Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури

Но Сталин еще не закончил с Жуковым. Его следовало еще больше унизить, еще сильнее изолировать, заставить просить прощения. Летом 1946 года заместитель министра Вооруженных сил Булганин приехал в Одессу с инспекционной поездкой. Жуков не явился на вокзал встречать его, что должен был сделать, соблюдая субординацию. Булганин пришел к выводу, что Жуков по-прежнему относится к сослуживцам грубо. 23 августа 1946 года Булганин доложил Сталину об одной находке, сделанной очень кстати: «В Ягодинской таможне (близ г. Ковеля) задержано 7 вагонов, в которых находилось 85 ящиков с мебелью. При проверке документации выяснилось, что мебель принадлежит Маршалу Жукову. Указанная мебель направлена в Одесский Военный Округ с сопровождающим капитаном тов. ЯГЕЛЬСКИМ… Вагоны с мебелью 19 августа из Ягодино отправлены в Одессу. Одесской таможне дано указание этой мебели не выдавать до получения специального указания. Опись мебели, находящейся в осмотренных вагонах, прилагается»[759]. В списке 194 предмета мебели[760].

Жуков сломался 21 февраля 1947 года, после пленума ЦК, на котором Молотов добился единогласного решения исключить его из кандидатов в члены ЦК. Очевидно, его напугал оборот, который принимали события. Как бы то ни было, в тот вечер он отправил свое первое письмо Сталину: «Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП(б) убило меня. Я не карьерист, и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим. Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены. За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету. Я считал, что я сейчас работаю хорошо, но, видимо, начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор. Я прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично, и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня»[761].

Не получив ответа, Жуков через шесть дней пишет новое письмо Сталину, копии которого отправляет Жданову и Булганину:

«Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках.

1. Во-первых, моя вина прежде всего заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности.

Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение.

В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам… Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня безусловно является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу.

В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание.

2. Одновременно, товарищ Сталин, я чистосердечно заверяю Вас в том, что заявление Новикова о моем враждебном настроении к правительству является клеветой.

Вы, товарищ Сталин, знаете, что я, не щадя своей жизни, без колебаний лез в самую опасную обстановку и всегда старался как можно лучше выполнить Ваше указание. […]

3. Все допущенные ошибки я глубоко осознал, товарищ Сталин, и даю Вам твердое слово большевика, что ошибки у меня больше не повторятся. На заседании Высшего военного совета я дал Вам слово в кратчайший срок устранить допущенные мною ошибки, и я свое слово выполняю. Работаю в округе много и с большим желанием. Прошу Вас, товарищ Сталин, оказать мне полное доверие, я Ваше доверие оправдаю.

Г. ЖУКОВ»[762].

И второе письмо также осталось без ответа. Похоже, Жуков начал готовиться к худшему. В 1967 году он расскажет Анне Миркиной, редактору своих «Воспоминаний»: «Каждый день ждал ареста. Подготовил чемоданчик с бельем»[763].

Вор и бесчестный человек

Через год после заседания Высшего военного совета «дело Жукова» еще не закончилось. 21 июля 1947 года ЦК сообщил, что Жуков и Телегин, его бывший заместитель по политической части на 1-м Белорусском фронте, совершили грубое нарушение, наградив орденом Отечественной войны певицу Лидию Русланову. Если Жуков отделался в данном случае выговором, то Телегина уволили из вооруженных сил[764]. Сталин разрешил проведение обысков: 5 января 1948 года в московской квартире Жукова на улице Грановского и в ночь с 8 на 9 января на его даче в Сосновке. В списке обнаруженных предметов перечислены десятки золотых часов, драгоценных камней, ювелирных украшений, картин… Абакумов, любитель пикантных подробностей, 10 января доложил Сталину, что «в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин. Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее…». Больше всего Абакумова возмутило то, что «вся обстановка, начиная от мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах,  – заграничная, главным образом немецкая. […] На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке. Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии»[765]. По словам дочерей Жукова[766], во время обыска пропала великолепная брошь с бриллиантами, подаренная Александре Диевне Руслановой.

Эра Жукова яростно защищает память отца, утверждая, что протоколы обысков – фальшивка. По ее словам, невозможно, чтобы на даче поместилось такое количество предметов, а на все вещи, приобретенные в Германии, у отца имелись чеки[767]. В письме Жданову, назначенному главой комиссии, призванной расследовать его деятельность, Жуков настаивал, что большая часть находившейся на даче мебели была предоставлена ему в пользование по распоряжению главы МГБ Абакумова. Это вполне возможно, если Абакумову было поручено собрать или изготовить улики, оправдывавшие опалу Жукова. Но объяснения Эры выглядят неубедительно. В 1948 году Жуков сам признается, что «много накупил» в Германии. Список, представленный им самим в комиссию, впечатляет. Одних только мехов: 160 шкурок норки, 40–50 шкурок обезьяны, 50–60 котика… Прочитав этот список, Сталин якобы проронил: «Как был скорняком, так и остался!»