Тарквиний Гордый - Людмила Шаховская

– Турн Гердоний! Мой дорогой господин! Мы погибаем!.. Мы оба осуждены на смерть; я за то, что запер ворота, не давал ворваться, а ты...

– Отойди прочь, старик! – перебил Тарквиний, стоявший в головах скамьи. – Твой господин настолько уже оправился, что в силах ответить на мои вопросы.

– О, префект!.. Смилуйся над ним!.. – завопил управляющий, еще крепче обнимая ноги своего господина.

– Я не считаю себя обязанным отвечать ни на какие вопросы, – возразил Турн, возвращая самообладание и свою обычную гордость. – Ты, префект Люций Тарквиний, скоро ответишь пред судом царя за нанесенное мне оскорбление.

– Смилуйся, префект! – повторил Грецин. – Верь моим клятвам, что ни я, ни господин ничего не затевали дурного; заговор против царя!.. Разве это мыслимо со стороны такого доблестного человека!.. Это клевета твоего невольника, который стакнулся с нашим Балвентием и вместе тут в свинарне наложили оружия под видом краденого твоим рабом у тебя. Революция... измена царю... узурпаторский захват уничтоженного престола Альбы-Лонги!.. Каких ужасов ты нам наговорил, префект!.. Да!.. Это невозможно!.. Казни нас обоих, как тебе угодно, но не теперь, а после возвращения царя из похода, после его суда... ведь, это разбой!.. Да!..

Тарквиний дал знак; четверо поселян отняли руки Грецина от ног сенатора и оттащили его от скамьи, невзирая на все мольбы и сопротивление.

– Молчи, старик, – сказал Тарквиний, – твои рыдания совершенно бесполезны. Сдержи их, чтобы ясно дать ответы, как тоже подлежащий самой строгой каре. Смерть висит над твоею головой; ты от нее никуда не уйдешь.

Помолчав немного, он обратился к лежащему.

– Обвиняемый в государственной измене, сенатор латинского союза Турн Гердоний, встань!..

Турн молчал неподвижный.

– Что же не исполняешь слово заместителя царя твоего?.. Или не слышишь?.. Если не поднимешься, я прикажу воинам и мужикам стащить тебя со скамьи.

Турн поднялся, печально озираясь вокруг.

– Тарквиний!.. Тарквиний!.. Тиран!.. Самоуправец!.. Беззаконник!.. – вымолвил он.

– Наконец-то заговорил!.. – Произнес регент со злобною насмешливостью, усаживаясь на скамью, покинутую Турном.

Услужливый Тит мигом поднес ему сколоченный из досок на скорую руку столик, а раненный Бибакуль положил выделанную кожу для писанья и проч. принадлежности.

Пока регент с важностью устраивался для совершения нового акта беззакония, несчастный Турн обводил глазами все окружающее. Он увидел двух стражников-ликторов, стоящих с топорами и связками прутьев около двери в закуту, двух других ликторов у стены, где прижался и Тит, что – то бормочущий вполголоса этим солдатам, в то же время разгрызая semen, тыквенные зернышки и подсолныши, во все времена и веки любимейшее лакомство итальянского простонародья в минуты безделья, чему не чужды и некоторые другие народы земли до наших дней.

Турн увидел, что его верный Грецин стоит, опираясь о плечо своего приятеля, деревенского старшины Аннея, заливаясь слезами от печали и страха, не слушая уговариваний других старшин, окруживших его.

Грецин никак не мог понять того, что для Турна было совершенно ясно, не мог сообразить своим довольно развитым, но постоянно отуманенным винными парами умом, что такое случилось? Ему лезла в голову мысль, что вернее всех отгадали деревенские, и теперь упрямее прежнего твердившие, что все это устроил леший здешних мест, Сильвин Инва, потому что Грецин не хотел добровольно отдаться за господина в жертву ему или иному мелкому божку местных святилищ.

– Они все стакнулись с Инвой против вас! – неопровержимо, как аксиому, говорил старшина Камилл, прозвищем Сухая Жердь, по его худобе при высоком росте.

– И Терра, и Палее, и Коне, и Оне, и Лалара, и Кармента, – добавил Анней, – известно, что вся эта мелкая братия божков-трущобников – злючки; чуть им не только жертвы не дашь, но даже если не додашь чего-нибудь, мигом свои козлиные рожки навострят и норовят пырнуть.

Рыбак Целестин прервал красноречие Аннея, дернув его за платье, приглашая жестом обратить внимание на регента, начинающего допрос уличенного помещика.

– Сенатор Турн Гердоний, – снова начал Тарквиний, обмакивая писчую кисточку в чернила, – ты должен немедленно ответить на несколько вопросов, которые я имею право тебе сделать, как заместитель царя.

– Вопросы... мне... от тебя!.. – проговорил Турн с тоскою, примешанною к его гневу.

– Именно, стой смирно, если хочешь быть связан раньше времени, и отвечай. Ты найден в погребе среди большого склада оружия и амуниции; найден с оружием в руках. Должен ли я напомнить тебе, что я регент, заместитель Сервия?..

– И самоуправец, превысивший данные тебе царем права.

– Неужели я должен принять меры, чтобы заставить тебя вести более вежливую речь?

– Я считаю унижением моего достоинства какие бы ни было переговоры с тобой.

– В таком случае, даю тебе право молчать. Свидетели видят и слышат, что подсудимый отказывается от своего участия в судоговорении, поэтому он выслушает только свой приговор. Турн Гердоний, ты имел два дротика в руках, когда, посланный мною, сенатор Бибакуль стал сходить вниз по лестнице погреба, чтобы удостовериться, что ты действительно там, как нам донес один верный поселянин.

– В Ариции я говорил тебе грубую, жесткую правду, Тарквиний, но здесь... Здесь я только сегодня впервые узнал о самом существовании этой ямы, – возразил Турн.

Тарквиний сделал вид, будто не слышит, продолжая обвинение.

– Дротики были отточены; это доказывается раной Бибакула, в которого один из них ты метнул, Турн Гердоний. Метнул, несомненно видя, так как у тебя была лампа, что идет не мужик-рустикан, не городской пролетарий, а сенатор римский в латиклаве и красных башмаках служебного мундира.

– Я хотел отбиться от сенаторов, поступающих, как разбойники, вопреки воле царя. Я намеревался уехать в Этрурию с доносом Сервию на самоуправство его зятя, принести не вам, а царю, мою клятву, что я не знал о существовании этого склада оружия. Тит-лодочник заманил меня уверениями, будто эта яма назначена для свинины.

– Назначена для свинины! – воскликнул Тит, продолжая грызть подсолныши, – о, господин!.. И ты говоришь это, потомок рутульских царей!.. Говоришь мне, твоему вернейшему пособнику!..

– Пособнику?.. В чем, негодяй? – обратился к Титу Турн, бросая свирепые взгляды.

– Твое отрицание ничему не поможет, – заявил Тарквиний, – лодочник уже получил от меня полное прощение за то, что сознался во всем.

– В чем мог он сознаться относительно меня?

– Тит сознался, что ты сам велел ему привезти оружие в эту яму.

– Он с ума сошел! – воскликнул Турн печально и смущенно.

– О, господин! – обратился к нему Тит, начиная плакать, но продолжая грызть тыквенные семечки вместо подсолнышей. – Можно ли потомку рутульских царей говорить такую неправду?! Ты сам меня сделал сообщником твоего преступления, а теперь валишь всю вину на меня одного. Это бесчестно для такого вельможи!..

Турн смолчал, поняв суть интриги.

– Об этом знал твой прежний свинопас Балвентий, которого ты нарочно, чтобы избавиться от лишнего свидетеля, отдал в жертву на алтарь деревенской богини, – продолжал Тит еще смелее обвинение, – оружие возил сюда его сын или, все равно, чужой, но он называл его сыном, невольник из вейентов; нам он себя выдавал за слугу царского, но после я дознался, что этот человек был слугою твоего недавно казненного за измену зятя, Авфидия, этруска из Церы.

– Ложь!.. Ложь!.. Ложь!.. Ах, какая ложь!.. – воскликнул Турн тихим голосом, немного приподнял голову, и снова понурил ее еще ниже на грудь.

– Наваждение лешего! – вскричал Грецин, схваченный и связанный деревенскими старшинами.

ГЛАВА XXVI

Прямолинейный человек

Увидев начавшийся пожар при разгроме усадьбы, Виргиний побежал туда вне себя от опасений за жизнь Амальтеи и ребенка, не слушая больше никаких доводов дряхлой Стериллы, но ничего не узнал о судьбе своей конкубины и сына.

Поселянам было не до них. Один уверял его, будто Амальтея на этих днях отчего-то утопилась или случайно утонула; другой клялся, что Турн подарил ее своему приятелю Бруту, в жены его конюху.

Тит, перебив все эти толки деревенских сплетников, заклялся, что мужики все это врут, внук его покровителя фламина не должен беспокоиться: Турн и Грецин осуждены регентом на казнь за их доказанную измену и покушение на жизнь его и фламина, но их сыновья и Амальтея куда-то скрылись три дня тому, а Тит на своем перевозе сегодня достоверно разведал, что им всем еще до катастрофы удалось уехать с Эмилией и ее дочерью в Этрурию к умирающему Скавру.

Виргиний удовольствовался этими сообщениями Ловкача, и в более спокойном настроении пошел смотреть гибель Турна.

– Если даже ты невинен, господин, в чем тебя обвиняют, – продолжал Тит в момент прихода фламинова внука, – если ты не знал, или забыл твое приказание и намерение, перестал желать сделать смуту... ведь, это уже два года назад, ты устроил склад... то твое сегодняшнее двойное покушение, на жизнь могучего регента утром, а еще...