Афганский дневник - Виктор Верстаков

Аманулла эмигрировал, долго жил в Италии, умер в Цюрихе в 1960 году.

Афганистан вернулся было к худшим временам средневековья, снова стал базой басмаческих выступлений против Советских республик Средней Азии.

Бачаи Сакао и большинство его людей пришли с севера, где преобладало таджикское население, недовольство их победой быстро росло среди афганских племен Восточной и Южной провинций. Вскоре Кабул был отбит у сторонников Бачаи Сакао племенными ополчениями, которые возглавил генерал Надир-хан. 15 октября 1929 года его провозгласили падишахом, то есть первым в истории Афганистана королем.

При Надире в Кабуле был заключен Договор о нейтралитете и взаимном ненападении между Союзом Советских Социалистических Республик и Афганистаном.

В 1933 году Надир, которому так и не удалось установить в стране спокойствие и порядок и который жестоко преследовал младоафганцев — соратников Амануллы, был убит. Королем стал его сын Мухаммад Захир-шах. Новый король правил около сорока лет. Для Афганистана это были годы растущего международного авторитета страны, но в то же время и годы незатихающих внутренних противоречий.

В 1934 году Афганистан вступил в Лигу наций, через два года установил дипломатические отношения с США.

Перед второй мировой войной и в ее начальный период в Афганистане существовала и активно работала разветвленная сеть фашистской агентуры. В 1941 году после представлений правительств СССР и Великобритании фашистские агенты были из страны высланы.

Ослабленный ростом цен на импортируемые товары, неблагоприятными погодными условиями, мятежами племен, обострившимися социальными противоречиями, Афганистан в послевоенные годы попал под значительное экономическое влияние американского империализма.

Займы и контракты с американскими фирмами втягивали страну во все большую зависимость от США, к тому же многие проекты так и не были завершены.

С конца пятидесятых годов в Афганистане стали вводиться пятилетние планы экономического развития. В середине шестидесятых годов, когда существенно расширилась экономическая помощь Афганистану со стороны СССР, западные страны, в первую очередь США, начали сокращать финансовое и техническое участие в строительстве объектов государственного сектора.

В те годы прокладывались современные автотрассы Кушка — Герат — Кандагар, Кабул — порт Ширхан, строились гидроэлектростанция в Наглу и Джелалабадский ирригационный комплекс, газопромыслы, газопровод, Кабульский политехнический институт…

Но даже существенная и реальная помощь со стороны истинных друзей Афганистана не могла решить за афганский народ его многочисленных внутренних проблем…

9. Долина испытаний

Уже долгие месяцы белеют в горах и долинах Афганистана палаточные городки советских подразделений, выполняющих за Гиндукушем интернациональный долг. Люди в палатках меняются: офицеры уезжают к новым местам службы, поступают в военные академии, солдаты и сержанты, как положено, раз в полгода увольняются в запас, не со всеми старыми друзьями теперь встретишься… А лагерные палатки стоят, как стояли: разве что выгорел и еще больше побелел брезент. Впрочем, внутри палаток уже не нары, а койки, временные печки до виртуозности упростились (простота — сестра совершенства), походные неудобства сменились посильным комфортом лагерной жизни.

А все же как хочется домой, как притягивает душу Родина! И распоряжается заместитель командира одного из подразделений, уступая «просьбам трудящихся», наречь походный магазинчик военторга ласковым словом «Россия»; в другом гарнизоне на фанерном заднике ангара рисуется огромное панно: березы, речка, тропинка.

Рассказывают, что некий ефрейтор сфотографировался под этими березами, послал карточку домой, невесте, и та в ответе удивилась тому, что Афганистан похож на их родную Орловщину.

В лагерях любят петь веселые, а то и шутливые песни, но все чаще на вечерних прогулках с чувством поют и другое:

Дорога ты для солдата,родная русская земля!

…В половине шестого вечера еще заглядывало из-за отрогов в долину кроваво-красное солнце, в шесть на небе осталась только лупа — огромная, яркая, словно бы отлитая из серебра. Горы, грунтовая аэродромная полоса, само небо в лунном свете стали пепельно-серыми» Подул ветер, затрепетали мелкой листвой тополя за аэродромом. Чуть раньше с кашлем заработал движок, порозовел от электрического света брезент лагерных палаток.

С лунными сумерками лагерь оживился. Задребезжали на скамейках гитары, вышли на линейку патрульные, заторопились с ужином повара. В батальоне ожидалось событие: днем, на приеме у губернатора вийялата (провинции), устроенном в честь мусульманского праздника, Федор Борисович Гладков на смеси английского и пушту договорился с губернатором о взаимообмене фильмами. Афганцам дали видовые — документальные о Самарканде и Бухаре, а в батальон привезли коробки с «Седьмой пулей» — советским фильмом, подаренным кинопрокату Афганистана. В лагере его до этого видели лишь дважды, так что надоесть он не успел.

Зрители вынесли из палаток и расставили сколоченные из ящиков табуреты-чурбачки, сели потеснее, чтобы не продувал рвущийся из ущелья ветер, закурили. На улице было довольно светло, киномеханик без всякого фонарика вправил ленту, аппарат застрекотал, луч высветил сшитый из простыни экран, а заодно и уносимые ветром дымы сигарет. Курево кончалось, и поэтому как-то сама собой определилась норма: сделал три затяжки — передай сигарету товарищу. На экране сразу начали стрелять, без ненужной волокиты проявилась и любовная линия: восточная девушка полюбила красного командира, а не басмача. Одним словом, все увлекательно и злободневно.

Исполняющий обязанности комбата капитан Николай Демидов, худощавый, немногословный, негромкий, на фильм опоздал, замполит капитан Сергей Музычин, придвинув к нему сколоченную из трех досок скамеечку, спросил буднично:

— Дополнительные ставил?

Последнюю неделю лагерь пытались обстреливать с гор, особенно из пещер в километре-двух левее взлетно-посадочной полосы. Вот и сходил Демидов в охранения, приказал наблюдать повнимательнее. К финальной части прибежал запыхавшийся Маджид Абдурасулов — переводчик Гладкова, весь день пропадавший в соседнем афганском батальоне.

После фильма и ужина поехали с Музычиным проверять охранения. Ехать было недалеко, но долго: лагерь кинут в неглубокий котлован вокруг двух холмов. Без малого два года назад в такой же ночной час я наведывался в охранение, которым командовал замполит роты старший лейтенант Музычин. Теперь вот замполит батальона капитан Музычин сам проверяет охрану и оборону лагеря.

Фары уазика не включаем: во-первых, лишний свет здесь ни к чему, во-вторых, неплохо работает луна, а в-третьих, водитель знает вокруг лагеря каждую ямку. Все-таки поневоле едем медленно, объезжая валуны, мелкие окопы стрельбища, горки пустых снарядных гильз.

Водитель остановил машину у очередного поста. Пошли по ходу сообщения, втиснулись в блиндажик, откуда сквозь обложенную камнями амбразуру вели наблюдение двое солдат. В сон, по их же словам, не тянуло, а вот покурить бы не прочь… Что может в такой ситуации замполит? Может объяснить, что завтра прилетят с базы вертолеты, и еще, пожалуй, может отдать последние свои сигареты. Музычин так и поступил, мы выбрались из блиндажика и поехали дальше.

Пепельно, безжизненно высятся горы с оспинами пещер, чернеет рощица над близким оврагом, блестят разломами камни, сложенные на обочине взлетно-посадочной полосы, приподняла спаренные стволы зенитная установка на центральной высотке лагеря…

Через час возвращаемся в штабную палатку. На круглой печке рядом с торчащей трубой силится сбросить крышку кипящий чайник. В плетеном самодельном кресле сидит зубной врач Вера Ивановна — она вчера прилетела попутным вертолетом, успела осмотреть личный состав и сейчас жалуется своему «братику», как шутливо называет еще с давних пор Сергея Музычина:

— Пятерым солдатам зубы лечить надо, а они говорят: «Отсюда не полетим, здесь — пожалуйста». Ну как я могу здесь? Ни инструмента, ни кресла…

— Клещи прикажу выдать, а кресло забирай, на котором сидишь.

— Братик, я серьезно. Прикажи им…

Гладков — он вообще-то живет по соседству, сейчас просто зашел на огонек — безмолвно смотрит на лист фольги, по которому бегают багровые змейки — отблески огня из круглой железной печки. Это изобретение жизнелюба Музычина: повесил фольгу напротив печной дверцы, говорит, что получился камин. Никакого, конечно, камина, а все равно интересно, Демидов сидит на кровати, положил на колени фанерку, пишет письмо жене. Эпистолярное вдохновение его посещает не часто, и друзья поглядывают на Демидова с удивлением.