Миры (сборник) - Джо Холдеман

Джон понятия не имел, как нужно вести себя с детьми. Собственное детство не давало ему оснований любить этих маленьких ублюдков. Всю свою жизнь он сторонился юных созданий, что требовало минимума усилий в Ново-Йорке и совсем никаких – на корабле, по крайней мере, пока они не угодили на фабрику младенцев. Когда Сандра подросла, он приготовил себя к периодическим вторжениям чужеродного существа в его упорядоченную жизнь. И – оказался не готов к налетевшему вихрю любви.

Это была взаимная симпатия – колдовство узнавания и открытий. Взрослые мужчины в жизни Сандры, ясельные папы, все были скроены на один лад: самоуверенные, бесконечно терпеливые, приветливые, но железно-настойчивые. Дядя Джон . был из другого теста. Он никогда не указывал, что нужно делать. Он мог ответить на вопрос другим вопросом или парадоксом. Он бывал саркастичным, насмешливым, грубовато-шутливым – но при этом серьезным.

Обычно, когда Сандра говорила со взрослыми, у них был немного отсутствующий вид, казалось, они думают о чем-то другом. Дядя Джон всегда целиком дарил ей свое внимание, как будто изучая ее, и говорил с ней осторожно, но без тени превосходства. Он был для нее настоящим – в отличие от всех остальных взрослых, включая даже мать.

Джон не пытался объяснить свой интерес к Сандре вне того очевидного факта, что она – генетический двойник женщины, которую он очень любил и которая спасла его от замкнутой, саморазрушительной жизни. Вдобавок ко всему в Сандре была ценность новизны, и Джон получал своеобразный опыт, так как ему никогда не приходилось видеть, как растут дети. Она казалась необычно живой и изобретательной, но Джон объяснял свое впечатление отсутствием сравнительных данных для анализа.

Они встречались без О’Хара каждый понедельник и среду после обеда. Джон муштровал ее по арифметике и играл в шашки или овари. Он пообещал, когда ей стукнет двенадцать, научить ее шахматам и узнал от О’Хара, что девочка потихоньку осваивает шахматы самостоятельно, чтобы сделать ему сюрприз.

Ей никогда не удавалось поймать его врасплох.

12 июля 2110 года (27 Гиппократа 2110).

У Джона вчера случился инсульт. Сигода позвонил мне, чтобы узнать, куда он пропал. Джон пропустил совещание и не отвечал на вызовы, хотя его консоль была занята. Я подумала, что он, скорее всего, включил ее, а потом лег подремать, забыв о совещании. Он часто не слышал зуммера, если спал.

Я была на нулевом уровне с инженерами, измерявшими территорию для новой площадки под игру в загубленный мяч, и сразу же спустилась в его комнату.

Джон лежал у входа в туалет, там, где упал… Глаза у него были открыты, но все, что он мог выговорить – это мое имя и «дерьмо». Я вызвала «скорую помощь» и дала ему воды, но он едва не захлебнулся. Он возбужденно шарил вокруг левой рукой, но немного успокоился к тому времени, когда появились медики. Оба сказали, что это смахивает на удар, но нужно посоветоваться с врачом. Они получили три диагностические записи, а дежурный врач подтвердил, что это цереброваскулярный удар, и велел доставить Джона в палату с низкой гравитацией. Я последовала за ними, держа левую руку Джона. Правая была безжизненной и холодной.

Его перенесли на кровать с датчиками и просканировали мозг. Мне показали снимок: пораженная область была огромной.

Выглядело это скверно. В старые времена он отправился бы прямиком в нанохирургическое отделение, где полчища крошечных роботов быстро вычистили бы участок, где произошло кровоизлияние. Но теперь никто не мог это сделать; мы не знали даже, как ввести и вывести этих роботов, что требовало огромной точности.

Его состояние не изменилось в течение последних двух дней. С одинаковой вероятностью необходимая хирургическая информация может поступить по связи из Ки-Уэста на следующей неделе или в следующем году. Его способности могут в большей или меньшей степени восстановиться и спонтанно, если мозг сумеет переключить кровоснабжение. Велика также возможность, что он получит второй удар и умрет.

Каждый час без каких-либо изменений делает спонтанное выздоровление все менее вероятным. Он по-прежнему не в состоянии пошевелить правой рукой или ногой, и правая часть лица неподвижна. Он все время повторяет те же два слова.

Врач – специалист по речи провела с ним пару часов, но он только молча смотрел на нее. Я заставила его прикоснуться к клавиатуре, но после половины строчки абракадабры он отключился. Он не может или не хочет читать.

Сандра безутешна. Она подходит к двери, но не решается войти, только плачет.

Сама я тоже готова разрыдаться, но сдерживаюсь в присутствии Джона. Я чувствую, что он видит мои усилия и одобряет это. Мы в какой-то степени поддерживаем связь. Большая часть медиков относится к нему как к любому другому живому организму, но они же не были замужем за ним двадцать четыре года. Он еще здесь или в какой-то степени здесь, всё если и не понимает, то воспринимает. Это так печально, так подло. Славное вознаграждение за целую жизнь мужественной борьбы с болезнью.

Дэниел, Эвелин и я дежурим около него по очереди. Врачи хотят, чтобы в течение нескольких дней кто-то из нас оставался около него постоянно – говорить с ним, когда он захочет, и сообщать о любых изменениях.

После двух недель, прошедших безо всяких перемен, О’Хара встала перед выбором – забрать Джона домой или перевести в отделение экстенсивной терапии, которое было фактически приютом. Там находилось несколько человек моложе Джона, не нуждавшихся в лечении, зато нуждавшихся в кормлении и уходе. Даже если бы отделение находилось на приемлемом по гравитации уровне, этот вариант все равно отпадал. О’Хара испытывала отвращение к этому переполненному и чересчур оживленному месту, где едко пахло застоявшейся мочой и желудочным соком. Бормотание и вскрики создавали постоянный звуковой фон.

Очевидный третий вариант – криптобиоз до того момента, когда нанохирургия снова станет возможной, – был слишком рискованным. Мозг – самый хрупкий орган, и именно он управляет процессом восстановления. Сильвина Хэйген сказала, что у Джона будет всего десять шансов из ста, не говоря уже о том, что мозг его может оказаться в таком состоянии, что нанохирургия будет бесполезной. Джону этого говорить не стали.

В конце концов Джона перевезли в его офис, временно превращенный в больничную палату. Ухаживать за ним было несложно, так как он сохранил контроль над дефекацией и был в состоянии есть сам. Около него укрепили «таблицу ответов», на которой были написаны числа – от 0 до 9, и ответы – «ДА, НЕТ, ВОЗМОЖНО». При нажатии любой клавиши раздавался зуммер. Семья распределила между собой обязанности по уходу.