Как я увела жениха с чужой свадьбы (СИ) - Волкова Дарья

… к ней.

Вон она стоит, на противоположной стороне дороги, дисциплинированно ожидает зеленый сигнал светофора. Ярослав был уверен, что заметил бы Тоню, даже если бы у нее не было такой яркой малиновой шевелюры. Потому что сначала взгляд зафиксировал силуэт, фигуру.

Тоня стояла и нетерпеливо притопывала ногой, не сводя взгляда со светофора. Торопится. К нему.

Едва зажегся зеленый, Тоня сорвалась с места и побежала. Ярослав забыл про все, он смотрел, как она бежит. К нему бежит.

На девушке легкие тонкие просторные брюки и футболка. Одежда не сковывает движений, и не скрывает их. И невозможно не любоваться. Движения легкие и стремительные. Ничего нигде не трясётся, не прыгает, не болтается. Тоня все словно литая — упругая, рельефная, как ожившая античная статуя.

И невероятно нежная при этом.

Эта девочка с красной шевелюрой, острым языком, не лезущая за словом в карман, с заливистым смехом, не знающая, кажется, запретных тем в разговоре, может и отбрить, и матом послать. И борщом накормить.

И приласкать. Так приласкать…

В постели, когда он снимал с нее одежду, смешливая и острая на язык девчонка куда-то исчезала. И на ее месте появлялось такое чудо нежное, что Ярослав поначалу просто задыхался. Никто и никогда не говорил ему столько нежных слов. Он никогда бы не подумал, что будет так на это реагировать. Может быть, дело в контрасте. Когда одна и та же девушка сначала ехидно предлагает тебе купить мозгов или, не моргнув глазом, рассказывает про тонкости мужской эпиляции. А потом, позже, она же, всхлипывая и крепко обняв за шею, шепчет. Чего только не шепчет.

Ярочка… хороший мой… мальчик мой… солнышко… мой малыш…

Ярослав кашлянул, прочистил горло. Так, наверное, его только в младенчестве называли. Наверное, называли, но он не помнит. И он, конечно, с крайне снисходительным видом позволял ей, крайне смущенной, называть его Ярочкой. В постели. А сам дождаться этого не мог, и млел, слушая. Назовет она его малышом сейчас, когда сядет в машину — он возмутится. Не назовет сегодня ночью — затоскует.

Открылась пассажирская дверь и Тоня плюхнулась на сиденье.

— Привет! — произнесла жизнерадостно. А вот целовать не стала. Она вообще как-то вне дома держалась отстранённо. Да они и почти не бывали нигде вместе вне дома. Сегодня вот запланировали совместный выход, и…

— Привет, — ответил Ярослав и вздохнул. Перспектива ехать в кино казалась ему теперь совсем малопривлекательной. Сидел тут, вспоминал, думал. Додумался. Довспоминался. Что все соображение утекло вниз.

— Чего такой кислый? — Тоня перестала улыбаться и смотрела на него внимательно. — Ты себя нормально чувствуешь? Не заболел?

— Вроде того. У меня… опухоль.

На фоне малиновых волос Тонино лицо со схлынувшими враз красками казалось совсем белым.

— Какая?.. Где?..

Он взял ее руку и приложил к своему паху.

— Здесь.

Реакция у Тони молниеносная, и от подзатыльника Ярослав не увернулся. Да и не слишком старался.

— Идиот!

Спорить не стал. Перегнулся — и поцеловал. Ну какое к черту кино, когда тут такое нежное и ласковое чудо под руками и губами?

— Проехали домой, а?

Еще один крепкий поцелуй, и она кивает с улыбкой.

— Поехали. Буду тебя… лечить. Наложением рук. И губ.

Спустя сорок минут он уже снова был ее малышом и солнышком. Кто б ему сказал, что он будет так ждать этих слов…

Дом отдыха был прекрасен. Я не бывала в таких местах и просто наслаждалась. Не, не так. НАСЛАЖДАЛАСЬ.

Доя начала — там была шикарный бассейн. И там я выяснила, откуда у Ярослава такая отпадная фигура. Семь лет ходил в бассейн. Он даже баттерфляем может! Умаявшись и устроившись у бортика, я наблюдала, как он красуется, рассекая воду сразу двумя руками. Выглядит красиво и лично для меня — нереально. Понятно теперь, откуда такие плечи. Ярославом любовалась не только я. Поэтому у меня скоро возникло острое желание перетопить самолично всех куриц в бассейне, что глазели на моего(!) Ярочку. Ну он же не виноват, что такой красивый! Жажда убийства утихла во мне, только когда он подплыл и крепко поцеловал в губы. Нате-ка, выкусите!

Потом мы пообедали — а аппетит мы наплавали о-го-го какой. И пошли гулять. Территория была ухожена без ощущения искусственности. А еще там была конюшня. И…

Нет, я категорически отказалась садиться на коня. Я даже предположить не могла, что это такие огромные животные. Я даже подойти к ним не решилась близко. Я, знаете ли, к другим коням привыкла.

А мой вредный и ехидный конь вывел мне… осла! Осла, представляете?! Более того, этот манипулятор уговорил меня на эту милую ушастую скотинку сесть. И я села — ослик был совсем не страшный, в отличие от коня. Ярослав явно получал колоссальное удовольствие от процесса — фотографировал меня, комментировал, а я так ржала, что едва не упала с ослика. Которого я окрестила Яриком. Что вызвало новую волну смеха.

После ужина мы таки пошли в кино — в доме отдыха был небольшой кинозал. Там мы смотрели совершенно необыкновенное кино, в котором были эпической силы характера люди и невероятной красоты пейзажи.

Утомленные переменой обстановки, новыми впечатлениями, бассейном и ослом, уснули мы практически мгновенно, едва легли в постель.

Не осквернили мы широкую постель сексом и утром. Для этого у нас был душ.

Ярослав влез ко мне под душ спустя пять минут после того, как я включила воду.

— Слушай… — его шершавая щека трется о мою шею. И от этого колкие мурашки от шеи волной спускаются вниз. — А почему мы с тобой ни разу не мылись вместе?

— Потому что это… негигиенично…

— Да? — изумился Ярослав. Его руки, уже опережая мурашки, поползли по моему телу. — Какой кошмар… Какое нарушение санэпидрежима…

Он еще нес какую-то же подобную чушь, но я уже его не слушала. Знаете дурацкий анекдот про «без ног таракан не слышит»? Вот. А я без одежды глохну, слепну и резко тупею. Если рядом мой Ярочка.

А он, пристроившись сзади, творил, все, что хотел. Терся об меня, гладил, целовал, прикусил шею. Моя роль во всем этом вопиющем нарушение санэпидрежима заключалась только в потоке бессвязных нежностей. Да еще в том, чтобы прогибаться как можно сильнее — вжимаясь ягодицами в его твердый пах, а грудью — в твердые ладони. Все. На большее я рядом с ним неспособна.

А вот Яр оказался способен. Он говорил, сжимая меня мокрыми руками и перемежая слова рваными вздохами.

— Тонечка… я чистый… — ну, конечно, он чистый, мы тут оба уже до скрипа чистые! — Я выйду, обещаю! — ну, конечно, он выйдет, не будем же мы все время ходить вместе, как тяни-толкай. — Пожалуйста, девочка моя, можно?.. Так хочу тебя без всего…

Я ни хрена не понимала, о чем он говорит и о чем спрашивает. В такие моменты у меня в голове способна существовать только одна мысль, точнее, одно желание. Которое я продемонстрировала, опершись руками о мокрую стену и прогнувшись в пояснице как могла сильно. Ну чего ты там еще ждешь, хороший мой?!

Хороший мой ждать не стал. И дал мне то, чего я так хотела. Чего мы так оба хотели. И тут я поняла, о чем он говорил. Под лупящим сверху душем не было места презервативу. Да и черт с ним. Есть же таблетки какие-то… и вообще… выйти же обещал… и…

И тут эти мысли были вытеснены, вытолканы… ну, сами понимаете чем.

Наслаждением. Каким-то совсем иным, запредельным. Таким острым, словно вода смыла какие-то защитные барьеры, и мы с ним остались с совсем тонкой кожей. И каждое прикосновение — до дрожи. И это не метафора, это факт.

В общем, на ногах мы не удержались. Оба. Уже после. Рухнули на дно просторной душевой кабины. Я отбила коленку, Ярослав шваркнулся о стену скулой. И после, лежа в кольце его рук и слушая, как по его плечами барабанят капли душа, я думала о том, что большего наслаждения, что я испытала только что, не бывает. Лучше быть не может.

А если не может быть лучше — значит, будет хуже.