Гроза над Русью - Станислав Пономарев

— Эй, урусы! Что ж вы, как суслики при виде орла попрятались в норы спои?! Или нет среди вас славного богатура, который не побоится переломить копье о мой щит?! Или вы боитесь испытать удар моего меча?! Знать слава о вашей силе зря летает по степи легким перекатиполем! — и меч очерчивал сверкающий круг над головой иноземного силача.

Дружинники на стенах, особенно гриди Ряда Полчного, скрипе ли зубами от унижения. Многие порывались наказать хвастливого кочевника, но воевода Слуд сурово осаживал их.

Но вот загремели цепи, опустился дубовый мост, раскрылись крепостные ворота. Русский витязь выехал в поле.

Абалгузи-пехлеван помчался навстречу поединщику с поднятым вертикально копьем и мечом в ножнах. Не доехав двадцати шагов, он приложил к губам костяной рог. Раздался низкий хриплый рев. Конь Будилы попятился. Витязь вонзил шпоры в его бока и, набрав в легкие воздуха, затрубил в изогнутый медный рог.

Вражеский конь отпрянул, закрутился на месте. Да и жеребец Будилы в испуге поднялся на дыбы от режущего слух звона.

Поединщики осадили коней, съехались в пяти шагах. Русский витязь крикнул:

— Кто ты еси, богатырь заезжий? Как звать-величать тебя? Аль ты славы ищешь на чужой земле, аль полону со златом да серебром? Али кости принес нашим воронам?

Хорезмиец вздрогнул от могучего голоса, но собравшись, ответил с достоинством:

— Я Абалгузи-пехлеван. «Поражающий силой» — по-вашему. Я из знойной земли хорезмийской. Не славы ищу я, и злата звонкого мне не нужно. Мрака смерти ищу я! Да бежит смерть от копья моего... Назови себя славный богатур, чтоб знал я, за кого помолиться Аллаху после победы над тобой. Я имя твое начертаю на подвеске моего боевого пояса! Кто ты? Назовись, богатур урусов!

Городник ударил себя в грудь стальной рукавицей:

— Кличут меня Будилою! Имя мое ведомо богатырям Козарии. Я — защита от ворога, строю крепости на Руси святой!.. А пристаю ли нам, честной богатырь, свои копья ломать на виду у всех?! Ан побратаемся здесь, во чистом поле, перед силой Перуна Грозного! — И витязь повел рукой в сторону русской крепости.

— Нет! — вскричал Абалгузи-пехлеван. — Я дал клятву кагану-беки Ураку — сокрушать богатуров Урусии. Ну а если мне смерть предначертана жребием от твоей могучей руки, то пусть свершится неизбежное! Приступим во имя Аллаха!

— Честь и славу жизнью достойной держат! А што достойнее смерти в битве за землю свою?! Прочь улетай, дева Обида[65]! Перун да поможет мне! Приступим!

Богатыри разъехались на пятьдесят саженей, резко поворотили коней, повременили мгновение и бурей устремились друг на друга с копьями наперевес.

Хазарская рать выстроилась саженей за триста от стен Переяслава.

Русские дружинники и ополченцы вышли в поле и, пока величались поединщики, стали в шеренги. Впереди русского войска утвердились щитоносцы, позади — три ряда копейщиков, за ними ополчение. Стена русских воинов в восемь шеренг глубиной растянулась на добрых шестьсот саженей.

«Около трех тысяч, не более...» — отметил про себя Хаврат-эльтебер, радуясь, что наконец-то воевода переяславский вывел свои полки в поле, где хазарский бек думал легко раздавить их конницей.

За мгновение до того как поединщики ударились копьями, многие воины с обеих сторон невольно зажмурили глаза. Звенящий гром потряс окрестности. Копья попали в стальные щиты, и древко Абалгузи-пехлевана переломилось.

Кони проскакали вперед и, описав широкий полукруг, снова встали друг против друга.

Хорезмиец отбросил в сторону сломанное копье и выхватил меч, взметнув его над головой.

Будила тоже отбросил копье прочь, хотя его стальное ратовище оставалось таким же прочным, как и перед ударом острия о щит противника. Но городник не хотел преимущества для себя, считая, что так угодно Перуну.

Когда поединщики сошлись снова Будила отметил что щит врага сильно поврежден.

Хорезмиец замахнулся. Русс мгновенно принял лезвие на щит и резко, с разворотом рванул его вниз: обычно сталь ломалась от этого приема или противник бросал оружие. Но Абалгузи-пехлеван удержал меч, а дамасская сталь выдержала. И только рука богатура занемела. Городник с громким выдохом опустил секиру на голову врага. Тот успел закрыться щитом и, с трудом отразив тяжелый страшный удар, рывком послал свой меч в грудь русского витязя. Испытав мощь стального острия пластины брони прогнулись, но Будила не дрогнул и снова его секира взметнулась над головой.

— Ва-ва-ва-вай! Абалгузи-пехлеван покачнулся в седле! — в ужасе закричали хазары.

Щит хорезмийца после нескольких сокрушающих ударов русса разлетелся на куски. Однако богатур продолжал ловко отбиваться мечом. Сталь звенела, но держалась. Изловчившись, хорезмиец нанес косой удар по шлему Будилы. Тот не успел уклониться, и левая щека русса тотчас обагрилась кровью. Но городник ответил яростным поперечным ударом. Абалгузи-пехлеван пригнулся, секира задела навершие шлема, кольчужная бармица лопнула у подбородка, и шлем, соскользнув покатился по земле, бренча застежками.

Хазары завыли. Им показалось, что это не шлем, а голова их поединщика полетела в ковыль.

Кони врагов рвали друг друга зубами и, встав на дыбы, пытались достать поединщиков. Удар следовал за ударом. Звенели брони. Молнией сверкал меч хорезмийца. Не менее стремительно взлетала и падала секира русского витязя.

В какой-то момент, отражая натиск, Будила навалился всем своим весом на левое стремя. Подпруга лопнула и он оказался на земле.

Хазары радостно завопили...

Абалгузи-пехлеван замахнулся для решающего удара. Но конь русича недаром был прозван Лешим и не зря его обучали для боя. Он налетел на вражеского скакуна с такой силой, что хорезмиец не удержался и вылетел из седла. Через мгновение богатур уже стоял на ногах, готовый к бою. Меч его при падении отлетел в сторону, в правой руке пехлевана сверкал теперь узкий клинок длинного кинжала.

Будила, отбросив в сторону секиру, крикнул ему:

— Славно бьешься, Абулгас-богатырь! Ан померяем силушку молодецкую в честной борьбе? Кто на землю ляжет — тому и биту быть!

Абалгузи-пехлеван спрятал кинжал в ножны и молча ринулся на противника. Кони их, все в крови и пене, продолжали яростно биться. А хозяева застыли, намертво обхватив друг друга могучими руками. Сила противилась силе, и ловкость противостояла такой же ловкости.

Будила с детства, как всякий русич, увлекался борьбой. Валил на потешном поединке любого. Только одного Еруслана не сумел одолеть, но и тот не мог похвастаться, что положил городника на лопатки. А Еруслан — богатырь, каких поискать!