Не отворачивайся - Линвуд Баркли

Присвоить имя, фамилию и данные кого-то умершего в юном возрасте сложности не представляло. Я работал в газетном деле достаточно давно и знал, как это происходит. Вы обращаетесь за копией свидетельства о рождении покойного, утверждая, что это ваше свидетельство. Обычно никто не проверяет, особенно если человек умер несколько десятилетий назад. А имея свидетельство, вы получаете и остальные документы: карту социального страхования, библиотечную карту, водительские права. Все просто. Моя жена таким образом стала Джан Ричлер, а когда вышла замуж, превратилась в Джан Харвуд. Но кем же она была раньше? И почему ей пришлось отказаться от прошлой жизни и начать новую? Может, она проходила по программе защиты свидетелей?

Джан выступала в суде как свидетельница. Например, по делу какого-то мафиози. То есть человека, у которого были возможности выследить и отомстить. Поэтому ей дали новые имя и фамилию. Это требовалось сохранить в тайне. Вот почему она ничего мне не говорила. Неудивительно, что Джан прятала свое новое свидетельство о рождении. Опасалась, что я раскрою ее тайну. Она боялась не за себя, а за нас с Итаном. Ну хорошо, пусть так, но почему она исчезла? Ей показалось, что ее раскрыли? И она спасалась? Но ведь можно было мне намекнуть об этом.

И если Джан угрожает опасность, то правильно ли я делаю, что занимаюсь ее поисками? Не наведу ли на свою жену врагов? А если мои домыслы о программе защиты свидетелей вздор? И причина кроется в ином? Надо рассказать обо всем Барри Дакуэрту. Он запросит ФБР по поводу защиты свидетелей. И тогда…

Зазвонил телефон.

— Да.

— Дэвид, почему ты ничего не сообщил нам об исчезновении жены и мы узнаем об этом из телевизора?

Это звонил Брайан Доннелли, редактор отдела местных новостей.

— Понимаешь… — начал я.

— Где ты находишься?

— В пути. Скоро буду дома.

— Послушай, Мэдлин рвет и мечет. У нашего сотрудника пропала жена, об этом передали по радио и телевидению, а мы ничего не знаем. Какого черта ты не позвонил?

— Извини, Брайан. В полиции сказали, что дадут объявление на следующий день и согласуют это со мной. Не знаю, почему они поторопились.

— Я поручил дело Саманте, но, может, ты сам хочешь написать что-нибудь? Из первых рук это было бы здорово. Из копов нам пока вытянуть ничего не удалось.

— Нет, пусть этим занимается Саманта.

— Хорошо. Пока.

— Пока.

Я бросил телефон на сиденье. Через несколько секунд он зазвонил снова.

— Дэвид, это Саманта.

— Привет.

— Я тебе очень сочувствую.

— Спасибо.

— Джан по-прежнему неизвестно где?

— Да.

— Ты можешь что-нибудь сказать, для печати?

— Только то, что я надеюсь, что она скоро будет дома.

— Копы напускают на дело такую таинственность, что просто противно. Особенно Дакуэрт. Ведь он ведет расследование?

— Да.

— Я к нему несколько раз подкатывалась. Молчит.

— Послушай, я сейчас еду домой. Скоро встречусь с детективом Дакуэртом, и что-нибудь прояснится. Я ожидал, что они дадут информацию на телевидение только сегодня. Не понимаю, почему так получилось.

— Ладно, держись. — Она положила трубку.

Около полудня я наконец свернул к своему дому. В холле громко позвал Джан. На всякий случай. Никто не отозвался. Последние двадцать миль пути из головы не выходило это пресловутое свидетельство о рождении. Нужно посмотреть на него снова и доказать себе, что оно не плод воображения.

Прежде чем подняться наверх, я проверил автоответчик. Там было пять сообщений — все от разных изданий с просьбой об интервью. Я не стал их удалять, потому что в подобной ситуации общение с прессой необходимо. Затем поднялся наверх и открыл встроенный шкаф, расчистив место у плинтуса. Отогнул. Вгляделся.

Конверт с ключом и свидетельством о рождении Джан Ричлер исчез.

Глава двадцать первая

Только она заснула, как лежащий рядом Дуэйн отбросил одеяло и двинулся по жесткому ковру в ванную комнату. А она после этого уставилась в потолок и принялась вспоминать оставшуюся позади жизнь. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. Женщину, которую она недавно похоронила, ей было не жаль. Просто той не повезло, некстати подвернулась под руку.

Дуэйн Остерхаус, как и она, спал голый. Худой, жилистый, почти два метра ростом, на правой ягодице небольшая татуировка в виде цифры 6, которую он считал счастливой.

— Всем нравится семерка, а мне шестерка, — объяснил он.

Тело у него стройное, моложавое, вот только волосы поредели и начали седеть. Может, так на него подействовала тюрьма?

Дуэйн закрыл дверь ванной комнаты, но все равно было слышно, как он мочится. Это продолжалось долго, целую вечность. Она потянулась за пультом, включила телевизор, приглушив звук. Передавали утреннее шоу из Нью-Йорка. Двое ведущих, мужчина и женщина, спорили о том, какую пару выбрать, чтобы они поженились в прямом эфире. Наконец послышался шум спускаемой воды в унитазе и дверь отворилась.

— Привет, — произнес он, бросив взгляд на экран. — А я удивился, кто это здесь разговаривает. Ты проснулась?

Она выключила телевизор.

— Да.

— Как спала?

— Плохо.

— А я просыпаюсь, потому что не слышу, как храпят сокамерники. Так въелось в мозги, что не вытравишь. Похоже на то, когда живешь в Нью-Йорке и постоянно слышишь, как мимо дома проезжают машины. Ты уже к этому привык и не замечаешь, а потом попадаешь в другое место, где тихо, и не можешь заснуть. Не хватает шума. — Он посмотрел на нее. — Все еще болит голова?

— Нет, — ответила она и сразу пожалела о сказанном, потому что Дуэйн взгромоздился на нее. — Ты чего так торопишься? — поморщилась она. — Боишься, что тебя отправят снова в камеру?

— Извини, — пробурчал Дуэйн.

Он спешил не только в этом. Вчера вечером, когда они ужинали в придорожном ресторане, Дуэйн умял половину порции прежде, чем она успела развернуть на коленях салфетку. Он отправлял в рот один кусок за другим, будто в ресторане возник пожар и он хотел успеть насытиться, пока огонь не подобрался ближе. Когда она спросила, в чем дело, объяснил, что у него выработалась такая привычка. А то зазеваешься, и еду уведут из-под носа.

Дуэйн пытался что-то там сделать, но у него не получалось. Она решила ему помочь. Так надо. Если взялась играть роль, то нужно играть до конца. Интересно, как у него с этим было в тюрьме? Неужели удовлетворялся мужчинами? Она знала, что он не такой, но пять лет без секса — многовато. Может, она спросит его об этом когда-нибудь, но скорее всего не станет.

Дуэйн наконец завелся и принялся за дело. Весь процесс занял у него чуть больше минуты, и за это она ему была особенно благодарна.

— Ой как замечательно…

— Правда? Я ведь вроде как, ну понимаешь, давно не имел женщину, так что…

— Да все было просто классно, — заверила она.

— Послушай… — Он повернулся к ней, опершись на локоть. — Как мне теперь тебя называть? Давай на людях я будут звать тебя Блонди. — Он кивнул в сторону парика на столике и усмехнулся. — Кстати, ты в нем выглядишь потрясающе.

Она задумалась.

— Меня зовут Кейт.

Он кивнул.

— Так вот, Кейт, — проговорил Дуэйн, глядя в потрескавшуюся штукатурку на потолке, — мне просто не верится, что все закончилось. Я с трудом дотерпел. Другие парни тянули срок и не дергались. В общем, не было похоже, что они ждут с нетерпением конца. А я считал дни, даже часы.

— У них не было такого стимула, как у тебя, — заметила она.

— Вот именно. К тому же меня ждала ты.

Кейт не была такой наивной, чтобы верить ему.

— Да, попался как дурак, — проговорил Дуэйн.

Она промолчала.

— Мы уже подготовились, — продолжил он, — и тут меня взяли, за ерунду какую-то. Я там пинал себя по-всякому каждый день. Надо же, какой дурак. А все дело в том, что тот парень меня, падла, подзуживал. И я поддался. А вскоре адвокат сдал меня, скотина.

Она все это уже слышала. И не раз.

— Ну а если парень нацелился на тебя бильярдным кием и собирается треснуть, что остается делать? — не унимался Дуэйн. — Стоять и ждать, когда он раскроит мне череп?

— Если бы ты отдал ему деньги, которые должен, до этого бы не дошло. Тогда бы он не пошел на тебя с кием и ты не схватил бы шар и не саданул его по лбу.

— Хорошо еще, что этот сукин сын вышел из комы до оглашения приговора, а то бы я загремел на пожизненное.

Они помолчали пару минут.

— Честно говоря, милашка, я немного беспокоился.

— О чем?

— Что ты не станешь меня ждать. Все-таки долго. Куш, конечно, приличный, но все равно долго.

Кейт лениво потянулась.

— Я не хочу сказать, что мне было так же скверно, как тебе, но… это тоже была тюрьма. Ты сидел в своей, а я — в своей.