Книга тайн (СИ) - Гольшанская Светлана

После праздника Гвидион отвёз ученика в усадьбу Комри. Заслышав стук копыт, отец выбежал за ограду. Он выглядел бледным и осунувшимся, с заострившимися скулами и тёмными кругами под глазами, словно не спал всю неделю, хотя нужды в этом уже не было.

– Я справился, – выдавил из себя Николас, слабо улыбаясь.

– Я не сомневался в тебе, – ответил отец, прижимая его к себе. – Дети так быстро вырастают и перестают в нас нуждаться, а мы стареем и уже не можем участвовать в их жизни. Остаётся только наблюдать за их успехами и ждать, когда они и исчезнут из нашего поля зрения, а мы будем влачить дни в тоске по ним.

– Ты совсем не старый! – возмутился Николас. – И я никогда вас не брошу и не забуду!

Отец усмехнулся, глядя поверх его головы на Гвидиона. Они словно переговаривались о чём-то молчаливо, а мальчик снова ничего не понимал.

На каникулах дома Николас отсыпался и отдыхал. Родные устроили ему самый пышный день рождения с яблочными пирогами и сливовым пудингом, подарками и поздравлениями. Делать ничего не заставляли и только радовались. Видно, очень скучали.

Но Николас чувствовал себя отчуждённым, словно между ними образовалась стена, стена между Дольним миром людей и Горним – в котором он жил с наставником и двумя ши-полукровками в зачарованном Доме-под-холмом. Поделиться своими тревогами и впечатлениями он не мог, не находил общих тем для разговора и с нетерпением ждал возвращения в свой мир.

Когда Гвидион пришёл забирать его, Николас подслушал их разговор с отцом:

– Хорошо, что вы обучаете моего сына справляться с даром, но он совсем одичал и почти не разговаривает. Вы отводите ему слишком мало времени среди обычных людей. В результате у него не будет ни нормального образования, ни умения вести себя в обществе. Жить он сможет только в вашей общине. Вы этого добиваетесь?

– Ты умолял меня взять его в ученичество, а теперь возмущаешься? – гневался наставник. – Мы покажем ему то, что действительно важно. А уж с кем быть, он выберет сам.

Отец только скрипнул зубами и отвернулся. Но в следующий визит сына они отправились на шумную городскую ярмарку, где отец заставил Николаса общаться с людьми и вникать в дела, а после не оставлял в покое со всякими правилами и соблюдением политесов. Мальчик слушался только из привязанности к нему, хотя эти занятия интереса не вызывали, словно были совсем не его стихией.

Вскоре Гвидион ближе познакомил Николаса с другими Сумеречниками. Жили они в труднодоступной горной крепости, недалеко от укрытой скалами бухты. Изгнанники ловили рыбу, держали коз и овец, на небольших террасах разбивали сады и кое-как выживали. Обнаружились здесь и выходцы из знатного сословья. Некоторые вещи Николасу пришлось перенимать из их воспоминаний о высшем свете и чопорных манер, хотя искренность и непринуждённость Дома-под-холмом нравились ему гораздо больше.

***

После ужина в Доме-под-холмом они рассаживались в плетёные кресла и пели баллады о Сумеречниках, древние и новые. Мидрир играл на пузатой волынке из овечьей шкуры. Риана пела доставшимся ей от матери-ши тонким голосом. Гвидион перебирал струны лютни. Николасу же вручили обтянутый тугой кожей барабан. Пока мальчик не запомнил всех слов, ему велели отбивать ритм. Гвидион и Мидрир заявили, что это будет очень полезно для тренировок.

Пришлось сдаться, хотя к музыке Николас склонности не имел. Но эти мелодии и слова завораживали, переносили во времена великих подвигов, на поля битв, где кипели жаркие схватки, проливалась кровь, лязгало оружие, неслись в атаку кони, ликовали, побеждая, или падали в глубокой печали поражённые предательскими стрелами воины.

– Мой муж Повелл погиб в последней битве ордена при Астальшир Мур, – разоткровенничалась однажды Риана.

– Простите!

Николас чувствовал вину за деда каждый раз, когда разговор заходил о тех страшных событиях.

– Да ну, причём тут ты? – встрял Мидрир. – Тогда войском даже не твой дед руководил.

– То есть как? Но я думал…

– А вот так, – отвечал оборотень. – Доблестный Архимагистр Ойсин Фейн давал последние бои единоверцам и даже выигрывал. Его называли потомком Безликого, настолько удачлив он был. Ему молились, как богу. Всем казалось, что победа возможна и даже близка. Но его войско заманили в ловушку на болотах, окружённых кольцом неприступных скал. Выхода из Астальшир Мур было всего два, и оба перегородил Неистовый гон.

– Единоверцы сговорились с Аруином?! – Николас в ужасе прижал ладони к губам.

– Лучезарные. Обычные единоверцы об этом даже не догадываются. В той битве полегло много великих воинов, мой шурин Повелл, и даже сам Архимагистр Фейн. Если бы на поле боя не появился Утренний всадник, в живых никого не осталось бы. Неистовый гон испугался его и пустился в бегство. Тогда по праву чемпиона Гэвин объявил себя Архимагистром и распустил орден. От него исходила такая ураганная мощь, что никто не решился перечить, даже бравые Сумеречники.

– Почему же он не смёл Лучезарных? – продолжал недоумевать Николас.

– Говорят, к ним в лагерь он пришёл уже окончательно надорванным и не мог поднять ветроплавом даже камень. Такие силы если и проявляются в нас в миг острой нужды, то очень ненадолго, и плата за них неимоверно велика. Всё нуждается в равновесии, даже сила, – включился в разговор Гвидион.

Николас задумчиво посмотрел на свои ладони. Распрощаться с даром, с жизнью, с честью ради одной победы, ради одной короткой вспышки? Какая чудовищная плата!

– Отец сказал, будто дед возродился во мне. Такое возможно?

– Я помню Гэвина в твоём возрасте. Вы очень похожи: и внешне, и характером, и проявлениями дара, – с тоской вздохнул Гвидион.

– Мы верим, что люди, как и растения, умирают поздней осенью, чтобы возродиться ранней весной обновлёнными, очистившимися, полными сил. Близкие, друзья, любимые, с которыми нас разделила смерть, обязательно встретятся с нами вновь. Набравшись опыта и став лучше, мы выстоим и проживём счастливую жизнь вместе. Я верю, что Повелл будет со мной в следующей жизни, поэтому храню ему верность. Это помогает жить дальше, – Риана приложила к губам свой серебряный браслет на запястье.

– Но ведь мы ничего не помним о наших прошлых жизнях, – возразил Николас. – Я – нет, а вы?

Взрослые замотали головами.

– Помнит наше сердце, – ответила Риана. – Тот, к кому тебя неодолимо тянет даже сквозь огромные расстояния, тот, с кем жизнь сталкивает тебя вновь и вновь – это и есть близкие из твоих прошлых воплощений. Череда совпадений, повторяющиеся ситуации, навязчивые сны – всё приходит оттуда. Если разгадать их и не повторять старых ошибок, можно вырваться из порочного круга страданий и устремиться к светлому будущему.

– Сны? – Николас вспомнил, как звал отца, и с пальцев капала кровь.

Неужели это из прошлой жизни? И может повториться в этой?

– Тебя что-то беспокоит? – вгляделся в его лицо Гвидион.

– Так я, и правда, могу быть им? Моим дедом?

– Этого никто, кроме тебя, не скажет. Даже если что-то предначертано свыше, твоя судьба всё равно зависит только от твоего выбора. Так что скажи сам, ты – это он?

– Нет, – Николас задумчиво повёл плечами. – Я – это я и никто больше!

– Значит, так и будет, – примирительно улыбнулся наставник. – А теперь давайте споём про последнюю битву при Астальшир Мур!

Тревога потонула в звуках музыки и хоре голосов. Перед глазами вставали видения трагического конца.

***

Со временем учёба усложнилась: как тренировки с даром, так и фехтование. Они с Мидриром раскапывали на ровной полянке за холмами ямы и накрывали их огромным покрывалом. Николас ступал по нему сторожко, вспоминая расположение ловушек. Мидрир заставлял его лазать по деревьям, а позже и скалам в Каледонских горах, приучая к высоте. Принуждал носить на голове корзины с яблоками, вёдра с водой и миски с овсом.

Это пригодилось, когда Гвидион вздумал учить Николаса канатоходству. Они натянули верёвку между двух крепких сосен на высоте в несколько ярдов.