Потрошитель - Брижит Обер

Жан-Жан в очередной раз посмотрел на часы. Ладно, хватит попусту тратить время. Лола корчит из себя устрицу с закрытыми створками, а ему безумно хочется спать: в восемь начинают верещать и выяснять отношения близняшки, а у него голова будет раскалываться с перепоя.

— Ну что, по домам? — провозгласил он, засовывая сдачу в карман.

Не дождавшись окончания этой процедуры, Лола уже направилась к выходу. «Не скоро же ты собрался! Вот вам и субботний вечер! Легкий и радостный, как дождливое воскресенье!»

Они вышли на улицу. Начинало светать. Мерье видел, как они сели в машину, которая буквально сорвалась с места, чиркнув шинами по асфальту. Что ж, пора и ему. Он включил зажигание, краем глаза отметил, что вышедшая из бара девушка садится на скутер, и машинально убедился в том, что за ней никто не последовал. Все хорошо. Можно ехать. Он включил передачу и помчался вперед. В зеркале заднего вида девчонка надевала шлем и трогалась с места. Зажегся зеленый свет, он повернул за угол и потерял ее из виду.

Джоанна уже спускала скутер с тротуара, как вдруг на ее запястье легла чья-то рука. Стремглав обернувшись, она успела заметить смокинг и почувствовала, что в ее шею под шлемом что-то воткнулось. Нападавший обхватил ее руками и притянул к себе. Кричать было невозможно: ее лицо вжалось в грудь мужчины, как будто они обнимаются. Штуковина, впившаяся в горло, причиняла дикую боль. Рот наполнился какой-то жидкостью. «Кровь? — подумала она, ощущая, как из ее затылка вылезает острие. Кровь. Я ранена…»

Мужчина оседлал скутер за ее спиной, прижал ее ладони к рулю и покатил оцепеневшую девушку вдоль тротуара. Повернув на смежный переулок, он остановился за громадным мусорным контейнером из серой пластмассы.

Ее майка набухала от стекавшей изо рта крови. Мужчина взялся за торчащее из шеи острие и тихонько его повернул. Несмотря на пронзившую ее дикую боль, кричать она была не в силах. Попытавшись сопротивляться, Джоанна взмахнула руками, но он с легкостью перегнул ее через руль. Не осознавая тяжести своего ранения, она принялась молиться: «Только бы не изнасиловали!»

Папа-Вскрой-Консервы залез во внутренний карман тщательно отглаженного пиджака и достал острый как бритва рыбацкий нож.

Папа-Консервы-Вскрой,

Пляс начинается твой.

Полчаса спустя он уже заталкивал тело в мусорный бак, застегивал пиджак и пробирался вдоль стен к порту.

Сделал ДЕЛО — гуляй смело!

По пути ему попалась драная черная кошка, которая тут же прыснула под машину. Он присел на корточки: «Иди ко мне, киса, ну!» Под решетку радиатора шмякнулась горсть требухи. Из темноты моментально вылетела когтистая лапа и сцапала кусок кишки.

Папа-Вскрой-Консервы улыбнулся, встал и под урчащее чавканье из-под капота пошел дальше.

Сладко зевнув, Лола бросилась на кровать. Уф! Спасена! Волосатые лапы Похотливого Чудовища рыскали впустую. Она потянулась, сделала несколько пассов тай-цзы, чтобы расслабиться, поцеловала розового плюшевого мишку, заверив его, что он единственный мужчина в ее жизни — воспоминания о предыдущем мишке уже успели развеяться, — и заснула, представляя, как она налетает с мечом на Потрошителя и крошит его на равные аккуратные дольки.

Баю-баю — вдаль, родная! В колыбели грез — морем кровавых слез.

Тип-то, в очках черных, — да от него ж кровью разило, смертью: мне ль его не узнать — сладостный запах рыскающей смерти! Только вы ничего не чуете! Ну что ж, тогда отсыпайтесь. Завтра утром — ах-ах-ах! — вас ждет приятный сюрприз!

Жан-Жан захрапел, едва его голова коснулась по душки. А разбуженная им жена, пытаясь заснуть, всю ночь ворочалась с боку на бок.

Папа-Вскрой-Консервы скинул тяжелый от крови смокинг и швырнул его в пакет для мусора. Затем вытянулся на голом матрасе и, лязгая зубами, затрясся в страшном ознобе, который он, как правило, успокаивал, втыкая в себя кнопки.

Не отпускал озноб и скорчившегося от боли в животе Иисуса. Его скрутило после того, как он увидел, что сделал убегавший человек с брошенной в мусорный бак девушкой. Иисуса тут же вывернуло наизнанку, и он со всех ног кинулся наутек — подальше от этого трупа. Он все бежал и бежал, с трясущимся на тощих плечах рюкзаком, бежал до потери дыхания — туда, к порту, к спасительному свету его фонарей, к ласковому свету пивных и пиццерий, бежал, не в силах остановить безостановочно крутящуюся в голове сцену.

Он подошел в тот самый момент, когда человек приподнимал крышку помойки и заталкивал тело внутрь. В нем словно что-то щелкнуло: молчи, не шевелись, слейся с этой бездушной стеной.

Конечно же, перед ним был кошмар его снов — человек с сияющими глазами, на сей раз в непроницаемых очках, отражавших желтый свет фонаря и бледное лицо юной покойницы.

И вот теперь, сжавшись в комок возле фонтана, он смотрит, как тихо покачиваются яхты, и слушает тихое журчание воды, а руки, исполосованные шрамами, крепко сжимают Друга Бобо.

9

Динь-динь-дон, динь-динь-дон.

Марсель ошарашенно приоткрыл один глаз. За окном бесновались колокола. На часах — подаренном кем-то из малышей будильнике в виде «ламборгини» — уже десять!

Выпутавшись из скомканных простыней, он натянул плавки, футболку и прошел на кухню.

Никого. На банке с клубничным вареньем записка. Аккуратный почерк Надьи: «Мы на рынке. Будить не стали. Целую».

Марсель отложил бумажку, зевнул и плеснул себе апельсинового соку. Как плохо сегодня спалось! Он по инерции сжевал персик, достал натуральный йогурт — есть, в общем-то, не хотелось. Какое-то тяжелое предчувствие. По пути в гостиную он едва не кувырнулся на подвернувшейся под пятку машинке. Крепко выругавшись, он включил радио и стал настраиваться на местную частоту. Истерический призыв скорее бежать за какой-то фигней… экстатическое заклинание потратить сто франков с гарантированным возвратом пятнадцати…

Динь-дон, динь-дон

Из-за возобновившегося колокольного звона он едва не пропустил информацию, скользнувшую между очередным обвинением какого-то министра и метеосводкой: «… ужасная находка в тупике по улице Габр: сегодня утром здесь в мусорном контейнере обнаружили тело девушки. На данный момент полиция воздерживается от всяких комментариев».

Нутро будто ошпарило выпитым соком. Марсель выключил приемник и бросился одеваться, одновременно набирая номер полиции.

— Полицейское управление. Слушаю вас.

— Привет, это Блан. Тони, ты, что ли?

— Здорово, Марсель! Как дела?

— Отлично, скажи, что там с убитой девушкой?

— Дрянь дело. Жанно рвет и мечет от бешенства, — прошептал Тони. — На девчонке-то живого места не осталось. Ее один тип нашел, когда мусор выносил.

— Личность определили?

— Да, при ней были все ее документы: некая Джоанна Кемпо, лицеистка. Едва шестнадцать исполнилось! Рядом ее скутер стоял — тоже весь в кровище. И деньги в сумке остались.

— Есть зацепки?

— Ничего! Об этом Жанно с парижанином у лифта болтали. Парижанин-то с такой мордой кривой явился! Должно быть, совсем не спал, бедолага!

— Держи меня в курсе…

— Ого, тебя уже инспектором назначили?

— Как только меня им назначат, я тебя в Дюнкерк переведу.

— Класс! Мидии по воскресеньям трескать? Ладно, тут народ появился. До скорого.

Марсель чистил зубы и думал о девушке. Почему ее убили? Из-за денег? Нет — их не взяли. Из-за скутера? Он был на месте. Чтоб изнасиловать? Экспертиза покажет. Точно, чтоб изнасиловать, решил он, спускаясь по лестнице. На телевизоре белела записка: «Решил прогуляться. Буду к обеду! P.S.1. Никакого телевизора! Сделать все уроки! P.S.2. Не сделаете — пляж отменяется».

Пять минут спустя он уже входил в комиссариат. Тони, низенький усатый здоровячок, ломал голову над графой декларации, касающейся телевизора.

— Ты-то как, задекларировал? — спросил он у Марселя.

— У меня нет телевизора, — ответил тот.

— Ишь ты какой! А если домой заявятся?

— Да говорю же — нет его у меня! Аквариум вместо него купил — гораздо интереснее и детей развивает. Плюс своя рыбка по воскресеньям, на рынок ходить не надо.

— Дурак ты, Марсель, — прыснул Тони, прикрывшись декларацией.

— Они наверху? — спросил тот, ткнув в потолок пальцем.

— Срочное совещание. Даже Мартини позвонил. Только что с Жанно его соединял.

— С другими убийствами связь усматривают?

— Понятия не имею. Думаешь, тут перед лифтом пресс-конференция была? Примчались с вытянутыми мордами — и все. Даже Клаудиа Шифер.

— Тинарелли?

— Десять минут как влетела: волосы дыбом, блузон нараспашку…

Марсель передернул плечами — сейчас в голове только сисек Тинарелли не хватало!

— Дополнительной информации о жертве не поступало?

— Ну достал! Гони сто франков — и слушай!

— Что?

— Сначала сто франков! — повторил Тони, приподнимая трубку коммутатора.

Марсель порылся в кармане рубашки и протянул ему скомканную банкноту.