Женский день - Мария Метлицкая

Работы на всех не хватало – хилый свинарник, начальная школа, медпункт и магазин.

Кто жил огородом, тот выживал. А остальные… К таким относилась и семья Васильевых.

У тех, кто сбегал, тоже не все складывалось. Не все и не сразу. Но у них, по крайней мере, был ШАНС. А остальное зависело от них самих.

Вероника понимала – надо учиться. Если будет успевать в школе, открыта дорога в город. Пусть не в столицу, а в районный или областной.

А дальше – столица. Все зависит только от тебя. Сможешь – прорвешься. Не сможешь – погибнешь. На такое насмотрелась – на десятерых хватит. И учиться ей нравилось. По всем предметам она успевала. Оставалось только решить, что ей больше по вкусу. Довольно скоро поняла – еще тогда, в далеком детстве, – она будет врачом! После уроков бегала в медпункт к фельдшерице Даше и торчала там до самого вечера – благо, никто ее не искал. Она без всякого страха смотрела, как фельдшерица вскрывает гнойные раны, ставит уколы и накладывает повязки.

Все летние каникулы Вероника торчала в медпункте.

А в сентябре мать зарубила отца. В октябре Вероника попала в детдом.

Подростком она часто разглядывала себя в зеркало. Зеркало висело в душевой – старое, облезлое, мутное. В зеркале отражалась худенькая девочка с острым и бледным личиком, изуродованным дешевыми очками в пластмассовой оправе. Девочка была робкой, болезненной и некрасивой. Точнее – неприметной. Лишь однажды, под Новый год, музыкальный работник Роза Сергеевна девочек преобразила – им надлежало быть легкими, воздушными и прекрасными феями зимы, вот что придумала затейница Роза. Она не пожалела своей косметики – тушь, румяна, тени, помада. Она сняла с Вероники очки, внимательно и долго рассматривала ее и принялась за дело.

Через десять минут она довольно улыбнулась, отошла на пару шагов и кивнула, указывая подбородком на растерянную воспитанницу. Все повернули головы и… остолбенели. Вероника была похожа на сказочную принцессу. У нее оказались длиннющие ресницы, огромные глаза и пухлые губы.

– Ниче себе! – воскликнула Катя. – Ва-аще!

А потом еще были горячие щипцы для завивки, и ее тонкие и легкие волосы рассыпались по плечам каштановыми кудрями.

– Ты, Вероничка, – попыхивая сигареткой, сказала со вздохом Роза, – алмаз. Вон как заиграла. С виду – мышь мышью, а как получилось! Огранка нужна. Королевская. Бейся, девочка, рвись! Кусайся, царапайся. Но выбирайся. Найди хорошего парня – не из наших, конечно. А чтоб не из наших – беги после школы отсюда подальше. Ты еще и умненькая. Институт! Вот там и подыщешь себе кавалера. А он, глядишь, из приличных и будет. И вытащит тебя. Из нашего дерьма… Вернее, сама себя вытащишь. Если, конечно, применишь по назначению мозги.

Вероника оттанцевала партию феи Зимы, не замечая восторженных и удивленных взглядов пацанвы, и тут же побежала в туалет – снимать всю эту «красоту», от которой чесались глаза и свербило в носу.

Наутро на занятия пришла прежняя Вероника – тихая, серая и совсем некрасивая.

Больше всего она боялась, что мать, освободившись, тут же приедет за ней. Как ни тяжко было в детдоме, а возвращаться в поселок совсем не хотелось. Теперь ей снова снились кошмары: мать колотится в дверь ее комнаты, запертой изнутри на хилый крючок. Колотится и требует «вернуть законную дочь». А Вероника прячется в шкафу и умоляет девчонок не выдавать ее.

Мать кричит все громче, угрожая директору и воспитателям. Потом дверь распахивается, и она врывается в комнату. Вытаскивает Веронику из шкафа, сильно бьет по лицу и волоком тащит на улицу.

Через шесть лет, когда подходил к концу тюремный срок матери, жизнь Вероники превратилась в кромешный ад. Но время шло, а мать не появлялась. Вероника слегка успокоилась и написала отцовой сестре Гуле. Гуля ответила: «Да, эта гадина вернулась. Ходит по поселку и нагло смотрит в глаза честному народу. Все ей по хрену! Ни стыда, ни совести. Даже на кладбище у мужа не была, прощения на попросила. Словом, как была сволочью, так и осталась. Только сильнее поддавать начала и еще мужика завела – какого-то бомжару из районки притащила. Страшный, морда черная – словно обугленная».

Было понятно – мать за дочерью не спешит. Господи, неужели пронесло? Неужели не явится? Главное – чтобы не заявилась до окончания школы. А там – там Вероника уедет, и мать ее не найдет. Никогда.

Все получилось – отгуляли выпускной и стали собираться в дорогу. Катя уезжала к дальней родне в Кисловодск. Говорила, что там тепло, горы и фрукты. «Там и закончу медучилище, – мечтала Катя, – и буду работать в санатории. Там их полно! Тихо и сытно».

Надя мечтала уехать на море, которое она никогда не видела. И тоже в тепло. Решила податься в Одессу – выучиться на повара и остаться там навсегда. А если повезет, устроиться коком на корабле. С главной целью – выйти замуж за офицера. А там и загранка, и деньги. И еще – романтика!

Юлдузка планов долго не открывала. А потом сообщила, что едет в родное село. Зачем? Да родина там! Бабка с дедом, дядья.

– Так они ж тебя!.. – возмутились девчонки.

– Наплевать. Я им простила. Все равно – родня.

И снова ни слова про мать и отца.

Когда расставались, долго плакали и причитали. Тогда им казалось, что все эти годы были прожиты совсем неплохо и даже почти хорошо. И еще понимали – за все эти годы все они стали близкими, почти родней. Несчастные, брошенные, никому не нужные дети. А что будет дальше? И это «дальше» было страшнее, чем вся предыдущая жизнь. Потому что теперь о них снова никто не будет заботиться. Потому что снова они на пороге одиночества. И снова надо будет учиться выживать.

Вероникин аттестат состоял из сплошных пятерок. Портила все четверка по физкультуре. Золотая медаль ей не досталась – шептали, что «золото» отдают школам. А детдома – перебьются. Но ничего – досталась серебряная.

Она уехала в Р. Дали койку в общаге, и она стала готовиться к вступительным. Разумеется, она прошла. Койку за ней закрепили, и она начала осваиваться в новых реалиях. Город показался ей огромным – таким необъятным, что ей казалось, и за сто лет не обойти. Оказалось – ерунда. Уже через две недели она хорошо знала центр и даже окраины. Комната в общаге была на двоих. Вторую жиличку пока не заселили. Вероника набрала в библиотеке книжек, купила комплект красивого спального белья в нежный цветочек, теплый плед, радиоприемник и чайную пару. Каждый день она покупала по сто граммов любительской колбасы и белую булку. Потихоньку от комендантши кипятила кипятильником чай, съедала колбасу с булкой и один за другим проглатывала любовные романы.

Колбаса казалась ей самой восхитительной едой – в детском доме колбасы не давали. Два раза в неделю она покупала пирожное – трубочку или эклер. И это был настоящий пир.

Ходила в кино, пару раз была в музее – картинной галерее и краеведческом.

К концу августа в общежитие стал понемногу стекаться народ. Объявилась и соседка.

Рано утром дверь распахнулась, и на пороге появилась огромного роста блондинистая девица. Она оглядела комнату, пару минут рассматривала Веронику и потом, тяжело вздохнув, бросила:

– Ясно!

Вероника вздрогнула и села на кровати.

– Что ясно? – тихо спросила она.

– Да все! – махнула рукой девица и плюхнулась на свободную кровать. Пружины протяжно и жалобно заныли.

– Ты – овца. Комната – говно. Словом, – тут она снова вздохнула, – будем жить… Как уж получится!

– Я не овца! – пискнула Вероника. – И комната… хорошая.

Девица распахнула свою сумку и начала выбрасывать из нее вещи.

– Да не напрягайся, – миролюбиво сказала она, – комнату улучшим. Тебя… ну, туда же. В смысле – жизни научим. Не беспокойся. У меня это быстро!

Она пошла к двери и тут обернулась.

– Кстати, я – Вика, – сказала она и, не дожидаясь ответа, бодренько вышла наружу.

Потом их все звали Викавероника – в одно слово. И еще – Пат и Паташон. Потому что смотрелись они смешно – одна дылда, а вторая совсем кроха, Дюймовочка. Но! Они понимали – они и есть одно целое. Викавероника. Две подруги. Две сестры. Нет, куда ближе! Казалось бы, ближе не бывает. А у них – было. Сиамские близнецы – наверное, так. Потому что не разделить, не растащить. Не оторвать друг от друга. До поры… До страшной поры.

В тот же день в их комнатке появился холодильник «Морозко» и телевизор «Юность».

– Как это? – обалдела Вероника.

– Да так, – спокойно откликнулась Вика, – положено. А они, суки! Жучат. Но, ничего. Я тут порядочек наведу. Не сомневайся!

Вероника уже не сомневалась. Впрочем, как и суровая комендантша – связываться с Викторией не желал никто. Борец за справедливость – так называла ее Вероника. Всю оставшуюся совместную жизнь. Их счастливую, прекрасную и такую недолгую жизнь…