Ковчег Пяти - Чингиз Альменов

противника, не вступая с ним в бой. И в данный момент, от этого верзилы веяло невообразимо высоким уровнем угрозы. Все, что вождь хотел, это немного потянуть время. Если бы он, Раохар, не вернулся бы к Калькате в течение получаса с отчетом, брат вождя по установке должен был отправиться следом со всем отрядом. Так, имея за спиной отряд матерых, вооруженных до зубов охотников, можно было бы думать и о спасении бедного шамана.

– Ладно, я подыграю – развел руками рыцарь, – все равно, не болтал ни с кем… не знаю сто, двести, может тысячи лет. Там, внизу, теряешь счет времени.

Здоровяк, демонстративно пнул от себя труп молодой женщины из северного клана и присел на освободившееся место в позе лотоса. Его громоздкий на вид доспех оказался на удивление гибким, позволив владельцу без проблем скрестить ноги. Тело северянки пролетело добрых шесть метров и с ужасающим хрустом расплющилось об угол каменной хибары. Раохар сдвинул брови.

– Что ты не поделил с северянами? Откуда такая жестокость? – прорычал с плохо скрываемым гневом вождь.

– Опять же, я лично ничего не делал твоим драгоценным соседям. Видишь ли, кто-то взялся вскрывать Ковчег! Остались же в мире энтузиасты. Кому-то это действительно удалось, но зачем? Ладно освободить меня, я очаровашка, могу понять. Но ведь они высвободили и эту ненормальную суку. Ты представляешь?!

Рыцарь прервался и выжидающе уставился в сторону Раохара.

– Я тебя не понимаю, – честно ответил вождь.

– Вот кому это могло понадобиться? – задумчиво продолжил рыцарь. – Ну да ладно. А насчет этого бардака, ну что я могу сказать. Я не привык отказывать людям. Я просто помог им осуществить свои фантазии. Видишь ли, вы смертные, просто ходячий сборник страстей на трясущихся нерешительных ножках. Вы тушите их в себе годами, стыдливо прячете и стараетесь не обсуждать, ведь далеко не все из них укладываются в рамки, навязанные вашим социумом. Вам бы нестись в объятья своих желаний на всей скорости, но некому подтолкнуть. И вот тут вступаю я. Я! Я! И только я! Я один стираю все ваши бесполезные границы. Помогаю решиться на то, что вы все так давно жаждете, но боитесь себе признаться. Так что, отвечая на твоей первый вопрос, я все же, наверное, герой.

Рыцарь упер руки в бока и горделиво выпятил грудь.

– Ах, мне надо раздобыть красивый плащ. Чтобы в такие моменты, он развевался на ветру, подчеркивая мое великолепие, – радостно озвучил свои мысли незнакомец.

– Что ты тварь там несешь? Какой плащ? Не знаю, как ты со всем этим связан, но за смерть северного клана ты ответишь, – пригрозил Раохар.

– Кончай этот парад лицемерия, вождь, – усмехнулся незнакомец, – разве ты и твои люди не шли сюда с той же целью? Покрошить бедных северян за своих несчастных убитых охотников.

Раохар сощурился и поджал губы.

– Откуда ты это знаешь? Откуда ты вообще знаешь меня?

– Скажем так, я вижу людей насквозь, – глухо рассмеялся рыцарь. – Ты, Раохар, как черная фреска на белой стене. Яркий костер в ночной степи. Эти вот твои подвижные густые брови, солдатская суровость на лице, сжатые кулаки и, конечно, твои невероятные глаза. Мне не нужно даже залезать в твою голову, чтобы прочитать тебя. А чтиво, должен, заметить, весьма увлекательное. У тебя была насыщенная жизнь, вождь охотников.

– Я польщен. Обязательно оставлю автограф на твоем трупе.

– Ну перестань ты уже, – отмахнулся рыцарь, – мы же ведем культурный диалог, зачем все сводить к насилию. Конечно, убить тебя все равно придется, но поверь, мне это не в радость.

– К чему тянуть, – с хищной улыбкой спросил вождь, закатывая рукава, – давай потанцуем. Или ты боишься безоружного старика в лохмотьях?

– Видишь ли, убить тебя, это как раздавить пальцем таракана. Сделать это легко, но на душе будет так противно, – скучающе протянул рыцарь.

Рыцарь положил голову на ладонь и затих, повернувшись забралом в сторону слепящего солнца, пробивавшегося сквозь густо заросшие кроны вязов на площадь.

– Как давно я не грелся на солнце, – мечтательно произнес он, – вождь, а хочешь расскажу стих? Там, во тьме, время начинает терять свой вес. Сначала, ты не слышишь собственные мысли от бессильного крика. Отчаяние достигает апогея, тяжесть одиночества и холода дробит каждую частицу твоего тела, а рассудок неизбежно искажается. Но потом, когда буря эмоций стихает, ты осознаешь, что прошел всего месяц. Боль, которую ты чувствуешь в этот момент. Знаешь, в ней есть что-то чистое, светлое и даже согревающее. В таких условиях пробуждаются новые таланты. Я вот, например, попробовал себя в поэзии, и вроде как, получается неплохо. Вот послушай, придумал только что:

***

Клац-клац-клац, мы выковали сталь,

Мы вложим ее в руки отщепенцев.

Чтоб в массы те несли нашу мораль.

И громко задавали ход тенденций.

Бац-бац-бац, мы точим наши зубы,

Чтобы вгрызаться в шеи несогласных.

Мы не чураемся методик грубых.

Единым назовем мы самых разных.

А что же дальше? Дальше смерть.

Всех тех, кто новый мир не примет.

Дымящихся событий круговерть.

Прошу к столу, дерьмо остынет.

– Зачем все это, – проигнорировал словесные излияния вождь.

– Зачем все что? – недовольно спросил рыцарь, ожидавший более экспрессивной оценки своего произведения.

– Зачем убивать столько людей?

– Ты правда хочешь поговорить о таких мелочах? Моя поэзия тебя совсем не заинтересовала? – с легкой обидой в голосе спросил рыцарь.

– По-твоему, война – это мелочь?

– А кто говорит о войне? – холодно отрезал незнакомец. – Представь, вождь, ты, после тысячелетнего отсутствия возвращаешься домой и видишь, что твой дом кишит грязными крысами. По полу волочатся их грязные хвосты, по углам размазано вонючее дерьмо. Как долго ты будешь колебаться, прежде чем убьешь каждую пискливую тварь и все ее потомство, чтобы не расплодилось? Как много вины ты испытаешь за это? Кто из твоих знакомых осудит тебя за желание очистить свой дом от заразы? Тебе будет неприятно, к горлу подступит тошнота, но спустя какое-то время, ты вспомнишь об этом инциденте со смехом, за кружкой пива, в кругу друзей. Это ни разу не война, вождь. Это генеральная уборка.

– Стало быть, геноцид?

– Стало быть, геноцид.

Оба замолчали на какое-то время, слушая журчащих сверчков в траве и тихое пение ветра в листве. Весна заявляла о своих правах все сильнее с каждым часом.

– Знаешь, а стихи у тебя паршивые, – первым нарушил молчание вождь.

– А ты умеешь настроить на бой противника, вождь, – рассмеялся под шлемом рыцарь.

– Я протянул достаточно времени, мои люди уже здесь, я слышу, как они окружают тебя.

– Надо же, какое совпадение, – всплеснул руками рыцарь, – я тоже