Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

В конце декабря 1949 года «все прогрессивное человечество» праздновало 70-летие вождя. Берия заранее сделал хозяину Кремля дорогой подарок: первый успешный ядерный взрыв, произведенный 29 августа. Вскоре на экраны вышел фильм Чиаурели «Падение Берлина». Разумеется, он канонизирует Сталина как величайшего полководца всех времен, но и Жуков много раз появляется среди действующих лиц, кроме последней, совершенно фальшивой сцены, в которой Сталин сразу после окончания боев выходит из самолета, встречаемый Чуйковым, Коневым и Рокоссовским. Должно быть, маршал испытывал двойственные чувства: раздражение оттого, что оказался выведенным в качестве второстепенного персонажа, и удивление от первого за два года публичного упоминания его имени. В октябре он увидел свою фамилию рядом с фамилиями еще двух маршалов под опубликованным в «Правде» некрологом маршалу Толбухину.

Год 1950-й стал поворотным, началом частичной и медленной реабилитации. Вообще, в этом году было много плохого для маршала. Критически отзывавшиеся о Сталине и прославлявшие Жукова генералы Кулик, Гордов и Рыбальченко на основании записей их разговоров были расстреляны. Верный водитель Жукова Бучин был 27 апреля арестован, его обвинили в том, что он агент ЦРУ, и день и ночь избивали, добиваясь признания. Жукову разрешили баллотироваться в Верховный Совет, куда он был избран депутатом от Свердловска. Возможно, какое-то отношение к этому имело назначение министром Вооруженных сил Василевского вместо Булганина. В июле 1951 года он посетил с правительственной делегацией Варшаву и встретился с Рокоссовским – министром обороны Польской Народной Республики. Свою речь, прославляющую боевую польско-советскую дружбу, он закончил ритуальным: «Да здравствует мудрый вождь советского народа и всего прогрессивного человечества великий Сталин!» Текст был опубликован в «Правде» 22-го числа. Наконец, в октябре 1952 года Жуков стал делегатом XIX съезда партии и ему был возвращен ранг кандидата в члены ЦК.

Позднее Жуков скажет, что готовилась не только полная его реабилитация, но и что Сталин «собирался назначить его министром обороны»[778]. Этому нет никаких доказательств. В последние годы жизни вождя его подозрительность усиливалась по мере его старения и угасания как физических, так и умственных сил. В период 1950–1953 годов количество посетителей, принятых им в кремлевском кабинете, постоянно сокращалось. С 2000 в 1940-м оно снизилось до 700 в 1950-м и до менее чем 500 в 1952-м. Его поступки становились все более непредсказуемыми и непоследовательными. Знал ли он сам заранее, кого покарает и кого возвысит? Не будем строить догадок относительно того, какую же судьбу вождь в конце концов готовил Жукову, поскольку никто в его окружении больше не пользовался его постоянным доверием. Сам Абакумов был арестован в июле 1951 года и подвергнут систематическим пыткам. Только смерть Сталина могла стабилизировать ситуацию в стране.

Имеется и вторая причина – еще плохо исследованная историками,  – которая заставляет усомниться в том, что Сталин готов был полностью реабилитировать Жукова: частичная ревизия идеологического приоритета Великой Отечественной войны. 24 декабря 1947 года газета «Известия» опубликовала постановление Верховного Совета, изумившее граждан: с 1948 года 8 мая, День Победы, больше не будет праздничным выходным днем. Конечно, в этот день «Правда» ежегодно будет публиковать статьи, посвященные Победе, но в 1951 и 1952 годах их не будет украшать портрет Сталина. Вождь как будто намеревался дистанцироваться от данного события. 25 декабря 1947 года официальный орган Верховного Совета объявил об отмене выплаты «наградных» – пособий за награды, полученные на войне. В 1950 году Сталин лично приказал очистить города от тяжелых инвалидов войны, самоваров, людей-обрубков, лишившихся рук и ног. Их отправили на негостеприимный остров Валаам в Карелии, где в ужасных санитарных условиях, без электричества и отопления, многие из них умерли в первую же зиму. Среди них насчитывалось много Героев Советского Союза. Миллионы советских граждан, надеявшихся на либерализацию режима, ясно поняли значение этого поворота в политике, лишившего их надежд; в этот момент зародилось широкое внутреннее неприятие существующей власти. Как сказал философ Григорий Померанц: «Все мы, со своими орденами, медалями и нашивками за ранения, стали ничем. […] Многие демобилизованные солдаты и офицеры потеряли тогда упругость воли, нажитую на войне, и стали как тряпка, как ветошка, которыми можно вытирать пол. […] Вы воображали себя чем-то? Вздор, вы – ничто и значите что-то только после единицы, после Сталина. Примерно тогда же был отправлен в Уральский военный округ Жуков»[779]. Идеологическое неприятие Сталина прошедшим огонь войны поколением таило большую угрозу для Жукова, ставшего для этих людей знаменем.

Глава 24

Возвращение на вершину

3 марта 1953 года Жуков вернулся в Свердловск после маневров в заснеженных Уральских горах, при температуре – 20 °C. Он вымотался. Секретарь сообщил ему, что он должен позвонить Булганину, бывшему в то время заместителем председателя Совета министров. Тот по телефону потребовал, чтобы Жуков, бросив все дела, немедленно прибыл в Москву; при этом он уклонялся от ответов на вопросы Жукова. Естественно, встревоженный этим разговором, Жуков собрал чемодан и вылетел в столицу, куда прибыл утром 5-го. Он сразу явился к Булганину, который на ходу бросил ему: «Сегодня состоится пленум ЦК, вам нужно прибыть на этот пленум. Извините, я очень спешу в Кремль». Жуков помчался за информацией к своему старому боевому товарищу Василевскому, министру Вооруженных сил, но тот поклялся, что ему ничего не известно, даже время заседания. Ложь: еще позавчера Василевский узнал, что по состоянию здоровья Сталин больше не может руководить страной.

К концу дня Жуков приехал в Кремль. В приемной перед Свердловским залом уже собралась толпа человек в триста приглашенных. К огромному своему удивлению, Жуков понял, что попал на заседание не просто пленума ЦК, а на совместное заседание Совета министров и Президиума Верховного Совета – всех руководящих структур Советского Союза. Он узнал то, что было еще только слухом: Сталин тяжело болен. Делегаты вошли в зал в 19:40. Константин Симонов, тоже присутствовавший на этом заседании, отмечает, что каждый ждал, что объявят о какой-то катастрофе: «В зале стояла такая тишина, что, не пробыв сорок минут сам в этой тишине, я бы никогда не поверил, что могут так молчать триста тесно сидящих рядом друг с другом людей. Никогда по гроб жизни не забуду этого молчания»[780]. В 20:20 на трибуну поднялись члены бюро президиума ЦК[781], потом Микоян и Молотов. Министр здравоохранения зачитал бюллетень о состоянии вождя. Выступление он завершил, сказав дрожащим голосом, что летальный исход неизбежен. Затем слово взял Маленков, толстяк с безбородым лицом с тройным подбородком: «Товарищ Сталин продолжает бороться со смертью… Невозможно оставлять страну без полноправного руководства… Поэтому необходимо теперь же, не откладывая, сформировать правительство и произвести все необходимые назначения, связанные с этим». За сорок минут пленум утвердил предложения Бюро Президиума. Маленков стал председателем Совета министров, Берия – его первым замом, Хрущев остается секретарем ЦК партии. Кроме того, Берия возглавил Министерство внутренних дел, объединенное с МГБ. Булганин стал министром обороны, Жуков, Василевский и адмирал Кузнецов – его заместителями. Микоян и Молотов вернули себе министерские портфели, которых лишились в 1949 году: внешней торговли и иностранных дел соответственно. В 20:40 заседание закрылось. Через час десять врачи констатировали смерть Сталина. В 6 часов утра радио сообщило эту новость советскому народу и всему миру.