То самое чувство - Лия Роач
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому я крайне удивлена, что он мог выгнать дочь из дома и даже не сразу ей верю.
– Как это выгнал?
– Ну как выгоняют? Вытолкал за дверь, – моя непонятливость выводит одноклассницу из себя и она даже перестает рыдать.
– А ты где?
– В такси еду. Я уже вообще-то в твоем районе. Говори адрес.
Ошарашенная ее напором, я не возмущаюсь и не возражаю, послушно назвав ей свой адрес, Вика повторяет его за мной, видимо, для водителя, и через минуту сообщает:
– Будем через шесть минут. Захвати деньги, не знаю, на сколько я тут наездила, – и обрывает разговор.
Пару минут я в замешательстве стою посреди своей комнаты, потом резко отмираю и бегу в спальню родителей. Подхожу к широкой кровати с маминой стороны – такие вопросы нужно решать только с ней – и тихо зову ее.
Шепотом в двух словах обрисовываю ситуацию и прошу разрешения для подружки горемычной переночевать у нас. Мама не скрывает своего удивления и недовольства, но со словами "Не оставлю же я ребенка на улице" дает свое согласие и идет вместе со мной в гостиную устроить для Вики спальное место.
– Мам, дай, пожалуйста, денег таксисту заплатить. У Вики может не хватить.
Денег она дает, и я тороплюсь встречать временную беженку.
Такси уже стоит у подъезда пассажирской дверью к входу. Я выбегаю на улицу.
– Двести рублей дай, – открывая забрызганную грязью дверь "Соляриса", требует зареванная подруга и, расплатившись с таксистом, выходит.
И сразу кидается мне на шею. По ее рыданиям и странно визгливому голосу я думала, что Вика и сама пьяна, но на ногах она стоит твердо и в дыхании никаких резких запахов не ощущается. Однако выглядит подруга чудовищно – макияж размазан, темные разводы туши на мокром лице, прилипшие пряди светлых волос, тоже испачканных тушью и тональником. Нос красный, губы опухшие, а если добавить к образу грязные до колен колготки и распахнутое пальто – на вид типичная пьяница, причем лет тридцати с хвостиком.
В квартиру она заходит тихо, даже перестает на время стенать и хлюпать носом, здоровается с мамой и по ее совету, снабженная полотенцем, покорно идет в ванную. Мама просит меня сильно не шуметь, не засиживаться до утра и уходит. Я иду на кухню, собираясь согреть для нас чай – сама собираюсь выпить несладкий кофе, – но при моем появлении чайник, щелкнув, выключается. А на столе стоят бутерброды и печенья – мама уже позаботилась обо всем. Недолго думая, наливаю кофе для нас обеих и жду появления Вики. Она не задерживается в ванной, но выходит с чистым лицом и забранными в хвост волосами.
– Теперь хоть на человека похожа, – говорю я, закрывая за ней дверь.
И, расценивая это как сигнал, Вика возобновляет свои рыдания. Но, к счастью, на более приемлемом уровне громкости.
– Рассказывай, что такое могло случиться, что довело тебя до слез и до меня.
Вику долго уговаривать не надо – пожаловаться на жизнь ее любимое занятие. Были бы желающие послушать. Проявляя чудеса терпения и сострадания, где-то через час рассказов, перемежающихся плачем и регулярными сморканиями – запас бумажных полотенец нам придется пополнять – я, наконец, узнаю, что всему виной снова противный Владик. Для меня противный, не для нее. Он с друзьями как нельзя некстати появился в баре, в котором Вика по обыкновению охмуряла очередного пацика ради халявной выпивки. И как раз расположилась у него на коленках, когда в баре и появилась компания Владика. Сам он ее не заметил, но друзья его оказались более глазастыми и указали парню на творящиеся непотребства. Не знаю, считал ли он Вику своей девушкой, но представшая перед ним сцена ему не понравилась, что вылилось в нелицеприятные высказывания в адрес Вики, ее матери и прочих предков женского рода и даже в активные действия руками. Не побил, конечно, но с чужих колен невежливо сдернул, бутылку из рук вырвал и "вообще вел себя не по-джентельменски". Услышав это замечание, я едва с табурета не упала – где Владик и где джентльменство?
– А главное, я же ничего такого не делала! – в процессе повествования рыдать она перестала, сменив слезы на негодование и возмущение несправедливым обращением. – Ну подумаешь, на коленки села, так это потому что все стулья у бара были заняты. Не стоя же мне пить!
Я только глаза округляю от столь вопиющей подмены понятий. Но роль оскорбленной невинности, надо признать, удается ей совсем неплохо. Не Оскар, конечно – Вика совершенно не его формат, – но на какую-нибудь Тэфи она вполне может претендовать.
– Шалавой обозвал… Да я… – она машет рукой. – А еще орал, что я алкоголичка, прикинь! Да я всего один глоток пива – да ну какое пиво, газировка, – она со стуком ставит на стол чашку, расплескивая остывший чай. – Всего один раз глотнуть успела, когда он со своими шестерками в бар завалился. Кто, блин, их звал? То неделями не появляется, то приперся, когда не надо. Пусть теперь ко мне даже не подходит – хватит, надоел, диктатор доморощенный!
Этот репертуар был мне знаком, Владик надоедал ей не реже раза в месяц – чаще они вряд ли виделись. Он действительно часто пропадал, не предупреждая, и во время своих отлучек не звонил и на Викины попытки с ним связаться никак не реагировал. Она терзала его телефон звонками и сообщениями, искала его по знакомым местам, по друзьям, бывало, что и караулила возле дома, но поймать его ей ни разу не удалось. И побегав так за ним несколько дней, она неизменно заявляла, что устала, что она не девочка на побегушках, и что Владик может валить в пеший поход по известному направлению. Но он снова возникал на ее пороге, и она его принимала, сияя от счастья и начисто забыв все свои недавние клятвы.
Про Владика мне давно уже все понятно, продолжать слушать о
