Практикантка доктора Соболева (СИ) - Сакру Ана

Во внутреннюю борьбу вперемешку с чувственно-тактильным экстазом вмешался хриплый голос извне.

— Люб, презервативов, как ты понимаешь, нет, — заявил Сергей.

— Так может тогда не надо? — пропищала на это Вознесенская и сама расстроилась.

— Надо, Люба, — Соболев в этом вопросе был неумолим, даже голос чуть повысил. Правда потом гораздо глуше и как будто себе добавил, — Смерти моей хочешь…

И потянул вниз резинку боксеров. Высвободившийся горячий член тут же вжался в нежную кожу Любиного живота, и внутри нее вспыхнуло таким жаром, что даже кончики ушей начали гореть. Между ног болезненно сжалось от желания почувствовать его в себе. Кому нужны эти презервативы…И потрогать тоже захотелось. Люба не стала себе и в этом отказывать, и быстро просунула руку между их телами. Чуть не заурчала от удовольствия, когда пальцы сомкнулись на дрогнувшем в ладони крупном стволе с отчетливым рисунком вен. Быстро провела по всей длине, сжала тугую головку. Вот вы какой, Сергей Иванович…Губы сами собой расползлись в неосознанной улыбке. Желание соединиться загорелось лесным пожаром и становилось нестерпимей с каждой секундой.

— Я аккуратно, — глухо пообещал Сергей, прикусывая ее шею и инстинктивно толкаясь в ладонь, потом насмешливо, — И быстро, наверно…

— Давай уже, — забормотала Люба недовольно, чувствуя, как в промежности зудит от неудовлетворенности.

На это Сергей обхватил одной рукой её затылок и снова поцеловал. Развязно и глубоко погружая язык в рот, и одновременно толкаясь членом в лоно. Люба застонала жалобно и сладко, обхватывая его внутри себя, жадно втягивая и не отпуская. По бедрам прокатилась крупная судорога от тянущего распирания между ног, пятки вдавились в мужские ягодицы. Ох, как… Царапнула ногтями затылок, плечи, куснула губу. Соболев начал двигаться, и нестерпимо захотелось стонать на каждый мерный глубокий толчок, но нельзя было, и пришлось то кусать его ушную мочку, скулу, губы то дышать часто, утыкаясь носом куда-нибудь в висок.

— Сереж, Сереж, Сереж…Да, так давай…Да-да-да…Ох, мамочки, о-о-о….- едва слышно бессвязно бормотала Люба ему на самое ухо, крепко жмурясь, цепляясь за мужскую шею из последних сил.

Вода не давала совершать резких толчков, диктуя свой чувственный тягучий ритм, ласкала образующимися от ритмичных движений завихрениями набухший чувствительный клитор, погружала в транс. Лишь их дыхание учащалось, тяжелое и вязкое. Люба раскраснелась вся, содрогаясь от ноющего жара внутри, губы пересохли от вырывающихся беззвучных стонов. На грани-на грани- на грани. И не переступить, и не отступить. На краю. Сознание уплывало в ощущения, теряя связь с реальностью. Она только чувствовала, как он двигается в ней, мучительно растягивая, как вода ласкает кожу, массирует промежность, как Сергей влажно горячо дышит ей в лоб, иногда беспорядочно целует лицо и шею. Нет времени, нет ничего, можно так бесконечно…

— Люб, я не могу больше, давай… — сдавленный мужской шепот у самого уха. И смысл слов не поймать- в голове дым.

— Люб…Какая же ты…Люба…Давай, — Сергей перехватил её бедра покрепче, совсем перекинул на себя, отступая от столба и начал мелкими резкими рывками насаживать на себя. Внутри тут же всё загудело и завибрировало на какой-то новой невообразимой частоте. Вода вокруг сильно заколыхалась.

— Давай, Люб, давай… — нашел её губы, жадно целуя, ловя участившиеся вздохи, — Давай…

Люба даже целоваться не могла. Всё её существо, вся энергия сосредоточились в пульсирующем от притока крови и частых глубоких фрикций лоне. По позвоночнику током начало простреливать напряжение, мышцы свело. Люба вцепилась в мужские плечи сильнее, оставляя следы, замерла на мгновение, вытягиваясь в струну, и задрожала в сладкой опустошающей судороге. Раз-два- три….Она волнами накатывала, вместе с колышущейся вокруг водой, никак не отпуская. Сергей, тихо, ругнувшись, резко снял Любу с себя, подняв повыше. Обняв крепко, прижался головой к женской груди и часто поверхностно задышал.

Через несколько секунд Люба открыла глаза, расфокусированным взглядом обводя большое озеро, пирс, сосны, виднеющиеся костры, баню с горящими теплым желтым окнами. Ничего не изменилось за эти несколько минут, и это казалось таким неправильным. Так не вязалось чувствами, бурлящими внутри. Казалось, всё даже выглядеть теперь должно по- другому.

— Мурашки у тебя, Люб, — хрипло пробормотал Соболев, наконец поднимая голову, и нахмурился, проведя ладонью по её плечам, — В домик пошли, замерзнешь совсем.

— В какой домик?

— В мой, — и понес её к берегу.

— Нельзя в твой, ты что! — Люба даже спрыгнула с его рук и отскочила подальше. Настолько, насколько это было возможно в воде, — В баню надо вернуться.

— Издеваешься, Любовь Павловна? — фыркнул, не скрывая сарказма, Соболев. Лица она его разглядеть не могла, но была уверена по тону, что и бровь издевательски выгнул, — Какая баня? Мы это так…Дойти.

Люба не сдержала истеричный смешок. Это он называет: «так…дойти»? Ну, знаете ли…Прикусила губу, пытаясь унять предательский жар предвкушения, неожиданно слишком уж быстро расползающийся по телу.

— Ну, ты же сам все понимаешь, Сереж, — пробормотала хрипло, — Итак чудо, что не вышел никто…

Соболев помолчал несколько мгновений, а потом шумно вздохнул, сдаваясь.

— Ладно, в баню тоже зайдем.

16.

Перед тем, как ступить в баню, Люба замерла на пороге, впервые после озера встретившись с Сергеем глазами. Напряжение хлестко ударило по нервам, зазвенело между ними натянутой струной. Ну, вот что Соболев о ней думает — три дня от силы знакомы. Ничего хорошего, наверно…Струна внутри Любы завибрировала отчаянней от теплого и как будто восхищенного взгляда заведующего и лопнула, растекаясь жарким облегчением, когда он ей улыбнулся, приподнимая только левый уголок губ.

— Ну что стоишь, Люб. Давай, вещи забираем и сваливаем, — зашептал быстро Соболев ей в волосы, на мгновение подавшись ближе. Требовательно нажал на поясницу, легко шлепнул по заднице и втолкнул в предбанник.

Так Люба и влетела внутрь с дурацкой улыбкой на лице от уха до уха. Все присутствующие разом повернули к ним любопытные головы и уставились в упор, оборвав оживленную до этого беседу. Присутствующих набежало больше на целых четыре человека. Всех их Вознесенская знала лишь мельком, познакомившись только сегодня, пока накрывали стол, и имен не помнила. Спина Вознесенской сама собой одеревенела и распрямилась, Люба откашлялась, оправила купальник и чинно прошествовала к лавке, слишком отчетливо ощущая Соболева, идущего вслед в след на ничтожно коротком от нее расстоянии. Да чтоб его…Ну, неужели и на сантиметр не отодвинуться. Так глупо и демонстративно, что даже смешно. Щеки Любы запылали, словно она только из парной, красные пятна сползли по шее и пошли по груди. Когда садилась, Соболев ей опять руку на поясницу положил, будто она упасть может. Не убрал сразу — повел выше вдоль позвоночника, сжал плечо, перенося вес тела и опираясь, и уселся рядом. Наглый. Ему ничего, а ей…Люба закусила губу, ни на кого не смотря.

— Миш, водки плесни, — обратился Сергей к незнакомому Вознесенской грузному мужчине и протянул стопку через стол.

— И мне, — пискнула Люба, стараясь не поворачивать голову в сторону сидящей слева Кристины и прожигающей взглядом дыру в её виске.

— Ты ж вино пила, Любовь Павловна? — хмыкнул снисходительно Соболев, — С чего вдруг такие перемены? Случилось что?

Люба беззвучно прошипела "сволочь" и лучезарно улыбнулась.

— Да нет, заскучала что-то просто…тоска, — вслух пропела Вознесенская, сверкая ореховыми глазами, и от возмущения уже не смущаясь и смотря только на заведующего.

— Долго вы что-то окунались, — с подозрением процедила Кристинка, вклиниваясь в их разговор.

Но внимания на нее никто не обратил.

— Скучно вам, значит, — сощурился Соболев и опрокинул стопку, не отводя от Любы хитрых потемневших глаз, — Даже и не знаю тогда, что ж вам ещё предложить, Любовь Павловна. Я вот, знаете ли, старался…А вам скучно…