внимания, а когда провожал на машине до гостиницы, и вовсе осмелел – попытался обнять. Так Шаврина возьми и выпали ему в лицо: «Ой, ну не прижимайтесь вы ко мне так! Вы ведь совсем старик…» К чести посла, он оказался мужчиной с юмором – перевел все в шутку.

В начале 70-х репертуар Шавриной пополнился супершлягером. Речь идет о песне Леонида Афанасьева «Гляжу в озера синие», впервые прозвучавшей в телесериале «Тени исчезают в полдень» в феврале 1972 года. В том же году певица была удостоена звания лауреата премии Ленинского комсомола.

Тогда же произошли изменения и в личной жизни Шавриной – она встретила своего второго мужа, которого, как и первого, звали Григорием (он работал музыкантом в оркестре Юрия Саульского). Их знакомство состоялось во время концерта в Лужниках, причем в нестандартной ситуации. Шаврина исполняла одну из своих песен, когда в зале внезапно погас свет. Певица растерялась, и вдруг услышала за спиной мужской голос: «Сейчас будете петь дальше, а я вам на скрипочке подыграю». Однако петь Екатерина не стала – слишком длинной оказалась пауза. Расстроенная, она ушла за кулисы и присела на какое-то бревно, собираясь расплакаться. Но тут к ней подошел тот самый музыкант, который, разгадав ее состояние, весьма удачно пошутил: «Как это вы смеете сидеть на таком историческом бревне? Его еще Владимир Ильич на руках носил…» Шаврина рассмеялась. Так они и познакомились. А сразу после концерта Григорий повез Екатерину к себе домой пробовать моченые помидоры.