Движение образует форму - Елена Макарова

Рисуйте вазу снизу вверх, старайтесь ощутить форму.

Откройте глаза.

Что вышло?

Что-то вышло.

Переведите получившийся рисунок в форму. Выберите материал Для объемного отображения того, что у вас спонтанно получилось:

можно сделать а) коллаж из цветной бумаги, б) скульптуру из бумаги, пластилина или глины.

«Елена Григорьевна, смотрите, моя ваза стала человеком-вулканом!

Что-то происходит… стала замечать то, мимо чего бы раньше прошла… куст кружевной с шапкой снега на нем, как ложатся тени от лампы на стеллаже с детскими игрушками, потрясающее…

Нарисовала вазу с ленточками. Посмотрела, расстроилась из-за своей скудной фантазии и решила пририсовать что-нибудь, как рука захочет. Добавились уши сверху. Тут вообще мой критик внутренний включился: что за уши в вазе? Решила сделать вид, что это листики. Порывалась нарисовать еще и цветок, но потом подумала, что зеленые уши с цветком будут уже лишними. Что-то есть в этой вазе, но и этим вариантом я осталась недовольна.

Хочется рисовать двумя руками долго… но слово «ваза» говорит: у меня есть форма. Чуть-чуть еще порисую — и хватит. Потом на другом листе синхронизируй движения сколько влезет, а сейчас — ваза.

Я совершенно не самокритична. Наверное, во мне много детского. Но я получаю такое колоссальное удовольствие от этих линий! Мне так нравится, что у меня рождается. Причем рисуется совершенно не то, что задумывается. А руки-то двигаются у меня не одинаково. Открыла глаза — косовата. Закрыла опять. Еще. Еще. Эти несимметричные линии так напоминают женскую фигуру. Она закинула руки вверх и поет. На сцене, среди огней».

«Когда я закрыла глаза, в голове появились вазы, руки рисовали уже то, что придумалось в голове. Когда я начала рисовать, был страх выйти за границы листа сбоку или наверху. Левая рука хотела удрать, я чувствовала, что она обгоняет правую».

«Я нарисовала еще несколько ваз. Но в каждой последующей погрешность симметрии была все ярче. А что делать с вазой дальше, было непонятно.

Я решила вернуться к первой. Тут я увидела свою авоську в кружках. Мелькнула мысль про пуговицы. С пастелью я раньше не сталкивалась. Я терла и покрывала вазу новым слоем пастельных кружков. Очень интересное ощущение, как будто через руки я проникла внутрь вазы. Меня смущал яркий угольный контур, я решила растереть его. А еще я увидела, что ваза светится, как бы изнутри».

«Крутила тут просто так очередные вазы и горшки (а они у меня вечно кривые выходят, хотя и пузатые) и вдруг поняла: то, что мы делаем, сродни гончарному ремеслу — когда движение круга заставляет кусок глины подниматься, принимать форму, а руки эту форму ведут в нужном направлении…»

«Ваза родилась очень быстро. Я закрыла глаза. Позже ваза всколыхнула воспоминания о родах моей второй дочери. Потом я стала думать про коллаж. Витраж, стекла, солнце, проникающее сквозь цветное стекло… Но тут я увидела пластилин — и… получился коллаж».

«Елена Григорьевна, а мы уже со второй доченькой! Вчера вернулись домой. За два часа до ее рождения я еще старалась вылепить вазу, которую надо с закрытыми глазами рисовать…»

Как нарисовать пальму

Моей подруге Жанне, увы, не надо закрывать глаза, чтобы «ощутить синхронность». Она ничего не видит, кроме отдельных фрагментов, которые еще вылавливают из тьмы островки непораженной сетчатки. Ничего целого.

Мы познакомились, когда родилась Маня. В конце восьмидесятых Жанна с мужем и дочкой уехали в Америку в надежде спасти зрение. Процесс удалось приостановить, но ненадолго. Я бывала у них в Америке, они приезжали к нам в Израиль. Жанна никогда не путешествовала одна. И вдруг звонит ее муж и говорит, что она летит в Израиль. Одна. Да еще с пересадкой в Нью-Йорке. У нее идея фикс, она хочет научиться рисовать. Она тебе прямо этого не скажет, и ты меня не выдавай. Но имей в виду.

В аэропорту Жанну встретила двоюродная сестра, которая живет в Иерусалиме. Но уже на следующий день я поджидала ее у остановки 940-го автобуса в Хайфе. Стройная женщина в кепи с длинным козырьком, прикрывающим глаза, взяла меня под руку, и мы пошли.

— Ленуся, это море? — спросила она, внюхиваясь в воздух и вслушиваясь в звуки волн. — Я так и представляла себе нашу встречу: я беру тебя под руку, и мы идем на море.

— А то, что мы усядемся с тобой в кафе на берегу?

— Вот теперь представляю и это, — Жанна споткнулась о пластмассовый стул. — Садиться?

— Погоди, — я вызволила стул из песка и развернула его.

Заказали апельсиновый сок. Под цвет стульев.

— Ленуся, что там вдали, пальма? Я так мечтаю нарисовать пальму…

Никакой пальмы в направлении, указанном Жанной, не было.

— Именно пальму?

— Да. У нее такой ствол… — Жанна сомкнула растопыренные пальцы и повела вверх руками, — а оттуда, — она развела руки в локтях и подняла ладони кверху, — во все стороны таки-и-ие ветви…

— Вот ты и нарисовала пальму. Осталось то же самое проделать углем на бумаге.

— Ленусь, научишь? А уголь дома есть?

Жанна горит изнутри, а глаза не горят. Нет в них света. С виду совершенно нормальные, большие, карие. Незрячесть выдает неуверенная походка, но не глаза.

— А ты когда-нибудь занималась с такими, как я?

— Таких, как ты, не бывает.

— Ленусь, ты же понимаешь, что я имею в виду.

Жанна никогда не скажет о себе «слепая» или «незрячая». Звучит как приговор. А она все еще надеется на чудо.

— Я научу тебя рисовать пальму.

— Думаешь?

— Знаю.

Дома я застелила стол белой бумагой.

— Рисуй, где хочешь. — Я вкладываю Жанне в руку яблоко. — Как возникла эта форма? Нарисуй мне его в воздухе.

Жанна вращает кистью в разные стороны.

— Если крутить по горизонтали, получается как бы его ширина, а если по вертикали — высота. Но оно же не идеальной формы… Тут вмятина…

— Положи яблоко на стол. Бери уголь.

— Ты хочешь, чтобы я его обвела?

— Нет. Я хочу, чтобы ты его нарисовала.

— Понятно.

Жанна стоит прямо, рука, которая держит уголь, напряженно вытянута.

— Хочешь сразу пальму?

— Погоди… сейчас… — Она проводит круг.

— Наседай на него. Дыши! Нажим — волосная, нажим — волосная… Раз и два-а-а…

Жанна склоняется над бумагой и начинает раскачиваться.

— Слушай, у меня такое ощущение, что я улетаю в космос…