«Если», 1998 № 02 - Кристофер Прист

— Не заметить чего? — спросила Марианна.

— Что вы любовницы!!!

Обе уставились на него, разинув рты. Потом Руби закинула голову и оглушительно расхохоталась. Когда к ней присоединилась Марианна, Бек повернулся и покинул дом тем же путем, каким пришел.

Он приехал в «Шератон» задолго до назначенного часа и, чтобы убить время, прямиком направился в бар. Приступив к поглощению спиртного примерно в шесть вечера, профессор заказывал уже пятый коктейль, когда его обнаружил Лоренс Бурбон. С ним был еще один человек — высокий, тощий брюнет с удивительно темным загаром и маслянистыми волосами; издатель представил его как Зефа Даррена, директора художественно-оформительского отдела Сефтон-Хауза.

В номере Бурбона их ожидал изысканный обед, во время которого Даррен усердно занимал внимание гостя проблемами книжных обложек, однако по его окончании сразу же, извинившись, отошел к компьютеру, дабы обменяться с кем-то некими важными электронными посланиями

Беккет достал из портфеля подписанные им документы и вручил Бурбону.

— Какие-нибудь вопросы? — осведомился тот.

Бек, блаженствуя на софе с чашечкой кофе, отрицательно помотал головой. Он чувствовал себя удивительно спокойным и расслабленным, невзирая на все потрясения дня и воистину рекордное количество спиртного в организме.

— Кажется, это вы хотели меня о чем-то спросить, — добродушно заметил он.

— Действительно! — Бурбон улыбнулся и подсел к нему на софу. — Этот кибернетический воришка… Могу ли я устроить для него какие-нибудь электронные ловушки или, скажем, установить в нашей сети кодовые замки?

Профессор кивнул и зевнул одновременно.

— Ну разумеется, Лоренс… Хотя я не уверен, что сумею объяснить вам подобные вещи на пальцах.

— Пусть это вас не беспокоит, Беккет, ведь я и сам отчасти хакер…

— Бурбон смущенно ухмыльнулся. — Конечно, я обыкновенный любитель, но все-таки надеюсь, что смогу вас понять. Вы не станете возражать, если я запишу нашу беседу? В случае чего, кто-нибудь из издательских программистов поможет мне разобраться.

Бек не возражал. Издатель, в глазах которого внезапно замерцал хищный хакерский огонек, достал из нагрудного кармана рекордер и вставил в него миниатюрный оптический диск.

— Вы даже не представляете, Беккет, как я ценю вашу любезность!

С этого момента между ними возникло то, что принято называть полным взаимопониманием. Бурбон задавал вопрос за вопросом, а Бек с радостной готовностью отвечал на них. По сути проблема была несложной, однако Ларри (профессор внезапно почувствовал, что просто не может называть своего сердечного друга иначе!) от волнения и восторга буквально ерзал на софе. Бек не мог последовать примеру издателя; каков бы ни был его душевный энтузиазм, тело, казалось, не желало повиноваться ему.

Зеф Даррен, по-видимому, не испытывал никакого интереса к их заумной болтовне. Закончив свои дела с электронной почтой, он сразу же надел виртуальный шлем и перчатки и увлеченно предался какой-то аркадной игре. Профессор усмехнулся, подумав о том, что большинство людей (в том числе Марианна) используют компьютеры лишь для развлечения. Он устроился поудобнее и продолжал говорить, говорить и говорить.

Беккет покинул «Шератон» после полуночи, чувствуя себя усталым, но необычайно взбудораженным. В кармане у него лежал контракт, где черным по белому было написано, что его роман должен быть выпущен в течение года с момента подписания вышеуказанного документа обеими договаривающимися сторонами. Спускаясь на лифте в центральный холл, Бек попытался проиграть в памяти момент своего триумфа, но не смог; от всего, что произошло в номере Бурбона, у него остались лишь неясные, спутанные обрывки впечатлений.

И все же он хорошо помнил, что несколько раз за вечер чуть было не уснул (сперва за столом, потом на софе), невзирая на бесчисленные чашечки кофе и бокалы дайкири, которыми старался взбодриться… Нервное истощение. А виновата в этом исключительно Марианна, по милости которой он лишился нормального сна!

Зато сегодня ночью он будет спать как младенец… или уже завтра? Проходя через пустынный холл, Бек взглянул на часы: двадцать две минуты первого. И кругом ни души. Нет даже дежурного портье за стойкой. Он вздрогнул, когда гигантские зеркально-бронзовые двери бесшумно распахнулись перед ним, пожал плечами и вышел на улицу.

Шаги его вдруг зазвучали удивительно звонко, словно на каблуках ботинок были набиты металлические подковки. Остановившись, профессор посмотрел вниз и увидел угольно-черный материал, напоминающий стекло и исчерченный бесчисленными параллельными бороздками. Он поднял голову и огляделся: ни домов, ни фонарей, ни автомобилей — ничего! Плоская глянцевитая поверхность справа и слева закруглялась широкой плавной дугой; за исключением громады «Шератона», высившейся за спиной Бека, весь Бостон сгинул без следа.

Профессор мог бы, конечно, в панике броситься назад в отель, но любопытство оказалось сильнее. Поколебавшись, Бек двинулся поперек концентрических борозд — туда, где виднелось красное пятно и торчащий из него серебристый штырь. Пока он шагал, его не оставляла мысль об отсутствии явных источников света. Даже тускло-черное небо не оживляла ни одна звезда, и тем не менее Бек отчетливо видел ярко-красный круг с мягко сияющим в его центре шпинделем. Остановившись на черно-красной границе (носки ботинок — на красном, каблуки — на черном), он присел, упершись кулаками в колени, и внимательно вгляделся: там были буквы, из них сложились слова, слова сформировали фразу: ПАРАД ПЛАНЕТ, СОЧИНЕНИЕ ХОЛЬСТА.

Профессор выпрямился и посмотрел направо и налево. Все было предельно ясно. Он стоял на колоссальном звуковом носителе, и не на каком-нибудь магнитном или оптическом диске, а на старой доброй граммофонной пластинке, отпрессованной из архаичного винила. Повернув назад, он зашагал к ее внешнему краю и увидел наконец искомый источник освещения: это была высокая, мягко мерцающая стена, окружавшая диск со всех сторон. В этот момент пластинка под его ногами дрогнула и начала медленно вращаться… Бек позволил ей унести себя от знакомого отеля.

Он пришел к неизбежному выводу, что спит, и испытал приступ жгучего стыда при мысли о том, что где бы ни витал его разум, бессознательное тело Беккета Ходжа по-прежнему пребывает в номере Лоренса Бурбона. Еле слышная музыка стала немного громче; прислушавшись, он понял, что играют «Марс», и стал подпевать, слегка фальшивя и не в той тональности. Безликая светящаяся стена плавно плыла мимо него, и профессор задумался, каким же образом он ощущает движение при полном отсутствии ориентиров.