Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины - Збигнев Войцеховский

– Простите, – попятился Поддубный. – Я думал…

Что именно он думал, Иван так и не сформулировал, покраснел, осекся. Вид обнаженных белоснежных плеч смутил его. Женщина заливисто рассмеялась.

– Да не тушуйтесь. Проходите, есть же свободная кабинка. У нас, у цирковых, такое в порядке вещей. Раздевайтесь, я не смотрю, – Эмилия повернулась спиной и даже принялась что-то напевать на незнакомом Ивану языке.

Над дверцей мелькнула рука с губкой, стало слышно, как она скользко поскрипывает, растирая по телу пену. Чувствуя себя ужасно неловко, Иван разделся до белья и поспешил закрыться в соседней кабинке. Рядом зашумела вода, мыльный поток поплыл к нему под деревянный настил.

– Тра-ра-ра, тра-ра-ра… – пропела Эмилия незамысловатый припев. – Я смотрела сегодня ваше выступление, – прозвучал милый, несколько низкий грудной голос. – Вы были великолепны и неподражаемы. Ни одного поражения. Вы слушаете меня?

– Слышу, слышу, – пробормотал Иван, включая обжигающе холодную воду, но даже она не могла остудить его.

Было что-то ужасно стыдное и в то же время сладкое в том, чтобы, будучи абсолютно голым, говорить через тоненькую перегородку с обнаженной женщиной.

– У вас был хороший наставник?

– Я сам занимался, по журналам.

– Трудно в это поверить. Наверное, вы скромничаете.

Раздался звук падения, брикетик мыла скользнул под не доходящую до пола перегородку и ткнулся в ногу Ивану.

– Ой, мыло уронила. Какая же я неловкая! – Эмилия протянула под перегородку руку и принялась шарить, но не могла достать.

Иван, как ошпаренный, дернулся, прижался к стене, не сводя глаз с изящной руки.

– Вам несложно будет подать мне мыло? – прозвучало очень буднично, словно просили передать солонку за столом во время обеда.

– Сейчас… – язык от волнения прилипал к небу, Поддубный нагнулся, подхватил скользкое мыло и вложил его в ладонь Эмилии. – Держите.

– Благодарю, – пальцы с ухоженными ногтями сперва коснулись руки Ивана. – Простите, я же ничего не вижу, – затем они обхватили брусочек.

За перегородкой вновь зашумела вода. Поддубный поднес к лицу ладонь с клочками душистой пены. Мыло было дорогое, французское, не чета тому простому, которым пользовался Иван. Казалось, что Эмилия забыла о своем соседе по душу, она продолжала напевать. Время от времени под перегородкой показывались ее миниатюрные ступни. Больше всего Поддубного поразило то, что ногти на ногах были покрашены красным.

– Вы холодной водой моетесь? – неожиданно спросила эквилибристка.

– Ага.

– Я тоже закаляюсь. Сперва горячая-горячая, а затем ледяная, – шум воды смолк, Эмилия предупредила: – А теперь не подглядывайте, я выхожу.

Иван отвернулся к стене, на него лились струи ледяной воды, но даже сквозь их шум он слышал, как шуршит халат.

– Все. Счастливо оставаться и спокойной вам ночи, – проворковала эквилибристка. – Как-нибудь заходите ко мне в гости. Я в шестом номере живу.

Хлопнула дверь, впустив в душ порцию свежего воздуха. Иван перевел дыхание и принялся ожесточенно тереть тело жесткой морской губкой.

Спокойной ночи, несмотря на пожелание Эмилии, не случилось. Поддубный лежал на кровати, глядя широко открытыми глазами в потолок, на который падала косым крестом тень от оконной рамы. Прямо напротив его номера горел фонарь. Иван пытался припомнить ту, ради которой покинул родное село. Вспоминалась ночь у Шведских могил, но сама Аленка куда-то пропадала, вместо нее из темноты выходила и выходила Эмилия в своем блестящем цирковом наряде.

Однако почти бессонная ночь не прошла даром. Иван придумал-таки свой собственный номер. Днем он поделился своими соображениями с синьором Труцци, тому идея понравилось. Еще пара дней ушла на подготовку и репетиции. И в воскресном представлении Поддубный уже открывал выступление атлетов…

Все места в зале были проданы. На тумбах в городе красовалась новенькая афиша, на которой был отдельно заявлен великий и непобедимый Иван Поддубный. И эта характеристика не являлась преувеличением. За все время работы на синьора Труцци еще ни одного поединка Иван не проиграл. Коверный объявил выход атлетов, но на манеж под барабанный бой вместо них выползли двое паяцев. Надрываясь, они тащили деревянный телеграфный столб. Конечно же, рухнули вместе с ним и убежали, высоко подпрыгивая. Затем из-за занавеса показался Поддубный. Многие зрители уже не по одному разу наведывались на представления, а потому сразу узнали своего героя и наградили его аплодисментами. Иван же делал вид, что никого не видит, будто бы в здании цирка он находился один. Подошел к лежащему на опилках столбу, почесал затылок, словно говорил самому себе, что негоже пропадать добру. Присел, взвалил столб себе на плечи и поднялся вместе с ним.

Тут же вновь появились паяцы. Они с криками вцепились в концы столба, пытаясь остановить Ивана.

– Люди, помогите! – надрывались они. – Не дайте ему унести наш столб!

Поддубный распрямил спину, и клоуны повисли в воздухе, болтая ногами. Подключился и коверный. Он махал руками, призывая публику быть посмелей.

– Выходите, выходите! Цепляйтесь за столб.

Наконец нашлись и желающие. Коверный следил за тем, чтобы желающие поучаствовать в проверке сил Поддубного висли по двое с каждой стороны.

– Он держит уже четверых! – неслось из зала восторженно. – Шестерых! Восемь человек!

Поддубный не только держал столб с людьми на плечах, но еще и медленно поворачивался, чтобы его могли получше рассмотреть.

– Десять висят!

Больше места, чтобы уцепиться, попросту не было. Зал заходился в восторге. Даже сам синьор Труцци выглядывал из-за кулис. И тут раздался треск. Телеграфный столб сломался от тяжести, развалившись пополам. Это не было предусмотрено номером. Но получилось здорово. Паяцы и коверный помогали зрителям-добровольцам подниматься с манежа. Отряхивали их. Под шутки публики они возвращались на свои места. Никто никаких претензий не предъявлял. Поддубный взвалил на плечи обломки телеграфного столба и вынес их с арены. Синьор Труцци смотрел на него с восхищением. Со стороны зала слышались крики и овации. Зрители требовали Ивана вернуться на манеж. Владелец цирка обнял борца и проговорил:

– С этого дня будете всегда открывать выход борцов своим номером. И столб непременно будет ломаться. Видите, как это понравилось людям?

– Сломается, не сломается – это уж как получится, – сказал Поддубный, перехватив восторженный взгляд эквилибристки-венгерки.

Эмилия уже успела переодеться, на ней был тот самый шелковый халат с золотыми драконами, который так сильно врезался в память Ивану в душе.