Норманны. От завоеваний к достижениям. 10501–100 гг. - Дэвид Дуглас

Вспомогательные войска норманнов пополнялись не только за счет наемников. Они комплектовались также за счет уже существовавших в покоренных странах военных соединений. В войнах против греков в Апулии помощь норманнам оказывало организованное народное ополчение ломбардских городов[184], и есть все основания полагать, что позже Роберт Гвискар использовал те структуры, которые греки разработали в Италии для обеспечения местной обороны. После 1066 года норманны вновь полностью использовали учреждения саксонской Англии. Какова бы ни была точная природа англо-норманнского фирда{35}, или каковы бы ни были обязательства при службе в нем, несомненным остается то, что норманнские короли Англии прибегали к услугам ополченцев, которых норманны набирали в графствах и сотнях Англии[185]. К помощи набранных таким образом солдат прибегали, например, в 1075 году, чтобы подавить бунт эрлов, а Вильгельм Рыжий, начиная свое правление, успехами в борьбе против брата Роберта и Одо, дяди епископа Байё, во многом был обязан народному ополчению юго-восточного графства[186].

Большая часть вспомогательных войск, нанятых норманнами, воевала в пехоте{36}. Некоторого внимания заслуживает то, как норманны использовали солдат-пехотинцев в своих завоеваниях. Ценность пехотинцев Завоеватель обнаружил уже в 1051 году при осаде Домфрана и Алансона, а после 1066 года нанятые в Англии солдаты-пехотинцы оказали значительную помощь при захвате в 1075 году Нориджа, и в 1088 году — при осаде Тонбриджа и Рочестера[187]. На юге в основном происходило то же самое. Осуществить в 1071 году захват Бари, в 1082-м — Дураццо и в 1084-м — Рима удалось наверняка не только стараниями пеших рыцарей, но и нанятых солдат-пехотинцев. Известно, что для осады Козенцы в 1091 году, Кастровиллари в 1094-м, Амальфи в 1096-м и Капуи в 1098-м Рожер «Великий граф» тоже использовал сарацин-пехотинцев[188]. Захват городов и крепостей был сопутствующим обстоятельством норманнского прогресса, и прийти к этому без помощи воинов, сражающихся пешком, было бы невозможно.

Роль пехоты при таком способе ведения войны, как осада, самоочевидна. Однако вопрос о том, как в решительном сражении наилучшим образом сочетать действия пехотинцев и натиск всадников, стал для норманнских лидеров навязчивой проблемой. Определенный прогресс в решении этой проблемы можно обнаружить, если проследить развитие военной тактики норманнов в период с 1050 по 1100 год. Ясно, что пехотинцы, пришедшие с Робертом Гвискаром, в битве при Чивитате играли лишь второстепенную роль[189]. С другой стороны, в битве при Гастингсе Вильгельм максимально использовал пехоту. Пехота — сначала лучники, за ними воины, вооруженные пращой, а следом еще более тяжеловооруженные пехотинцы — вышла на свои позиции перед отрядами рыцарей еще до начала боя. Их целью было выманить обосновавшихся на горе людей прежде, чем всадники начнут штурм. Как мы уже видели, исход битвы долго был неясен. Но Вильгельм предпринял успешную попытку скоординировать действия своих лучников и всадников, что фактически и обеспечило ему победу.

Боэмунд, воюя в абсолютно иных условиях, сумел еще больше развить тактику взаимодействия пехоты и всадников. В первом крестовом походе он столкнулся с новым типом сопротивления: турки при обороне полагались не на численность войск, а на их мобильность. Поэтому ему было необходимо не только занять позиции до того, как могла быть проведена конная атака, но и защитить фланги атакующих всадников от конных лучников, которые составляли наиболее действенную часть турецкой армии. В данных обстоятельствах Боэмунд, во-первых, для нейтрализации турецкой тактики окружения создал специальный резерв рыцарей, которыми имел обыкновение командовать сам, а во-вторых, сформулировал новые обязанности своих многочисленных пехотинцев. В битве при Дорилее в июле 1097 года он обратил внимание на общие действия пехотинцев и решил, что в будущем солдаты-пехотинцы должны, повинуясь единому руководству, решительно поддерживать все усилия рыцарей. Результаты проявились уже в «Великой битве» за Антиохию 28 июня 1098 года. Тогда (как и в битве при Гастингсе) перед рыцарями из окруженного города появились солдаты-пехотинцы, но теперь их целью было не сколько атаковать врага, сколько защищать норманнских всадников от флангового удара, пока последние не будут готовы провести «неотразимую» атаку[190]. Как оказалось, гарантией бегства армии Кербога и основания Антиохийского княжества послужила именно такая организация атаки. В истории военных действий норманнов второй половины XI века эти три победы: в битвах при Чивитате (18 июня 1053 года) и Гастингсе (14 октября 1066 года) и в великом сражении за Антиохию (28 июня 1098 года) — образуют как логический, так и хронологический ряд.

Не менее примечательно и постоянное взаимодействие норманнских сухопутных сил и флота. Как только норманны решили перенести боевые действия на территорию Сицилии, они тут же столкнулись с проблемой морского транспорта. Но собственных кораблей у них не было, а поначалу не было и корабельных плотников или специалистов, которые могли бы корабли сконструировать{37}. Поэтому они полагались на корабли, которые смогли получить в завоеванных ими портах Апулии и Калабрии, например в Отранто, Бриндизи, Реджо. Ранее византийские правители вынуждали эти города предоставлять им корабли для обороны, норманны возобновили эти договоренности. Но они наняли и корабли, и моряков и таким образом стали обладателями коллекции разнообразных судов, которые в 1060 и 1061 годах перевезли первые норманнские экспедиции через Мессинский пролив на Сицилию[191].

Однако очень скоро норманны стали строить для себя корабли сами. Возможно, норманнский флот существовал во времена герцога Роберта I[192], но причиной активного строительства кораблей (что столь наглядно изображено на ковре Байё) стало вторжение его сына в Англию. Количество кораблей, доставивших армию Вильгельма на другую сторону Ла-Манша в ночь с 27 на 28 сентября 1066 года, оценивают по-разному. Все они, вероятно, были разных типов и размеров. Но плодом главных усилий кораблестроителей, несомненно, являются изображенные на ковре Байё корабли с клинкерной обшивкой и с изящно вздымающимися парусами{38}. Незадолго до этого норманны с юга тоже начали строительство кораблей. Возможно, что корабли появились к моменту наступления норманнов в 1076 году на Трапани; для вторжения в Византию в 1081 году собственные корабли, конечно же, создал и Роберт Гвискар[193]. В 1085 году для нападения через год на Сиракузы Рожер «Великий граф» приказал начать строительство флота в Калабрии, и нет сомнений, что в 1090 году эти суда влились в состав экспедиции, отправлявшейся на Мальту[194].

Тем не менее норманны по-прежнему во многом зависели от кораблей, которые они реквизировали, и моряков, которых они насильственно привлекали к службе. Моряки, служившие Завоевателю и его сыну после 1066 года, скорее всего, тоже были англичанами, а уже в 1096 году внук Танкреда Готвилльского потратил большую сумму, чтобы нанять итальянские корабли и силами 200 гребцов перевезти через Адриатическое море 1500 солдат и 90 лошадей[195]. Известно, что для своего похода на восток в 1081 году Роберт Гвискар собирал корабли и моряков не только в таких итальянских городах, как Бриндизи и Отранто, но и в портах Иллирии, например в Рагузе, а Рожер в это время продолжал пользоваться кораблями из Реджо и сицилийских городов: Мессины, Катании и Сиракуз[196]. Особого внимания, возможно, заслуживает тот факт, что один из самых могущественных флотов Средневековья появился и применялся в норманнском королевстве Рожера II Сицилийского. Но это произошло в XII веке, и хотя Роберт Гвискар и его сын Рожер заслуживают за свои начинания всяческого уважения, все же в их период достичь удалось лишь ограниченного прогресса. Во второй половине XI века норманны все еще повсюду напрямую зависели от кораблей, созданных другими, и от моряков, нанятых в завоеванных ими землях.

И тем не менее то, как они использовали собранный флот, весьма примечательно. Действия норманнов на суше близ Мессины в 1060 и 1061 годах интересны тем, что сюда лошади впервые были доставлены по морю[197]. Возможно, этому трудному искусству норманны научились у итальянцев, которых еще раньше для этой цели использовали греки, и норманны, естественно, использовали любые инструкции, какие могли получить. Мессинский пролив очень узкий, и хотя воды в нем не всегда спокойные, они все же защищены, а норманнский участок Ла-Манша открыт и его незащищенный отрезок составляет более 20 миль, а протяженность переправы от Отранто до острова Корфу — почти 60 миль. Но лошади, совершившие в 1066 году вместе с Вильгельмом переправу на его небольших судах, на ковре Байё имеют привлекательный вид, а о Роберте Гвискаре совершенно точно сказано, что, переправившись в 1081 году через Адриатику, он привез с собой лошадей[198]. Вопрос этот и в самом деле чрезвычайно важен. В этот период успех норманнов в сражениях самым непосредственным образом зависел от атаки конных рыцарей, но для этого были нужны хорошо выдрессированные лошади, и как в Англию, так и на Сицилию, их было необходимо доставить на кораблях. Поэтому не будет преувеличением предположить, что успешная транспортировка лошадей по морю была существенным вкладом в победу норманнов на суше{39}.