Турнир - Денис Юрин

– Чем могу быть полезен, милостивый государь?

Немного озадачили Гангрубера и слова с интонацией, и вполне доброжелательный взгляд еще не дряхлого, еще полного сил старика.

– Мне назначена встреча, – кратко ответил Дитрих, чуть было не сплоховав и не добавив «почтеннейший», что было неприемлемо в разговоре дворянина с простолюдином.

– Позвольте приглашение, ваше благородие, – протянул руку за бумагой старик, тоже сразу признавший в собеседнике бывшего служивого… притом офицера.

– Видишь ли… – немного замялся разбойник, вдруг засомневавшись, стоит ли показывать охраннику прихваченную с собой записку дамочек, – …я обычно обитаю в таких местах, докуда ни посыльные, ни скороходы не добегают…

Вот тут-то и должно было случиться то, чего Дитрих так боялся, но в то же время на что в глубине души надеялся. Его должны были не пустить внутрь, в тот длинный, светлый, обставленный предметами роскоши коридор, начинающийся сразу за дверью. Лишь для проформы задав парочку-другую вопросов, старик должен был так же вежливо и деликатно попросить его удалиться. Но этого, как ни странно, не произошло. Видимо, кто-то могущественный на земле, а быть может, и на Небесах очень желал, чтобы эта встреча состоялась.

– Квирт, глянь-ка, – не повернув головы, приказал ветеран одному из троицы подручных, а затем, понимающе улыбнувшись, вновь обратился к гостю: – А вас, милостивый государь, я осмелюсь попросить, немного откинуть назад капюшон. Прошу прощения за беспокойство, но нам по долгу службы нужно узреть ваше лицо.

Дитрих послушался, тем более что упорствовать было не в его интересах. «Впустят так впустят! А коли нет, в лес вернусь! Считай, в город зазря прогулялся, но это такие пустяки…» – резонно рассудил разбойник и скинул с головы капюшон, встряхнув копной сальных, давненько не мытых, длинных волос. Тем временем охранник, стоявший по центру, то есть точно у старика за спиной, полез за пазуху и что-то оттуда достал. Гангрубер не видел, что это был за предмет, но по шуршанию догадался, что это лист бумаги.

– Кажись, он, – неуверенно промямлил парень после того, как с четверть минуты вертел лист в руках.

– А ты приглядись, Квирт, приглядись! Чай не тыкву на базаре выбираешь! – приказал ветеран, не повысив голоса, но тем не менее многообещающе сурово.

– Точно, он это! – интенсивно закивал головой проштрафившийся подручный, в надежде избежать наказания за нечеткий ответ, недопустимый при данных обстоятельствах. – И рожей… простите… то бишь лицом схож, и вон шрамюга какая!..

– Заткнись! – процедил сквозь крепко сжатые зубы все же выведенный из себя старший охранник, однако уже через миг взял себя в руки. – Закрой рот и проводи нашего гостя наверх!

– Оружие здесь оставить? – спросил Дитрих, не столь обрадованный, сколь пораженный, что у служителей ресторации имелся его портрет, к тому же, видать, довольно точный.

– В этом нет необходимости, милостивый государь, – ответил старик, вновь согнув голову в почтительном поклоне. – Пригласившие вас особы будут обрадованы такому скорому появлению. Вас к ним сейчас же проводят, однако перед тем, как вы переступите порог «Рева Вепря», позвольте смиренно предупредить, что в нашем заведении имеются некие очень строгие правила…

– Какие еще правила?! Танцовщиц за ляжки не лапать, светильники не воровать?! – нарочито грубо пошутил Гангрубер и довольно громко захохотал над сомнительной шуткой. Любой герканский дворянин на его месте должен был поступить именно так и никак иначе.

– И это тоже, – дипломатично улыбнулся страж, – но я имел в виду иные, более серьезные нарушения. Вам запрещается заходить в другие комнаты, и если в коридоре кого-либо случайно встретите, прошу вас, храните молчание. Наш хозяин не любит болтливых гостей, и если вы ослушаетесь, то…

– …то моя нога больше никогда не переступит порог вашего уважаемого заведения, – перебил собеседника Гангрубер, совсем не собиравшийся тайком подглядывать в замочные скважины и выпытывать у попавшейся на глаза прислуги, что же здесь происходит.

– …то ваша нога вообще больше никуда не ступит! – продолжил свое высказывание охранник, лишь немного подкорректировав его.

На долю секунды маска учтивости спала с лица старика, а в его умных глазах проявилось истинное отношение ко всем тем мерзавцам, что приходили в «Рев Вепря», так же, как Дитрих, тайно, под покровом ночи. «Только оступись, гаденыш, и я с удовольствием тебя прирежу! Эх, если бы не нужда, если бы не старость, не ходил бы здесь в холуях, а душил бы подонков вроде тебя собственными руками!» – прочел Дитрих во вспыхнувшем и тут же померкшем взоре.

– И не мечтай служивый, я те шанса не дам! Вот назло те буду вести себя паинькой, прям как девица на выданье! – ответил Гангрубер, не намекая, а говоря открыто, что правильно понял мимолетный взгляд старика, и, смеясь, переступил порог заведения.

Двери «Рева Вепря» тут же захлопнулись за спиной Дитриха, и вошедшие следом охранники без проволочки принялись запирать их на навесные замки, внушительных размеров цепи и крепкие дубовые задвижки. С количеством засовов да запоров на главных дверях хозяин заведения явно переборщил, как будто боялся, что в один прекрасный день разъяренная толпа не пропущенных внутрь посетителей пойдет на них штурмом. Впрочем, для таких явно чрезмерных, с точки зрения случайно попавшего внутрь человека, мер безопасности могли иметься иные, весьма веские причины.

«Похоже, здоровяки прохлаждались на улице только ради меня. Они именно меня поджидали! – пришла в голову разбойника смелая, немного льстившая ему догадка, которая, видимо, была совсем не далека от истины. – Интересно, откуда взялась у лжедамочек такая уверенность, что я посещу этот вертеп именно этой ночью? Я ведь мог и не прочесть их приколотого к дереву послания или прочесть, но не сегодня…»

Пока четверка охранников возилась с запорными устройствами, Гангрубер огляделся вокруг. Коридор, в котором они находились, был длинным, широким, светлым и заканчивался лестницей, ведущей на второй этаж. Такая планировка была несвойственна для внутреннего обустройства герканских домов, и уж тем более питейных заведений, где сразу с порога гость окунался в шумную атмосферу общего трапезного зала, а отдельные комнаты если и имелись, то или в самом дальнем закутке, или на втором этаже. Кроме того, насторожило Дитриха и то обстоятельство, что во всем небывало длинном коридоре, практически делившем первый этаж здания на почти равные части, имелись всего две двери, точнее, пустых дверных проема, расположенных один напротив другого по самому центру большого здания. Поскольку прислужники в белых фартуках носили блюда с ароматно пахнущими, пробуждающими одним только своим видом аппетит яствами слева направо, а в обратном направлении несли лишь подносы с грязной посудой да пустые кувшины, Дитрих пришел ко вполне логичному заключению. В левой части первого этажа размещалась кухня, склад и прочие подсобные помещения, а правая была полностью отведена под общий трапезный зал. Оттуда доносились тихое приятное пение и звуки музыки, но совсем не слышалось звуков, характерных для всех без исключения кабаков: самых мерзких, дешевых или самых престижных, предназначенных лишь для избранной публики и гордо называемых их хозяевами ресторациями. Сколько Гангрубер ни напрягал слух, но так и не услышал ни лязга вилок с ножами, царапавших фарфоровые тарелки, ни звона чокающихся хрустальных бокалов, ни монотонного гула трапезничающих, неспособных полностью отдаться процессу поглощения пищи и непременно ведущих за столом беседы.