«Я сам свою жизнь сотворю» Инженер. Функционер - Геннадий Вениаминович Кумохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таился ли в этом злой умысел, или это была насмешка Истории, но только могучая Империя никак не могла выбрать себе руководителя, который, возможно, сам того не ведая, а, может быть, все прекрасно осознавая и только делая вид, что выбирает лучший путь, на самом деле поведет страну на край бездны.
Мое основное ощущение того времени — какую-то фатальную безысходность — я постарался передать в коротеньком стихотворении, которое я вынес в эпиграф.
А как иначе можно было воспринимать события, когда в течение двух лет успели скончаться целых три Генеральных секретаря ЦК партии. С болью, насмешкой, досадой на собственное бессилие у тысяч и тысяч молодых здоровых людей, которыми управляли немощные старцы, ничего уже не желающие и навряд ли осознающие свое положение.
И вот, наконец, избрали-таки нового Генерального, почти молодого, хоть и со странноватым южнорусским акцентом, но способного изъясняться совсем без бумажки, и произносящего совсем не трафаретные: «перестройка», «ускорение», «гласность». Правда, очень скоро, сразу после объявления компании по борьбе с пьянством, пришло отрезвляющее предчувствие: «опять не туда!».
Анекдот тех лет. Его рассказывал Володя Каримов, заведующий отделом науки райкома. Володя умел дружить с вышестоящими товарищами из горкома, так что можно считать, что это был анекдот откуда-то «сверху».
Гонится Лиса за Зайцем. Заяц свернул перед березой, а Лиса в дерево со всей дури и влетела.
Заяц подходит к Лисе и с усмешкой так говорит:
— Ты кума ускориться-то ускорилась, а вот перестроиться забыла.
Видно, чувства юмора у некоторых товарищей еще хватало.
Новый первый
Первой ушла Петрова. Она уходила на высокую должность в Верховный Совет РСФСР, как говорили у нас, — «на Россию». В то время это было еще весьма условное образование «Россия», потому что у нее не было ни автономных органов управления, ни партии, ни других атрибутов власти — все это заменяли союзные структуры.
Татьяну Георгиевну я увидел еще только один раз, по телевизору, в начале девяностых годов, на открытии съезда народных депутатов РФ. Слово предоставили депутату от какого-то северного округа. И вдруг я увидел Петрову, которая хорошо поставленным голосом произнесла следующую фразу:
— Мне, как представителю коренных народов Севера….
Большой неожиданностью для аппарата было назначение на должность первого секретаря райкома Бирюкова Владимира Александровича, работавшего до этого секретарем парткома крупного оборонного завода, а затем председателем Исполкома райсовета. Самовлюбленный, честолюбивый и, скорее, хитрый, чем умный, и вдобавок, на редкость косноязычный. Его за глаза называли «Дуче» и откровенно недолюбливали.
На собрании аппарата мне, как секретарю партбюро, пришлось выступить с небольшим прощальным словом, в котором я даже не пытался скрывать сожаления. На мой взгляд, Петрова была сильным руководителем, уравновешенным и объективным, гораздо более «мужским», чем мог быть тот же Бирюков, и дальнейшие события показали, что, в общем, в своем предчувствии я не ошибся.
Перова взяла с собой из аппарата только одного человека: Сагалова Александра Сергеевича, заведующего общим отделом. Лучшей кандидатурой на роль нового заведующего была Королева Ирина Николаевна, но по каким-то соображениям ее не желали утверждать в горкоме, что обернулось для нее нервным срывом и последующими длительными больничными в связи с болезнью легких.
Я едва успел уйти в отпуск, и отдыхал с семьей в подмосковном санатории, когда меня вызвали в райком, и Бирюков, тоном, не терпящим возражений, приказал принимать общий отдел. Так мной в очередной раз заткнули кадровую дыру.
Но перемены назревали и городском комитете партии. На должность первого секретаря вместо казавшегося вечным Гришина назначили моложавого, высокого и красивого человека, кандидата в члены Политбюро Бориса Николаевича Ельцина. Это было, как дуновение свежего ветра, в затхлой атмосфере столичного горкома.
Однако, порывы этого ветра временами доходили до штормового. Ельцин ходил пешком и ездил на общественном транспорте. Злые языки утверждали, что только во время съемок теле — и кинокамер. Устроил разнос некоторым первым секретарям райкомов. Поговаривали, что первый секретарь одного столичного райкома покончил жизнь самоубийством.
Я лично присутствовал в качестве секретаря партбюро на церемонии вручения наград лучшим инструкторам аппаратов райкомов. Нашего ветерана Маркову Киру Александровну награждал лично Ельцин. Он держался очень почтительно и выказывал максимум уважения рядовым работникам.
Но, возможно, он вел себя совсем по-другому с первыми секретарями райкомов. Во всяком случае, Бирюков после встреч с новым первым совсем перестал себя сдерживать. Он открыто выражал презрение к аппарату, сравнивал нас с винтиками, любой из которых можно свободно заменить. Скорее всего, эту атмосферу он уловил именно в горкоме партии и перенес на нас, нисколько не опасаясь отпора. Ведь так же чутко уловил он и новый стиль выступлений первого секретаря и требовал от своего помощника, чтобы тот писал ему любое выступление короткими рублеными фразами с весьма сильными выражениями.
Как-то раз он заметил, что такой стиль легко удается мне, и с тех пор часто требовал, чтобы материалы готовил именно я. Нужно сказать, что после того, как Миша Караханов защитил кандидатскую диссертацию и ушел куда-то в другую сферу, мне приходилось писать тексты не только выступлений, но и целые доклады даже для Петровой. При этом, как правило, замечаний по текстам ко мне не было.
Меня не спрашивали, а я, естественно, никому не рассказывал, как это у меня получается — угадывать стиль докладчика. Секрет был прост и сложен одновременно. Когда я знал, для кого предназначен тот или иной материал, я просто начинал слышать голос этого человека, который и «надиктовывал» мне целые страницы нужного материала. Разумеется, предварительно мне нужно было слышать голос этого человека и представлять его лексику. Ну, а после того, как я вживую услышал самого Ельцина, мне было легко писать для Бирюкова, пытающегося выступать «под Ельцина».
"Социалка"
