Серебряные тени (ЛП) - Мид Райчел

- У тебя неплохо получается, – сказала я, указывая на деталь на его листьях, – Это из-за твоего длительного пребывания здесь?

- Нет, рисование было моим хобби до приезда сюда. Я ненавижу этот натюрмортное дерьмо, хотя , - он остановился чтобы посмотреть на его папоротник. - Я бы убил, чтобы нарисовать что-то абстрактное. Я бы хотел нарисовать небо. Кого я обманываю? Я бы очень хотел увидеть небо. Я не рисовал много пейзажей на открытом воздухе, когда был в Манхеттене. Думал, что я слишком хорош для него, и поберёг себя для закатов в Аризоне.

- Манхеттен? Вау. Это довольно впечатляюще.

- Впечатляюще, - согласился он. - И оживлённо, и шумно. Я ненавидел его… а теперь я бы сделал всё, чтобы вернуться туда. Вот, где ты и твой задумчивый парень должны оказаться в конечном итоге.

- Мы всегда говорили о поездке куда-нибудь, как, например, в Рим, - сказала я.

Дункан принялся издеваться.

- Рим? Зачем испытывать трудности языкового барьера, если вы можете получить все, что хотите, в США? Вы сможете позволить себе лишь съемную квартиру, ради которой придется работать на двух работах, в то время как здесь ты сможешь брать уроки, какие только можно представить, а он будет общаться со своими безработными друзьями из Бушвика. Будете возвращаться домой ночью, чтобы поесть корейской еды, а после заниматься любовью на протёртом матрасе на полу. А на следующий день все повторится.

Он продолжил рисовать.

- Неплохой образ жизни.

- Совсем неплохой, - сказала я, улыбаясь, несмотря на свои ощущения.

Я чувствовала, что улыбка поблёкла, а боль пронзила сердце от мыслей о любом моем будущем с Адрианом. Описанное Дунканом было так же заманчиво, как любой из планов побега, которые мы с Адрианом придумали.

- Дункан… что ты имел в виду, когда сказал, что я сделаю все, чтобы оказаться там?

- Не надо, - предупредил он.

- Чего не надо?

-Ты сама знаешь чего. Я просто неудачно выразился.

- Да, - начала я. - Но если бы был способ, как можно отсюда выбраться и…

- Его нет, - сказал он прямо. – Ты не первая, кто предлагает это. Ты не последняя. И если я могу помочь тебе, то ты не будешь брошена обратно в одиночную камеру за что-то подобное. Я уже говорил тебе, что нет никакого выхода.

Я очень тщательно продумывала дальнейшие действия. Вероятно, в прошлом году он видел, как другие пытаются бежать отсюда и, судя по его реакции, видел их провал. Пару раз я спросила его о выходах, но он, как и я, никогда бы не смог их найти. Мне нужно было выбрать другой подход и начать собирать другую информацию, способную вывести нас на свободу.

- Дашь мне ответ о еще двух вещах? - спросила я напоследок, - Не о выходах?

-Если я смогу, - сказал он осторожно, все еще не глядя мне в глаза.

- Ты знаешь, где мы?

- Нет, - быстро ответил он. – Никто не разгласит информацию, являющуюся частью их плана. Единственное, в чем я уверен – каждый уровень, на котором мы когда-либо будем находиться, расположен под землей. Вот почему здесь нет окон и обычных выходов.

- Ты знаешь, как они поставляют сюда газ? Стой, ты не знаешь, о чем я, - добавила я, видя, как он начинает хмуриться. – Ты должен был заметить его, когда был в одиночной камере. Они и сейчас его используют, чтобы ночью сбить нас с толку и держать в возбужденном состоянии, когда мы спим.

- Им даже не нужны наркотики, - отметил он. – Групповое мышление делает ту же работу, что и паранойя.

- Не уклоняйся от ответа. Так ты знаешь или нет, откуда подается газ?

- Только потому, что папоротник – сосудистое растение, не значит, что они производят углекислый газ по-другому, - перебил он меня. Я опешила от того, какие странные изменения произошли в его голосе. – Все химические реакции основного фотосинтеза все еще здесь. Они просто используют споры вместо семян.

Я была слишком обескуражена, чтобы ответить сразу же, но тут я увидела, что ответ не требовался: Эмма стояла рядом с нами, ища ящик с цветными карандашами. Было ясно, что она все слышала.

Я сглотнула и попыталась выдавить из себя какое-то подобие слов.

- Я не спорила. Просто обратила внимание на то, в палеонтологических летописях говорится о мегафилах и микрофилах. Ты тот, кто погряз в фотосинтезе.

Эмма нашла то, в чем нуждалась и удалилась, отчего почва ушла у меня из-под ног.

- Господи, - произнесла я, как только она пропала из пределов слышимости.

- Это, - сказал Дункан, - причина того, почему тебе нужно быть осторожней.

Урок закончился, и я провела остаток дня в нервном ожидании, что Эмма доложит на меня в какой-то орган, который заберет меня для чистки или, чего хуже, вернет обратно в темноту. О, из всех людей, которые могли услышать нас! Остальные заключенные не торопились завязывать со мной социальные контакты, но я была в состоянии определить, кто нанес бы больший ущерб. И Эмма? Она была худшей. Некоторые иногда ошибались, как, например, Хоуп, отпустившая своенравный комментарий. Но моя идеальная соседка никогда не отклонялась от идеального образа алхимика. На самом деле, она старалась уничтожить тех, кто не попадал под одну линию. Я честно не понимала, почему она все еще была здесь.

Но за мной никто не пришел. Эмма не так долго стояла рядом с нами, и я смела надеяться, что она слышала лишь поспешное оправдание Дункана про фотосинтез.

Когда настало время причастия, мы все пошли в часовню. Некоторые сели на сложенные стулья, а другие, вроде меня, бродили по комнате. Вчера было воскресенье, и вместо общения мы собрались здесь со всеми нашими инструкторами, после чего пришел проповедник, и мы устроили настоящую церковную службу, молясь о наших душах. Это была единственная часть программы, которая изменилась. В худшем случае, у нас снова были бы те же самые уроки по выходным, на которые мы ходили в будни. Но это была единственная уступка, расширяющая наши права и возможности, и даже не из-за его слов, а потому, что это был один из многих способов отметить время. Каждая крупинка информации, получаемая мною здесь, могла быть использована только для того, чтобы помочь мне… Я надеялась.

Вот почему я читала Стену Правды каждый день до этих встреч. Здесь были истории заключенных, пришедших раньше меня, и я жаждала узнать что-либо. В основном, все сообщения были одинакового содержания, и сегодня не было исключений. Я согрешил против моего рода и очень жалею. Пожалуйста, возьмите меня обратно в лоно. Единственное спасение – спасение человеческой души. Сообщение, отличное от других, было следующего содержания: пожалуйста, выпустите меня. Увидев Шеридан, входящую в комнату, я хотела было присоединиться к остальным, когда заметила что-то в углу. Это было в том районе стены, где я еще не успела прочитать каракули в письменной форме.

Карли, мне жаль. - К. Д.

Я почувствовала, что у меня отвисла челюсть. Было ли это возможным…могло ли это быть…чем больше я смотрела на это, тем больше я убеждалась в реальности того, что видела: извинения моей сестре Карли от Кита Дарнелла, парня, который ее изнасиловал. Я предположила, что это могла быть другая Карли или кто-то еще с такими же инициалами…но мой инстинкт говорил иначе. Я знала, что Кит был в центре перевоспитания. Его преступление отличалось от моего по характеру, а также он был освобожден более чем 5 месяцев назад. Когда он вышел отсюда он был практически как зомби. Было сюрреализмом думать, что он ходил по тем же залам, был в тех же классах, пережил ту же чистку. И было все еще тревожно думать, что я могу стать похожей на него, когда выйду отсюда.

- Сидни? - любезно спросила Шеридан. - Не хотите присоединиться к нам?

Покраснев, я поняла, что была единственной, кто стоял и поспешно присоединилась к остальным.

- Простите, - пробормотала я.

- Стена Правды может оказаться очень вдохновляющим местом, - сказала Шеридан. - Нашли ли Вы что-то , что затронуло Вашу душу?

Я тщательно подумала, прежде чем ответить и затем я поняла, что правда здесь не помешает. Это могло бы даже помочь, учитывая тот факт, что Шеридан всегда пыталась меня разговорить.