Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения - Игорь Чиннов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
VI
* * *Мы птицы, мы ветры, кометы, ангелы.Летим, скорей!Вот берег Италии и берег Англии,Перу, Пирей!
Апрельским днем, альпийским сиянием,la-la, la-la.К каким Испаниям, каким СиамамПричалю я?
Но та страна, к которой причаливаем,Не на Земле.Ну что ж, не гляди с глухим отчаяниемВ холод полей.
Стихает лазурь, погасла музыка.И воздух – ночной.О нет, не Гурзуф, о нет, не Грузия,Но всё равно.
Одежды из черных базальтов наденем и –la-la, la-la.И в небе пройдет ночным видениемЗемля, Земля.
* * *Я был хозяин облаков и рая,Я был жилец мифического рифа,Я был соседом древнего ОрфеяИ жителем далекого эфира.
Я был владельцем ночи и тумана.Мой Млечный Путь! Мое кольцо Сатурна!Я был бессменный сторож Ориона…Но это было тягостно и трудно.
Я был хранитель моря и пустыни,Но, помнится, мне надоело это,И я вошел сквозь трепетные тениВ холодное, безжизненное тело.
Я чувствовал, как леденело небо,Как лунный звук переливался в море,И, кажется, я улыбался слабоВ полупрозрачной облачной дремоте.
* * * Георгию РаевскомуВ металлический мир кибернетикиМы входить не должны, не должны.У весенней волны АдриатикиМы возьмем голубые билетикиНa концерт облаков и луны.
Я не очень люблю Аристотеля,Больше верю в Творца Вседержителя,Но боюсь (это грех или бред?),Что в минуту решат вычислителиВсё о Боге, о зле и добре.
Обо всех чудесах мироздания,О неясном загробном свиданииИ о том, почему и зачемМы в задумчиво-смутном волненииНа высокие звёзды глядим.
* * * Фёдору СтепунуОн Иванов, Петров или Семенов.В туманный вечер он бежит в аптеку.Но кто он? Общежитие молекул,Колония протонов и нейтронов.
Он тёмная компания энергий,Сообщество бесплотных волн и вихрей.Но он следил, как облака померкли,Как липы зашумели и затихли.
Он из воды, каких-то минеральныхСолей. Он местожительство микробов.И он идет, задумчивый, печальный,Почти эфирный, о, почти астральный,Бессмертный дух… С таблеткой от озноба.
VII
* * *Ещё не дают душе улететьОбязанности, привязанности.О, солнце свободы, светлая вестьПрозрачной праздничной праздности!
Ещё цепенеешь, горестный рабЗаботы, законов, покорности.О, светлое чудо покоя, рай,Легчайший свет беззаботности!
Простимся с делами – долой дела! –С волненьями, огорчениями.И станут печали движеньем крыла,Беспечным, блаженным твоим тра-ла-ла,Свирелями, виолончелями.
* * * Георгию ИвановуО Планида-Судьба, поминдальничай,Полимонничай, поапельсинничай,Чтоб душа пожила не страдалицей,Пожила бы душа именинницей,
Баловницей, царицей, капризницей!Захотелось душонке понежиться –Потому что еще мы не при смерти,Далеко до зубовного скрежета.
Сокруши-ка, Судьба, врата адовы,Улыбнись ты, Дурёха Ивановна,Чтобы райской невиданной радостиБыло море кругом разливанное!
* * *Было б неплохо поехать в Отрадное –Речка в Отрадном совсем изумрудная.К чёрту страдания, к чёрту старания –Сделал из облака ветку сирени я.Белой сиренью сиянье качается.
Или, пожалуй, поедем в Аркадию.Ангел в штанах из алмазной материиБудет давать нам уроки бессмертия.Дай нам пристанище, речка волшебница,Замок лазурный из лунной мелодии.
Светится поле. Оно – елисейское.В нём хороводятся тени блаженные.Да, голубые, жемчужные жёны – иФея, которая делает райскуюнежную скрипку из ветра весеннего,нежное облако, полное пения.
* * *Ну, а тебе – дела не опротивели?Не надоело волноваться?Давай поблагодушествуем в Тиволи,Где веет райская прохладца.
Побалуем скучающую душенькуЧайком, винцом, воображеньем.Послушаем копеечную музычку,Колпак с бубенчиком наденем.
С большими ангелами повстречаемся,Побалагурим и подвыпьем.И к повести, которая кончается,Добавим неземной постскриптум.
* * *Нe муравьино, а соловьино,Блаженной дурью Арлекина…Уже голубка КоломбинаСлетает с облака голубого.
Над Атлантическим океаномЛетит играя мандолина,И дочь хозяина балаганаТебя мечтает осчастливить.
И жёлтый клоун в небе катитБольшое колесо Фортуны,И нежная ручка обезьяныБлаженство вынула из урны.
Быть может – так, быть может – иначе,Не знаешь сам, что звуки значат,Но солнце ловишь ты, как мячик,Как персик мягко золотистый.
* * *Что же всё бороться и бороться…Лучше купим розовый палаццоИли облако большое купим.
Я надумал позабыть заботу,Поменять заботу на комету,В лавочке купить Кассиопею.
Или без билета в лотереюВыиграть большую золотуюПорцию бессмертия – ты хочешь?
* * *Шепчу слова, бессвязно, безотчетно,Бессмысленно в безлиственной аллее,Проходит день бесплодно и бесплотно,Но тёмные слова уже светлее,
И вижу звук, как серебристый луч, я,И кажется – не обречен шептать я:Уже слетает ангел полнозвучьяНаплывом музыки и благодати.
А в небе отблеск – дымный, дынный, длинный –И колокол звонит (не дар Валдая),И синие цветы иной долины(Не то что рая, но – иного края)В сиянии цветут не увядая.
* * * Анне ПрисмановойПревращается имя и отчествоВ предвечернее пламя и облачко,
И становится дата рожденияОтражением – в озере – дерева.
И становится даже профессияКолыханием, феей и песенкой,
И остатки какого-то адресаПревращаются в лотос и аиста.
И подумайте – стала фамилияРозоватым фламинго – и лилией.
КОМПОЗИЦИЯ(1972)
Галлюцинации и аллитерации
* * *Может быть, оба мы будем в аду.Чертик, зеленый, как какаду,Скажет: «Вы курите? Кукареку.А где ваши куррикулум вите?Угу. Садитесь оба на сковороду.Не беспокоит? Кра-кра, ку-ку».
Жариться жарко в жиру и в жару.Чертик-кузнечик, черт-кенгуру,Не смейте прыгать на сковороду.Мы хотим одни играть в чехарду.«Ква-ква, кви про кво, киш-миш, в дыру»
Кикиморы, шишиморы, бросьте смешки,Шшш! Не шуршите вы про наши грешкиВ шипящем котле сидит Кикапу,А мы — мы обманем эту толпу,Этих чертей, зверей, упырей,Мы полетим над синью морей,Мы будем вдвоем играть в снежки —
О, снег для твоей обгорелой руки!
* * *В стране Шлараффенланд,В заоблачной стране ШлараффенландЗоолог и турист Каннитферштан(Из Копенгагена) зашел в кафешантанНо оказалось, это крематорий.
Он был рассеян и себя позволил сжечь,Развеял пепел и сказал: – Берите! –И скоро заблудился в лабиринтеЛабораторий мировой историиИ ночи, где на дне ЛевиафанМычал и бегали хамелеоны(Краснея, голубея, зеленея).
Там в обществе кентавров, минотавров,Реакторов, министров, минометовКаннитферштан сидит и пьет манхэттенИ смотрит, как в аквариуме черномХимеры, великаны-тараканыНа Гулливера квакают, квакваны.
* * *Woher, wohin —, nicht Nacht, nicht Morgen, kein Evoe, kein Requiem. Gottfried BennКуда, зачем – ни ночь, ни утро, ни реквием, ни эвоэ. Готфрид Бенн«Ирония судьбы». Смертельное ранение иронией.Хо-хо! И мертвый расхохочется.Не плачь – и рана не беда, не тронь ее,Не плачь, молчи, не обращай внимания,Мне расхотелось жить, тебе расхочется.
Ты «сел не в тот вагон». И я. («Бывают недоразумения»,-Сказал верблюд, слезая с утки.)Была зима, снега. Ночные тени яПытался разогнать иронией,И пили мы вторые сутки.
Мы опоздали, навсегда. Не опозорены,Но всё пропало, всё пропало.«Ирония судьбы». Судьба, мы ранены иронией.Мы сброшены с пути, как поезд взорванныйУ обгорелого вокзала.
* * *Пример предустановленной гармонии,Новорожденный стал новопреставленным.
Пустой собор. Не кашляй. Отпевание.На мраморе надгробное рыдание(Последнее, немое целование…).Пойдем к цветам, у гробика расставленным.
К слепому личику, косому лучику?Но в лучшем из миров всегда все к лучшемуОн умирал без боли, без сознания.
…На кладбище: имеет ли значениеВысоко в небе смутное свечение?
…Те бронзовые розы на распятии,Те отблески на обелиске. СнятиеС креста. И грусть, и жалость, и апатия.
* * *Темные водоросли предвесенней ночи,Темные лепестки ночной души пустынного мира.Но уже возникает над бесшумным садомСерое пламя.
Пепельные кораллы предрассветного часа,Серая лава небытия, молчанья, забвенья.Но уже на туманном пепелище жизни —Голос из пепла.
Что же, плыви, уплывай, саркофаг ночного покоя,Медленный катафалк безмолвных бессонниц.Снова — влачить на плечах тяжелую ношу дневногоСкорбного скарба.Снова – встречать на пути огромные скорбные камниВечных Сизифов.
* * *Лунная ива в снегу –Белая арфа.Мертвый лежал – ни гу-гу –В бледном безлюдии парка.
Тени к убийце ползли(В липкое влипли).Так далеко от землиТлело Созвездие Лиры.
Небо, сапфирный престол,Звездные сонмы.В парке убийца прошелВ лунные снежные сосны.
Что же! Не ох и не ах:Струны и гимны.Что там! На лунных снегахМногие гибли.Звуки порхали: бах-бах,Точно колибри.
* * *Мертвый пейзаж на Луне –Вариант омертвелой печали.Сколько вариантов печали(И смерти) известно мне?
Что там было, в язвах Луны?Варианты чумы и проказы?(Ах, сердце, ну что тебе фазыТой прокаженной Луны?)
Есть варианты и здесь —Эмфизема, саркома, склерозы.Вариантов множество есть.Но горы, озера и розыНам радуют сердце здесь.
А впрочем, зигзаги гор —Больничная кардиограмма.И сердце – хлам среди хлама,И Смерть, Непрекрасная Дама,Нисходит с безлунных гор.
* * *И яблоко, по зрелом размышлении,По ветке чиркнув, быстро стукнулось –Свидетельство закона тяготения.
И черный кот поймал мышонка белого,С ним поиграл, а после съел его –Закон единства противоположностей.
И там, где спорили две точки (зрения),Прямая (фронтовая) линияБыла, увы, кратчайшим расстоянием.
Потом разрушили до основанияДва города в весенней зелени(Закон достаточного основания).
И солнце в море опустилось весело,Теряя в весе столько, сколько весилаИм вытесненная купальщица.
* * *Жил на свете таракан, Таракан от детства, И потом попал в стакан, Полный мухоедства. Капитан Лебядкин«И срублен ты, как маков цвет, под коре-»нь, на жизненном пути, в житейском море.»Метался, как подкошенный, как вко-»как вкопанный, убит безжалостной руко-
»й, как прошлогодний снег. Бесстрастная луна»увидела, как во-царилась тишина,»ти-ши, ши-ши, ши-на… И ты, увы,»как все,»в моги-ле-ле-ле-жишь, как белка в колесе,»как лист перед травой, как клетка в птичке —»как птичка в клетке, клетке-невеличке,»и ниже, ниже, эх, травы, тра-тра, тра-тра,»травы».
* * *Далекий лед, далекий дымный деньНад миром облако висело.И фосфор жег сердца людей.
Бежали тени, в небе гналась тень.На дереве висело тело.И мать вела чужих детей.
Ложился желтый свет на жесткий снегБыл красный след на белом светеБыл черный след еще ясней.
Был черный лед, я видел снег во сне.Был темный дым над миром этим.Был дом, горевший в тишине.
* * *Обожжены, обнажены, обиженыКрая души — и вот, о смысле жизни,О том, что мы искажены, обезображены,Что жизнь порою хуже казни, —И черт хихикнул: «Это наши козни,
Мон шер, о богословской сей материиС вопросами соваться к НебуСмешно: шарады, фокусы и ребусы.К ним комментарий — крематорий.Все просто потому, что потомуОканчивается, окунчивается на у».
* * *Там поют гиены и павлиныХодят по долинам золотым,И слетает к лилиям долиныБывший демон – серафим.
Нежатся с акулами святые,Грешники сыграли с Богом в мяч.Примеряет нимбы золотыеВ ризе розовой палач.
Ангел ведьме наливает: пейте!Светится добром бокал вина.И осанну засвистел на флейтеБелоснежный Сатана.
Радуются ангельские рати:Тишь да гладь, да Божья благодать.Мы туда, любезнейший читатель,Киселя пойдем хлебать.
* * *Питекантропы в Пинакотеке,Орангутаны в Оранжери.Дух птеродактиля в человеке:Гиббон в геликоптере, смотри.
А там, в реакторах, изотопУрана, гелия. Снова — опыт.Смотри: Акрополь, питекантроп,Летающий ящер, темный робот.
Реакторы, роботы. Не дразниГорилл, мандрилов, крокодилов.Плутон, Урания. Мы в тениИх страшных царств, их царств немилых.
И скоро в ракете астронавтаУже троглодит взлетит несытый.И скоро увидят следопытыПлезиозавра, бронтозавра.Уран, плутоний. И троглодиты.И термоящерное завтра.
* * *Таракан Тараканий Великий, властелин пауков илемуровШел войной на лангуста Лангуста, властелинамокриц и мандрилов.Над рядами кротов или крабов сто вампировтопорщились хмуроРассветало. Был снег на равнинах. И сердце томи лось.
Тараканий, шевеля усами, осуждал теорию квантов.Лангуст, шевеля усами, поучал, что важней –квакванты.О, как трудно дышать! Сколопендры в темнеющем небе.Густо падает снег. Чье-то сердце лежит на сугробе.
Уже уносило в жерло расширяющейся вселенной,В черной пустоте кружило Таракана, Тамерлана,Лангуста, Ксеркса.В конусе небытия Тарантул вращался, пленный.Два огненных дикобраза вертелись, грызясь из-засердца.Только мы отдыхали одни в отвратительном царствеЭринний.И на сомкнутых веках твоих были пепел, и слезы,и – иней.
* * *Ну и ну, ну и дела, как сажа бела, трала-лала.А ночь светла, а коза ушла, эх, бутылочка пожилочкам по-те-кла.Ушла коза от козла. Ушла. Куда? В Усть-сы-сольск.Не в Усть-сы-сольск, так в Соль-выче-годск.
Ау, моя коза. Чепуха хандра. Ха-ха, ха-ха.Эх, гали-мать-я.А ну и луна же. Во всю луна. Хандрит она, чтоона одна?
Сто грамм забытья. Двести грамм забытья.Хотите вина, мадам Луна?
Там Близнецы. Там Козерог. С козой, без козы?Там Водолей.Налей, налей, бокалы полней, козу вините всмерти моей.
Ну и тишина. Нальем Близнецам.Нынче здесь, а завтра — тамтам.
* * *Мертвый вялый туман,кокон печали и скуки,серый огромный кокон,где стынет личинка рассвета,куколка полдня.
Что делать, если душамолчала так долго,что на губах ее сплелпаук паутину?
Что делать, если сердце молчитмертвой трихиной?
* * *На остров Цитеру. Выпьем в пути.Ну что? Цикута в бокале?И горький миндаль. Миндаль? ПочтиЦианистый калий.
Да нет уж, — хватит яда в крови:Ее не раз отравлялиОстатки надежд, крупицы любви,Сухие кристаллы печали.
А в печени камень. Осадки душиВ таком, ха-ха, минерале.А где самородок счастья? Ши-ши.В Австралии. На Урале.
«Житейское море» катит куски —Янтарь? Едва ли, едва ли.Обломки желаний, сгустки тоски.Мелочь. Детали.
* * *Дни мои, бедная горсточка риса…Быстро клюет их серая птица.Мелкий стеклярус кустов барбарисаК позднему утру весь испарится.
Осень. Валяется блеклая сливаВ грязных остатках бывшего ливня.Как ей в грязи тускловатой тоскливо!Если б могла — она бы завыла.
Ну а солдатом (а пули-то низко)В луже валяться? Страшно и слизко.В черном болоте, как черная крыса…
Дни мои, бедная горсточка риса.
* * *А ты размениваешься на мелочь,На пустяки, по пустякам,И головней дымится тусклый светоч,Который мог светить векам.
Ну что же: невезенье, омерзенье,И муха бьется об окно,Опять попытка самосохраненья,Хотя, казалось бы, — смешно.
О, позабудь житейский хамский хайИ стань сама свободой и покоем.Ты мелкая? Не льешься через край?Но — расцвети, белей, благоухай,Душа, не будь лакеем, будь левкоем.
* * *Consume my heart away; sick with desire And fastened to a dying animal It knows not what it is. William Butler YeatsСожги мне сердце: утомленное желаньем, Оно к животному, которое умрет, Прикреплено; оно себя не знает. Уильям Батлер ЙейтсЖиву, увы, в страдательном залоге.(«Бессмертья, может быть, залог»?)Не жизнь — смесь тревоги и – изжогиТуманный яд, холодный «смог».
Да, да, сегодня красная погода,Да, презеленая, отстань.Делишки и делишечки, простуда,Больная, сломанная тень.
Но — русские авоси да небоси,Всё — ничегошеньки, пройдет.Сереет небо, холодеет осень.А скоро — иней, скоро – лед.
…Кто смотрит? Искупитель? Искуситель?Неясный нимб… Да нет – луна…И не о чем, и незачем, простите…«Луна — бледна». «Весна – красна».
* * *…um das herz wolbt sich ein singender himmel doch seinen liedern durfen wir nicht glauben… Hans Arp…над сердцем купол певучего неба, но песням небесным лучше не верить. Ганс АрпЗагуляй ты выпей полдиковинки,Целовать кидайся целовальничка,Надивись на дивные штуковинки,На девиц-красавиц балаганчика!Барабанщики там и бубенчики,А на лбу серебряные венчики.
Суматошливо-то, скоморошливо,Без горючих слез, пляша-играючи,И ни будущего, и ни прошлого,О голубушки мои, не знаю чьи,Было давеча, стало нонече.Пляшут ангелы, скинув онучи!
О, немножечко хоть, Боже наш, немножечко –Ах, да что же, мужичку уже неможется.Хоть машинка заливается натужная,Да слезинка наливается жемчужная:Где ж ты, нежная царица Шемаханская?Эх ты жизнь, как говорится, арестантская!
* * *Да, расчудесно, распрекрасно, распрелестно,Разудивительно, развосхитительно,Разобаятельно, разобольстительно,Не говори, что разочаровательно.
Но как же с тем, что по ветру развеяно,Разломано, разбито, разбазарено,Разорено, на мелочи разменяно,Разгромлено, растоптано, раздавлено?
Да, как же с тем, кого под корень резали,С тем, у кого расстреляны родители,Кого растерли, под орех разделали,Раздели и разули, разобидели?
* * *Помню изгородь, помню жимолость,На крыльце серебристую изморозь,А на окнах — морозную живопись.
Это память плющом цепляется,А стена — завалилась, заляпанаЧерной известью, шлаком, слякотью.
…Поплыли дымки — гуси-лебеди,И домашний очаг — бомбой вдребезги:Ну, друг Иов, живи — в страхе-трепете.
Дым не хуже был, чем у Авеля…
О дыхание дымного ангелаТам, где армия жгла и грабила!
БОЙ БЫКОВ…бросаясь за вертлявым пикадором… Николай АсеевПо сумрачно-желтой арене бессмысленно скачет –Ну что, обреченный, израненный, черный, священный?О, взлеты пурпурных плащей над твоей незадачейИ свет золотого камзола (и точность движений).
О, смерть в розовато-сиреневых ярких чулкахИ яркие синие туфли — и точность их шага,За желтой изнанкой плащей – золоченый рукав.И вот уже кончено, бедный, — последняя шпага.
Так жалко упал на пятнистую охру земли.Как лилии, стрелы росли из кровавого бока.За хвост привязали и стремительно поволокли –Поспешно, позорно, — позорно, поспешно, жестоко.
А впрочем, к чему красноречие? Двадцать минутТобой занимались, тебе оказали внимание.Зачем обижаться? Другие и хуже умрут.А я – поживу. До последнего, брат, издыхания.
* * *Была вечеринка в аду. И с бутылочкой ромаСклонялся Иуда к чертенку с лицом херувима.И Каин скучал подле черной диавольской кухни.«Святому Георгию» пели драконы «Эй, ухнем»,И демоны выли «Те Деум» средь гама и дыма.
И серые тени змеились у лодки Харона,И теням туманным показывал фокусы Хронос,И чья-то душа, разжиревшая черная такса,В зеркальной стене отражаясь, прилипла к паркету.
И мы танцевали на темных волнах Флегетона,И черный оркестр погружался в мерцание Стикса,Огромные люстры летели в застывшую Лету.Все, кажется, ждали Христа. Нет, конечно, не ждали.
* * *Акакий Акакиевич,шинель – «тово»!Петрович покачиваетседой головой.
Во граде Петровомчерный утюг.Петрович, Петрович,шинель – тю-тю!Навек тю-тю, навсегда тю-тю!О, если бы чудо – я чуда хочу!
Ворона покаркивает.Могила. Снег.Акакий Акакиевич,шинель — шут с ней!
Не стоит искать, тосковать, бунтовать:в обитель небесную мчится кровать.В сиянье и славу, в парчу и виссонАкакий Акакиевич облачен.
А если и нет — и тогда не беда:над ним лебеда, под ним вода.«Энергия — в материю!» Всё физика, да.Копил, копил, сукно купил. Конец, господа.
ЭЛЕГОИДИЛЛИИ