Геймер. Книги 1-4 - Юлия Игоревна Андреева

В этот день у Исидо было замечательное настроение. В спальной комнате его ждали два мальчика, с которыми он желал разделить ложе и, может быть даже к утру, испробовать на них машинку для разбивания пальцев, привезенную в последний приезд «черного корабля» из Испании.

* * *

В осакском замке Алу и Уильяму были предоставлены расположенные рядом смежные комнаты. С тех пор как кормчего стали хорошо кормить и за ним начал присматривать личный лекарь Токугавы, сознание стало все чаще навещать Уильяма Адамса.

Это не могло не радовать Александра, который старался пользоваться минимальными проблесками здравого ума кормчего, для того чтобы получить у него информацию, которую в дальнейшем можно было передать Токугаве.

К великой радости Ала, Джон Блэкторн, как невольно продолжал называть его Александр, по прежнему испытывал панический ужас при одном упоминании о самураях, гак что Ал мог на законных основаниях взять на себя роль министра внешних отношений. Не беспокоясь о том, что в какой-то момент кормчий может взбунтоваться и отправиться на переговоры сам.

Блэкторн поправился и даже умудрился нагулять жирок, в хорошие моменты, когда сознание возвращалось к нему, он любил лежать на подушках, поедая принесенные ему яства и запивая великолепным саке.

Странно, находясь на экскурсии в Японии XXI века, Александр не понял вкуса рисовой водки, а теперь выпивка даже нравилась ему. Возможно, причиной этой перемены были придворные дамы, которые подливали в крохотные чашечки саке, улыбаясь и бросая на Ала томные взгляды.

Любую из этих красоток он мог запросто оставить у себя на ночь, и та не сопротивлялась бы, так как это входило в круг ее профессиональных обязанностей. Служившие при замке женщины все поголовно были из рода самураев, а самураи знали, что такое долг. Долгом же называлось беспрекословное подчинение своему сюзерену. А сюзерен повелел обслуживать иностранцев…

Ал заметил, что, люто ненавидя иезуитов и страшась самураев, кормчий с радостью и учтивостью придворного обращается с прислуживающими ему женщинами, с двумя из которых он уже имел постельные отношения и, по всей видимости, собирался продолжать в том же духе.

Находясь в здравом уме и твердой памяти, Блэкторн, или Адамс, черт его знает, как теперь это будет звучать правильно, мог отвечать на любые вопросы касательно истории, судоходства или военного дела. Это был настоящий кладезь информации. Подобно многим людям своего времени, кормчий бегло говорил на латыни, португальском, испанском, английском и, естественно, родном голландском языке. А также немного знал немецкий. Он обладал потрясающей зрительной памятью и мог достаточно четко нарисовать карту мира, причем как политическую, так и географическую. Что было необходимо Токугаве. Он хорошо знал арифметику и мог довольно быстро рассчитать сложное математическое уравнение.

Правда, его почти невозможно было вытащить с собой на прогулки, под страхом смерти он не желал покидать свою комнату, предпочитая лежать, наслаждаясь вкусной едой и приятной компанией.

Прожив около месяца в замке и передав Токугаве сведения, полученные частично от Уильяма Адамса и частично заимствованные из мудрой книги, которую Алу вернули в целости и сохранности, меж тем он начал замечать, что в поведении кормчего наметились новые странности. Так — если, находясь в здравом уме, Адамс осторожничал настолько, что отказывался покидать отведенную ему комнату, то, впадая в безумие, он из этой комнаты норовил не просто выйти, а сделать это по возможности незаметнее. Причем самое странное, что ему это удавалось. Подобно ниндзя, ночью кормчий обматывал голову подвернувшейся под руку тряпкой или полотенцем и исчезал из отведенных ему покоев.

При этом — ни стража, ни прислуга ничего не знали о ночных странствиях пленника Токугавы. Каким-то непостижимым образом кормчему удавалось исчезнуть из своей комнаты, обманув внимание стражников.

Из совершаемых им походов, Адамс норовил притащить Алу какое-нибудь доказательство успешности последних.

Так, однажды он положил перед Алом красный цветок, какие росли только во внутреннем садике коменданта замка господина Исидо. Садик охраняли пять десятков отборнейших самураев, и Алу стоило немалых трудов объяснить дотошной прислуге его появление в своей комнате.

Пришлось сказать, что магнолию принесла в клюве маленькая птичка. В другой раз Адамс притащил купальный халат господина Токугавы. Но чаще это были вещи, украденные в кухне, бане, казарме, или это была мелочевка, которую Блэкторн мог тырить у видящих десятые сны служанок.

Но однажды трофей, принесенный безумным кормчим, поверг Ала в состояние, близкое к истерике. В то утро Адамс разбудил его ни свет ни заря, положив на одеяло, которым покрывался Ал, сверток шатка.

— Черт бы тебя побрал, кормчий! Что это такое? — Ал лениво выпростал руку из-под одеяла и потрогал принесенный ему дар. В ту же секунду его пробил пот, сна как не бывало.

Перед Алом на постели лежал запеленатый в немыслимо дорогой шелк младенец.

— Что за дела, Блэкторн? Откуда ты его взял! — зашипел Ал, стараясь производить как можно меньше шума. По взаимной договоренности, с глазу на глаз, он называл Адамса Джоном Блэкторном. Это имя было чем-то вроде пароля, о котором не знал никто в замке, и в то же время это была связь с книгой, с игрой, с мечтой о Японии.

Вместо ответа кормчий блаженно улыбнулся и сел у стены, скрестив ноги в позе лотоса. На его лице блуждала идиотская улыбка.

Ал взял на руки младенца. Он не очень-то хорошо разбирался в детях. На вид этому было несколько месяцев. Большие карие глаза смотрели на него с озорством и неподдельным интересом. Пухленький ротик двигался, носик был крошечным и курносым.

«Во попал»! — сказал сам себе Ал и начал распеленывать ребенка. Он понятия не имел, как объяснит, что тот делает в его комнате.

— Неужели ты украл его, поганец? — обратился он к счастливой физиономии кормчего. — Украл и, пожалуй, убил кого-то. Хорошо, если кормилицу или служанку, это еще простят, но что, если мать?! И, судя по дороговизне пеленок, мать не из простых людей… О, Боже! Что я скажу Токугаве?

Он развернул пеленки и убедился, что имеет дело с мальчиком.

Не помня себя от ужаса и все еще не зная, что говорить и что делать, Ал снова запеленал ребенка, но таким образом, чтобы два края пеленки можно было расположить подобно ручке от сумки.

Приспособив свою ношу на плече, он вышел с нею в коридор. Дежурившие там самураи приветствовали Ала дружелюбными улыбками и поклонами.

Без сомнения они видели сверток, но не поняли, что такое тащит гость. А впрочем, их ли это дело?..

Ал