Зеленый фронт (СИ) - Агишев Руслан

Угли уже подернулись сероватым пеплом; лишь кое-где мелькал красноватый огонек. Темнота со всех сторон обступила бывшее кострище и уже наступала на на угли, грозя и их окутать своим пологом. Под ее покровом из леса вытянулся тоненький пруток, который своим гибким концом ухватился за тельце куклы и быстро утянул ее в темноту.

… Прошло несколько часов. Солнце только начинало подниматься над горизонтом. В лесу царил полумрак. Было сыро и свежо. Повариха, осторожно держа ведра, шагала по тропинке. На такой лагерь было нужно много воды и бойцы, выделенные ей не всегда управлялись к сроку. Поэтому иногда, кода командир не видит, Клавдия сама хватал два здоровенных ведра и бежала к ручью.

Шла она медленно, хотя было совсем не тяжело. Тропинка просто была просто усеяна корневыми узлами, которые змеями пересекали почти каждый ее участок. Видно было еще не очень хорошо, поэтому она внимательно смотрела себе под ноги.

Тук-тук-тук-тук! Раздался глухой ритмичный звук. Было похоже на что-то деревянное, которое стучало друг об друга. Повариха насторожилась и медленно положила ведра. В стороне от тропинки, примерно в паре метров, что-то блестело и дрыгалось.

— Ой! — вскрикнула она, хватаясь за сердце. — Боже ты мой! Ой!

Прямо по траве вышагивал тот самый деревянный человечек. Он смешно подбрасывал вверх ноги, словно они у него были загипсованы и не могли сгибаться в коленках. Все тело при этом дрыгалось, как наэлектризованное.

— А-а-а-а-а-а! — сорвалась на визг Клавдия Степановна. — А-а-а-а-а-а! Вона! Вона!

Ведра полетели в стороны и опрокинулись! Женщина с немыслимой для своих форм и лет скоростью понеслась в лагерь.

— А-а-а-а-а-а! — неслось вслед за ней. — А-а-а-а-а-а!

Бах! Шедшего ей навстречу солдата, несущего уже пустые ведра, просто снесло. Щуплый, еще толком не оправившийся от ранения боец, отлетел в кубарем покатился по траве.

— Ой! Что же это такое?! — никак не могла она успокоиться. — Что же такое! Что же такое?!Боже мой! Боже мой!

Единственным кто ее смог остановить оказался сам командир. Крепко схватив ее за плечи, Голованко сильно тряхнул Клавдию несколько раз. У него это получилось так сильно, что клацнули ее зубы.

— А ну прекратить! — приказал он, строго смотря в ее глаза. — Что за ор в бабьем батальоне?! Молчать! Давай-ка все с толком и с расстановкой…

Через пару минут старшина с непонятным, но нехорошим предчувствием, подумал, что вот и объявился Андрей

Глава 24

Возможное будущее.

г. Брест. 1949 г. 5 июля. Праздничный день.

Актовый зал общеобразовательной школы имени Дважды Героя Советского Союза гвардии полковника Ильи Петровича Голованко празднично украшен. На высоких стенах красиво уложены красные знамена гвардейских полков, принявших участие в освобождение города-героя Бреста от немецко-фашистских войск. В углах зала расположены стенды с многочисленными фотографиями.

Зал полон. Много людей в форме — темно-зеленой, синей, серо-стальной, белой. То там то веселой гурьбой бегали детишки: мальчишки в коротки шортах и матросках, девчонки в развевающихся пальтишках.

Наконец, занавес дрогнул. Все зрители быстро разбежались по местам и с волнением следили за колыхающейся тканью. Быстрое шуршание и занавес водопадом исчез в боках сцены.

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — на сцене стояли двое ведущих — статная девушка с огромными бантами и худощавый парень с короткой стрижкой. — Мы рады вас приветствовать на торжественном концерте, посвященным Дню Великой Победы Союза Советских Социалистических Республик над немецко-фашистскими захватчиками!

Под ритмичную дробь барабанов на сцены вышел отряд пионеров и детские голоса запели гимн СССР.

— День Победы — это день великой радости и великой скорби, — речитативом начала девушка, а потом продолжил парень. — День Победы — это день нашей памяти и прежде чем славить Победу, отдадим дань памяти мужеству наших дедов и бабушек, отцов и матерей, братьев и сестер, отдавших самое дороге что них было — жизнь в борьбе с врагом! Наш концерт откроет ученик 8 «б» класса Олег Василенко, который прочитает письмо своего отца бойца Красной Армии Сергея Юрьевича Василенко…

Вместо ведущих на сцене остался невысокий мальчишка. Белоснежная рубашка, отглаженные брюки, до блеска надраенные ботинки… В его руках мелко дрожал пожелтевший лист бумаги.

— Здравствуй, дорогой мой Олежка! Пишет тебе твой папка. Не знаю дойдет до тебя это письмо или нет, но ты знай, что я тебя очень сильно люблю!

… Идет страшная война, сынок, и многие из нас могут не прийти с нее домой. Это могу быть я, кто-то из моих товарищей или совсем незнакомый тебе человек, но мы готовы заплатить такую цену за победу над страшной коричневой чумой фашизма!

Пойми меня, ты просто обязан понять меня… Я не хочу и не имею права жалеть себя и прятаться, пока мои товарищи сражаются с врагом. Я люблю вас и безумно хочу быть с вами, но, Олежек, знай, твой папка никогда не останется в стороне от борьбы! Только так, своим потом и кровью, не жалея себя и других, мы сможем победить проклятого врага!

Вот тебе мой завет, сынок…. Никогда не унывай! Какой бы не был сильный враг, его все равно можно победить! Каждый день готовься в битве. Становись сильным, смелым и решительным!

Не пасуй перед трудностями! Трудности — это все лишь препятствие, которое сможет сделать тебя еще сильнее!

Я верю в тебя, сынок! Будь готов!

Твой отец, Сергей Юрьевич Василенко.

По залу медленно потекла грустная музыка, под которую торжественный голос тачал медленно перечислять потери Советского Союза в войне:

— … Более пяти миллионов военнослужащих Красной Армии было убито и умерло от ран… Почти десять миллионов гражданских лиц…, из которых восемь миллионов — было преднамеренно истреблено на оккупированной территории и погибло в результате боевых действий, два миллиона — умерло вследствие голод, инфекционные болезни, отсутствие медицинской помощи…

… Было разрушено 1700 городов и посёлков городского типа и более 80 тыс. сёл и деревень, 22 тыс. промышленных предприятий, разгромлено 98 тыс. колхозов, 1806 совхозов.

Вновь по залу зазвучал торжественный проигрыш.

— Советский народ выстоял в трудной битве со страшным человеконенавистническим врагом, — на сцене вновь появились ведущие. — Никому и никогда не сломить наш народ! Потеряв многих наших товарищей, мы закалились в кровопролитных сражениях и стали сильнее!

В зале слегка приглушили свет. За спинами у ведущих незаметно опустился белый экран, по которому сразу же поплыли кадры документальной кинохроники.

— Рядовые солдаты, командиры, генералы и маршалы, истекая кровью, подчас не имя оружия и хлеба, они шли на врага…

Решительные лица, сжатые добела кулаки и четкий строевой шаг… На белом полотне шли кадры парада, с которого его участники сразу же бросались в бой.

— Перед врагом все были равны: и молодые юнцы, не умевшие толком стрелять, и пожилые ополченцы, последний раз державшие оружие 1917 году, и кадровые бойцы, не раз бравшие немца на штык… Никто из них не струсил!

Сменился кадр. Бойцы шли в атаку. Взбиравшиеся на бруствер солдаты. Вот буквально взлетел, размахивая пистолетом, командир. Следом вскарабкался пожилой пулеметчик, с намотанной на руку лентой. Вдалеке со винтовками на перевес бежали бывшие старшеклассники.

— Никто из них не струсил! Никто из них не остался в окопе, забившись в уголок и рыдая от страха! Никто из них поднял руки, добровольно вручая врагу свое оружие! Никто, кроме предателей — нелюдей!

Сменился кадр. Группа весело улыбавшихся полицаев, обнявшись, позировали на фоне валявшихся тел. Довольные лица, выпяченные вперед челюсти и крепко затянутые повязки…

— Мы им не простим и будем давить везде, где бы они не спрятались! Ибо нет прощения предательству своего народа и государства! Нет прощения тем, кто убил своих сограждан, кто пытал детей и издевался над женщинами! Мы все помним и будем мстить им!