Дети железной дороги - Эдит Несбит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бобби».
Она попросила начальника станции передать письмо старому джентльмену и на другой же день после этого отправилась вместе с Филлис и Питером снова туда, к тому самому времени, когда прибывает поезд, на котором он ездил. Брат и сестра уже знали, в чем состоит ее план, и он вызывал у них полное одобрение.
Перед выходом они тщательно вымыли руки и лица и вообще постарались, насколько могли, привести себя в аккуратный вид. Но невезучая Филлис опрокинула на себя кувшин с лимонадом, который залил ей спереди платье. Времени переодеваться не оставалось, а на станции ветер принес от стены для угля облако серой пыли, которая тут же осела на сладкие пятна, и Филлис, по словам Питера, стала напоминать дитя трущоб.
Тогда они все решили, что она по возможности должна держаться за спинами Бобби и Питера.
– Да старый джентльмен, может, вообще ничего не заметит, – с надеждой произнесла Бобби. – Пожилые ведь часто слабы глазами.
Однако у старого джентльмена, легко соскочившего с поезда, никакой слабости ни в глазах, ни в других частях тела не обнаруживалось.
Зато трое детей, завидя его, вдруг впали в полнейший ступор, от которого уши горят и краснеют, руки становятся влажными и горячими, а кончик носа – розовым и блестящим.
– Ой, – выдохнула Филлис. – У меня сердце стучит, как паровоз. И прямо под поясом.
– Чушь, – сказал Питер. – Сердце у человека находится не под поясом, а совсем в другом месте.
– Мне наплевать, что у человека, но у меня лично оно сейчас под поясом, – стояла на своем Филлис.
– Ну да, поэт Роберт Бернс тоже в одних своих стихах сам стоял внизу, а сердце его было в горах, – проворчал Питер. – Так вот, если так, то мое сердце сейчас во рту.
– А у меня, если хотите знать, сердце сейчас в ботинках, – призналась Бобби. – Но все же давайте пойдем. А то он решит, что мы полные идиоты.
– И не сильно ошибется, – сумрачно бросил Питер.
И они двинулись навстречу старому джентльмену.
– Здравствуйте, – улыбнулся он им и по очереди пожал руки. – Очень рад нашей встрече.
– Это очень любезно было с вашей стороны вылезти из поезда, – проявляя вежливость и покрываясь испариной, пролепетала Бобби.
Он взял ее за руку и повел в зал ожидания – тот самый, где их недавно чествовали. Филлис и Питер последовали за ними.
– Ну? – вопросительно глянул на нее старый джентльмен, когда они оказались там, и, прежде чем отпустить, легонько тряхнул ее руку. – В чем дело?
– Ой, мне, пожалуйста… – начала Бобби и осеклась.
– Да? – продолжал на нее смотреть вопросительно он.
– То, что я хотела сказать… – Бобби опять умолкла.
– Ну и? – подбодрил ее старый джентльмен.
– Это все, конечно, хорошо… – выдавила она из себя и вновь осеклась.
– Но? – снова подбодрил ее старый джентльмен.
– Мне хотелось бы кое-что сказать, – наконец сумела произнести она что-то внятное.
– Ну так и говори, – улыбнулся он.
– В общем, так, – начала она, и ее наконец прорвало историей русского джентльмена, который там у себя, в России, написал прекрасную книгу о бедных людях, а его за это отправили в тюрьму и в Сибирь. – А мы больше всего на свете хотим найти для него жену и ребенка, – продолжала она. – Только не знаем как. Но вы же, наверное, очень умный, иначе бы не были управителем на железной дороге. И если вы знаете как и станете искать, мы предпочли бы это всем другим благам мира. Мы даже и без часов своих обойдемся, если вы сможете их продать и на вырученные деньги найти его жену.
Остальные тоже это подтвердили, хотя и с гораздо меньшим воодушевлением.
– Хм-м, – протянул старый джентльмен, одернув белый жилет с золотыми пуговицами. – Как, вы сказали, его фамилия? Франгланский?
– Ой, нет, – резко мотнула головой Бобби. – Давайте я лучше вам ее напишу. А то она произносится совершенно не так, как пишется. У вас не найдется огрызочка карандаша и какого-нибудь ненужного конверта?
Старый джентльмен извлек из кармана карандаш в золотом футляре и прекрасный, пахнувший чем-то сладким блокнотик в обложке из зеленого сафьяна, который открыл на чистом листке.
– Напиши вот здесь.
И она написала «Шестпанский». А потом объяснила:
– Так этот джентльмен пишется, а говорится Шепанский.
Старый джентльмен, достав очки в золотой оправе и нацепив их на нос, прочел фамилию, и лицо его изумленно вытянулось.
– Боже милостивый! Да ведь это тот самый! Я читал его книгу. Она переведена на все современные языки. Прекрасная, полная благородства книга! Выходит, что ваша мама стала для него доброй самаритянкой и приютила его в вашем доме. Только очень хорошие люди, скажу я вам, на такое способны.
– Конечно, она у нас очень хорошая, – не допускала иного мнения Бобби. – И вы тоже очень хороший человек, – ужасно смущаясь, но твердо решив отдать ему должное, добавила она.
– Ты мне льстишь, – галантно приподнял шляпу он. – И единственное, что мне теперь остается, – высказать свое мнение о тебе.
– Ой, не надо, пожалуйста! – воскликнула Бобби.
– Почему? – не понял старый джентльмен.
– Ну, я даже точно не знаю почему, – пролепетала она. – Просто если вы хотите сказать плохое, то я не хочу, чтобы вы говорили, а если хорошее, то лучше не стоит.
Старый джентльмен рассмеялся.
– Тогда я скажу по-другому: я очень рад, что ты обратилась ко мне по этому поводу. Очень рад, – повторил он. – И не особенно удивлюсь, если в весьма скором времени что-нибудь выясню. Я знаю в Лондоне многих русских. И каждому из них известна фамилия вашего русского джентльмена. Ну, а теперь расскажите-ка мне о себе.
Он повернулся туда, где стояли остальные, но увидел только Питера, потому что Филлис куда-то исчезла.
– Итак, я вас слушаю, – посмотрел на него старый джентльмен, и Питер, естественно, онемел.
– Ладно. Тогда давайте устроим экзамен, – решил старый джентльмен. – Вы сядете за стол, а я – на скамейку. И начну задавать вам вопросы.
И он начал их задавать. Они назвали ему свои имена, сказали, сколько им лет, как зовут их папу и чем он занимается, как давно живут они в Доме-с-тремя-трубами и еще многое, многое другое.
Их беседу прервал резкий удар ботинка в дверь зала ожидания. Когда же она распахнулась и ботинок возник в проеме, все тут же заметили, что шнурки на нем развязываются, а следом увидели Филлис, которая шла осторожно и очень медленно, держа в одной руке большую жестяную банку, а в другой – толстый кусок хлеба с маслом.
– Пятичасовой чай, сэр! – гордо провозгласила она и протянула банку и хлеб старому джентльмену, который их взял с восклицанием:
– Боже милостивый!
– Да, – сказала Филлис.
– Очень предупредительно с твоей стороны. Очень, – улыбнулся ей старый джентльмен.
– Могла бы хоть принести тарелку и чашку, – осуждающе покачала головой Бобби.
– Но Перкс всегда пьет из банки, – покраснела Филлис. – По-моему, и без тарелок и чашек ужасно мило с его стороны, что он мне это дал.
– Совершенно согласен с тобой, – кивнул старый джентльмен, откусив хлеб с маслом и отхлебнув чай из банки.
А потом подошел поезд, следующий в его направлении, и он сел в него под пожелания хором счастливого пути и другие добрые напутствия детей.
– Ну, – начал Питер, когда хвостовые огни поезда скрылись за поворотом. – Мне кажется, мы сегодня зажгли свечу истины, совсем как тот праведник Латимер, когда его обрекли сожжению на костре. Думаю, нашего русского джентльмена вскорости ожидает праздничный фейерверк.
Так оно и случилось.
Не прошло с той поры и десяти дней, как дети, сидевшие на самом большом валуне из всех, которыми изобиловала вершина склона, и наблюдавшие, как поезд в пять пятнадцать отходит от станции в сторону долины, увидели нескольких сошедших с него пассажиров. Эта группка какое-то время шествовала по дороге к деревне, а потом вдруг один из них свернул с нее и отворил калитку, ведущую в поле, а по нему можно было подняться лишь к Дому-с-тремя-трубами, и никуда больше.
– Кто это? – выкрикнул Питер, вскочив с валуна.
– Давайте пойдем и посмотрим, – следом за ним вскочила и Филлис.
И они побежали смотреть. И когда подбежали на достаточно близкое расстояние к путнику, им стало ясно: это не кто иной, как старый джентльмен. Золотые пуговицы его жилета, отражая лучи послеполуденного солнца, пускали яркие зайчики, а сам жилет на фоне зеленой травы выглядел еще белее обычного.
– Здравствуйте! – закричали они, размахивая руками.
– Здравствуйте! – Он помахал им шляпой.
И тогда все трое бросились наперегонки ему навстречу, а когда добежали, у них едва хватило дыхания, чтобы выговорить:
– Как ваши дела?
– Отличные новости, – тут же ответил он. – Я обнаружил жену и ребенка вашего русского. И не совладал с соблазном доставить себе удовольствие принести ему это известие лично.
Однако увидев, какое у Бобби стало лицо, он вдруг подумал, что, наверное, все-таки сможет совладать с соблазном, и быстро проговорил: