Ночная смена (ЛП) - Краун Энни

Прежде чем я успеваю снова начать читать вслух, Винсент пересекает комнату тремя большими шагами и встает позади, так близко, что я чувствую жар его тела в дюйме воздуха между нами.

Приходится с трудом сглотнуть, чтобы по спине не пробежала горячая дрожь.

— «Скажи, что любишь меня, любишь меня, любишь меня — воздай должное серебру за все! Только помня, дорогой, любить меня в тишине своей души.»

Я читаю медленно. Тщательно. Эгоистично, потому что хочу стоять прямо здесь, пока не запомню каждую деталь этого момента. Тепло. Запах. Тихие звуки отдаленной музыки, приглушенный хаос в коридоре. Неописуемое чувство облегчения от того, что каким-то образом мы вернулись сюда. Снова друг к другу.

— Ну, профессор Холидей, — бормочет Винсент, когда я дохожу до конца сонета. — Что думаете?

— Это слишком просто, — хриплю я слабым, как и колени, голосом.

— В любом случае, расскажите свою интерпретацию.

Я снова просматриваю страницу.

— Она хочет услышать, что любима, но это должно быть правдой. Он должен это иметь в виду. Это должно быть нечто большее, чем просто пустые слова.

— Поступки говорят громче слов, — бормочет Винсент, больше для себя, чем для меня.

— Точно.

— Почти уверен, что благодаря тебе получу высший балл на уроке поэзии.

— Знаешь, технически, — говорю я, указывая кончиком пальца на его пол, — это репетиторство. Например, прямо сейчас. Так что, наверное, следует взять с тебя плату.

Он торжественно кивает.

— Я отплачу.

Я сжимаю губы и прикрываю нижнюю половину лица открытой книгой, чтобы удержаться от хихиканья. Винсент опускает глаза. Я на мгновение представляю, как он вырывает антологию у меня из рук, швыряет ее через всю комнату и целует меня прямо в губы.

Но он этого не делает. Винсент все еще стоит как истукан. Терпеливый. Ожидающий.

— Ты помнишь, как предлагал мне расплатиться? — спрашиваю я, медленно оборачиваясь.

Он кивает.

Я протягиваю руку и провожу кончиком пальца по изгибу его плеча.

— Что это за мышца?

Винсент тяжело выдыхает.

— Дельтовидная, — отвечает он, рвано выдыхая.

Я киваю и опускаю руку. Парень кажется слегка сбитым с толку.

— Это все, что ты хотела спросить?

— Да. Любопытство удовлетворено.

Я поворачиваюсь, чтобы положить антологию Энгмана обратно на стол, но Винсент движется следом — и на этот раз прижимается всем телом к моей спине. Я полностью перестаю дышать.

— Уверена, что не хочешь узнать, что это за мышца? — спрашивает он, проводя кончиком пальца по внешней стороне моего предплечья. Я вздрагиваю, когда костяшки пальцев скользят по нежной коже на сгибе моего локтя и продолжают подниматься вверх.

— Бицепс, — хриплю я. — Это все знают.

Мои волосы щекочут затылок, когда он отводит их в сторону. Единственное предупреждение, которое я получаю, — это горячее дыхание на коже, а затем его губы прижимаются к изгибу моего плеча так нежно, что сначала я задаюсь вопросом, не показалось ли это.

— А это?

Я не могу ясно мыслить.

— Эм… — голос звучит как тихое карканье. — Не говори. Я знаю ответ.

Его губы снова прижимаются к плечу и это на этот раз ошибки быть не может. Мой рот приоткрывается, пока тепло разливается внизу живота, когда Винсент прикусывает кожу.

— Трапециевидная мышца, — шепчет он.

Я поворачиваюсь к нему лицом и колени сразу же слабеют, когда понимаю, насколько близко мы стоим. Его рот в нескольких дюймах от моего. Я прижимаю руку к его груди, пытаясь сохранить драгоценный кусочек пространства между нами. Чувствую, что вот-вот наброшусь на него, но не могу браться за это вслепую, не тогда, когда недопонимание — худший вариант. Если мы сейчас поцелуемся, на этом все и закончится. Я забуду все, что беспокоило и все вопросы, на которые хотела услышать ответы. И я знаю, что пришла сюда ради одноразового секса, но, кажется, это стоит усилий. Стоит риска.

Я хочу сделать это правильно или не делать вообще.

— Кендалл, — бормочет Винсент. Это звучит как мольба.

— Подожди, — говорю я, с трудом сглатывая. — Хочу кое-что спросить.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Винсент не расстраивается. Не становится злым, отстраненным или странным. Даже если находит мою просьбу поговорить убийственной для настроения, размеренный шаг, который делает в ответ, не пассивно-агрессивен или жесток.

Он терпелив.

Винсент дает мне пространство, необходимое для того, чтобы выйти на середину комнаты и пройтись несколько кругов, глубоко вдыхая прохладный воздух и пытаясь прочистить голову, прежде чем снова повернуться к нему лицом.

Он прислоняется к столу и кивает, предоставляя мне слово.

— Итак, — прочищаю горло. — Я сбежала. В понедельник.

— Ага, знаю. Я был там.

Я фыркаю и бросаю на него предупреждающий взгляд.

— Наверное, у меня боязнь толпы. Не то чтобы до этого все было хорошо…

— Я подозревал, — язвит он с улыбкой, в которой больше доброты, чем поддразнивания. — Послушай, я не виню тебя за уход. И не знал, что ребята собирались шпионить. Мои друзья идиоты. Я приношу извинения от их имени.

— Пока не извиняйся, — огрызаюсь я. — Могу я хотя бы сказать замечания?

Винсент широко разводит руками.

— Окей, извинения отменяются. Вывали на меня все замечания.

Я делаю глубокий вдох и складываю руки на груди, чтобы успокоиться.

— Мне не нравится, что твои друзья знали, где нас найти. И я знаю, что не могу просить не говорить о подобных вещах, потому что, очевидно, я все рассказала Харпер и Нине и была бы лицемеркой, если бы злилась, но тот факт, что они пришли в Starbucks, сидели там и наблюдали за нами и, вероятно, делали фотографии, чтобы отправить в какой-нибудь общий чат, заставил почувствовать себя такой… такой… — я издаю сдавленный стон. — Такой уязвленной. Это чувство, когда над тобой смеются, наблюдают и преследуют.

Все время, пока я говорю, улыбка Винсента спадает.

Когда заканчиваю, он с трудом сглатывает и говорит:

— Прости, Кендалл. Это не входило в мои намерения — не было нашими намерением. Я клянусь. И тем не менее причинил тебе боль. Мне жаль.

Могу сказать, что это не от имени команды. Его извинение. Я сдерживаю порыв сказать, что все в порядке, но головой понимаю, что это не так.

Но я киваю — просто чтобы он знал — извинения приняты.

— Также я убежала, потому что была… сбита с толку.

— Из-за чего? Давай поговорим об этом.

Я выгибаю бровь.

— Правда?

— Конечно. Я не хочу, чтобы тебя что-то смущало.

Это совсем не то, чего я ожидала и так приятно, когда к тебе относятся так, будто сверхактивные эмоции не иррациональны и не вызывают раздражения.

— Я уже говорила, что не сильна в этой игре, — начинаю я.

Винсент открывает рот, но я поднимаю руку, требуя, чтобы он молчал.

— Я знаю, — обрываю его. — Знаю, ты сказал, что это не игра. Но это единственный способ, которым могу описать, на что это похоже. И такое чувство, что я пропустила книгу с правилами или просто не очень умная, но…

— Ты умная, — резко перебивает Винсент. — Спроси меня о том, что тебя беспокоит. О чем угодно.

Я прикусываю губу и ищу на его лице хоть какой-то намек на юмор. Но Винсент абсолютно серьезен.

— Когда ты оставил записку в библиотеке, — начинаю я, голос слегка дрожит, — это был код, означающий, что хочешь пойти на свидание за чашечкой кофе? Или переспать? Или это действительно просто для репетиторства? Или — не знаю. Я не хотела придавать этому слишком большого значения.

Я заламываю руки, желая, чтобы сердцебиение успокоилось и перестало вести себя так, словно я стою на краю крыши на высоте двадцати этажей над оживленной улицей. Так драматично.

Винсент хмурится.

— О какой записке мы говорим?

— О записке.

— Нет, я имею в виду — о первой или о второй?

Настала моя очередь хмуриться.