Тень в воде - Ингер Фриманссон

– И тебе обязательно нужен этот нож… па… паранг?

Натан ухмыльнулся:

– С дикарями шутки плохи. Да нет, шучу. Но джунгли, понимаешь? Лианы. Растительность. Мы будем первыми белыми людьми в тех краях. Можешь себе представить? Ну и звери, конечно. Не хочется оказаться нос к носу с огромным тигром и без оружия.

– Ну да.

Натан указал на рюкзак:

– Не самая шикарная модель, конечно. Но экономить важнее. Смотался на военную базу, где проходят распродажи, и купил кое-что, дешево и сердито. Гораздо дешевле, чем в «Натуркомпаниет». Там тебя обдерут как липку. Правда, шляпу эту я там и купил. Но и только.

Он приложил к себе поношенные военные штаны защитного цвета:

– Гляди. Чем не штаны? Нормальные?

Микке пожал плечами.

– Ну да, – глухо произнес он.

– Путешествия должны быть дешевыми. Это моя бизнес-идея. Не хочу возиться с богачами, у них совсем другой менталитет. Знаю я таких. Хотят все получить на блюдечке, и чтоб таскали их барахло и подтирали им задницу, когда настигнет «месть Монтесумы». Нет уж, лучше возить нормальных людей. Обычных шведов, которым нравятся приключения и трудности, но которые не набиты купюрами. Я хочу, чтобы они пережили нечто прекрасное и интересное, но не снимали с себя последнюю рубашку. Приключение на всю жизнь. Это моя ниша – или будет моя ниша. Это будет суперуспех! А потом, когда закончишь школу, Микке, – станешь моим компаньоном.

Угу.

Натан говорил и говорил. От него попахивало спиртным.

– Как назовем фирму, а? «Гендсер и сын»? Бюро путешествий «Гендсер и сын»? «Гендсер Трэвеллинг Компани»? Или «Челлендж» – вызов – что-то в этом духе… что скажешь?

Тогда Микке и осенило.

– «Чип Трип», – выдал он, не задумываясь.

– «Чип Трип»! – Отец сорвал с себя шляпу и подбросил в воздух. – Да ты гений, парень! Я всегда это говорил. Гений! Будешь пиарщиком фирмы. – Давай учись хорошенько, и все будет путем. Как только сдашь экзамены.

Для первой поездки он нанял девушку-фотографа, чтобы сделать буклет. Она вошла в состав группы, которую Натан назвал «экспериментальной». Он рассказал об этом Микке.

– Ее зовут Мартина, просто красотка! На, глянь. Но матери не говори.

Он развернул газету и показал большую цветную фотографию девушки. Действительно, очень красивой. Через плечо висел фотоаппарат – вроде бы профессиональный. Одета она была в короткую джинсовую юбку и майку. Одной ногой опиралась на каменную кладку или что-то подобное. У нее были стройные бедра, гладкие и загорелые.

«Дочь известного пианиста открывает для нас неизведанное!» – прочел Микке и начал неохотно просматривать текст.

В компании с фотоаппаратом. 25-летняя Мартина, дочь известного пианиста Матса X. Лндерссона, не боится незнакомых мест. Вооружившись фотокамерой, она исследует и показывает нам уголки мира, о существовании которых мы не догадывались.

– Хороша, да? – хохотнул Натан, блеснув почти неестественно белыми зубами. Взяв бокал, стоявший на подоконнике, он сделал глоток. – Встречаемся с ней в Куала-Лумпур, она приедет туда из Непала.

Зависть кислотой разъедала Микке.

Натан крепко потрепал сына по затылку, взъерошив волосы.

– Что скажешь, парень? Хочешь такую небось?

Микке зло вывернулся.

– Хочешь пить, кстати? Кажется, в холодильнике есть кола.

Микке отправился на кухню. В раковине возвышалась гора грязных стаканов и тарелок. В холодильнике почти ничего не было. Несколько банок пива и кола. Открыв ее, Микке стал пить.

– У тебя девушка есть? – крикнул из комнаты Натан. – Ты ничего не рассказываешь. Как у тебя вообще с женщинами?

– Нормально.

– Только не давай им собой помыкать. Обещай мне.

– Ладно.

– Иначе добром дело не кончится. Уж я-то знаю. У меня опыта хватает.

Отец был женат дважды и еще с одной женщиной просто жил. Кроме Микке и его двух сестер у отца было еще трое детей, все девчонки. А теперь он жил один, правда, есть та женщина из Хэссельбю. Но она жила отдельно.

Отец достал пачку долларов и стал пересчитывать. Затем положил деньги в кожаный мешочек, повесил его на шею и спрятал под футболку. Образовался смешной бугор, и Натан сорвал мешочек с шеи.

– Черт, не годится.

Он надел старые поношенные кеды и стал расхаживать по комнате.

– Я их потом выброшу, – сказал он. – К концу пути они свое отслужат.

Микке отпил еще колы.

– Когда вы вернетесь домой? – мрачно спросил он.

– Примерно через месяц.

– Хм.

– Ты пока дорабатывай название. Может, и логотип придумаешь. «Чип Трип». Может, на конце «с»? «Чип Трипс»? Как тебе? Что скажешь, Микке? Черт, да не дуйся ты. Это просто пробная поездка. Я еду, чтобы прозондировать почву, завязать полезные контакты. А потом начнем серьезную работу. Когда я вернусь. Сколько лет тебе осталось учиться? Два? Время летит, парень, tempus fugit — так было написано на часах с маятником у нас дома. Латынь.

В эту секунду зазвонил телефон. Натан ответил и, зажав телефон плечом, продолжил сборы. Было ясно, что он говорит с женщиной. Наверное, с той, из Хэссельбю, со странным именем. Жюстина или как там ее. Микке ее никогда не видел. Она тоже собиралась в джунгли.

Нет, настоящего прощания не получилось – в том числе и из-за бабы из Хэссельбю. Микке вдруг стало не по себе, что-то накатило, и он ушел, махнув отцу рукой. Спустившись на пару этажей, он услышал, как Натан открыл дверь.

– Микке!

Имя эхом прокатилось по лестничным пролетам. Микке не ответил, сделав вид, что уже вышел из подъезда.

Теперь это мучило его, точно гвоздь, засевший в сердце. Он с отцом так и не попрощался.

Та девушка, Мартина, тоже не вернулась из Малайзии. Ее зарезали в номере гостиницы, где она остановилась вместе с Жюстиной Дальвик. Черт. Если бы в мире была справедливость, то зарезали бы эту суку. Она предала Натана. И вообще уродина. Старая и толстая. Ей все равно скоро помирать. Как отец мог запасть на такую?

Микке хорошо помнил первую поездку к ее дому. Каменный дом в Хэссельбю. Он позвонил ей заранее, и она согласилась встретиться. Еще бы ты не согласилась. Шлюха.

Она была странная. Больная на всю голову, наверное. Они сидели в синей комнате, и вдруг она сорвалась с места и кинулась на второй этаж. Микке долго ждал, но она не возвращалась. Наконец он вышел в холл, где его оглушило хлопанье черных крыльев. Микке закричал и ухватился за перила. На верхних ступеньках лестницы он увидел хозяйку. Она что-то кричала ему, но он не мог расслышать.

– Не бойся, не бойся, он больше испугался, чем ты.

Как будто могла знать, насколько он испугался.

Через некоторое время они все-таки разговорились. Ведь он пришел поговорить. Узнать побольше. Женщина рассказывала о тиграх. Что Натан, несмотря на нож, мог не справиться с раненым, напуганным слоном.

Нет. Такое бы они услышали. Их же было много. Если разъяренный слон нападет на человека, это невозможно не услышать. Всхрапывание, какие-то трубные звуки. Смерть в джунглях не может быть беззвучной. Затем она произнесла слащавую речь о том, что Натан был любителем приключений и все такое. Что он умер счастливым, в седле, так сказать. Счастливым? В седле? Да откуда ей знать, пронеслось в голове у Микке. И тут он разревелся. Он всхлипывал и подвывал, как сопляк. Теперь Микке вспоминал об этом со стыдом. Но в ту минуту ничего не мог с собой поделать. Тогда она спустилась по лестнице – как-то скрючившись, полубоком, – и, добравшись до Микке, прижала к себе.

– Я никогда никого не любила так, как любила твоего папу.

А после сделала нечто совсем уже странное и безумное: притащила откуда-то рожок – самый настоящий старинный почтовый рожок – и стала в него дуть.

Только тогда Микке успокоился.

Как же он узнал? Как до него дошло, что Натан, скорее всего, больше никогда не вернется домой?

Обрывки слов и фраз.

Священник. Да, черт побери, священник, которого Нетта пригласила домой, чтобы смягчить удар. Он был ее знакомым, но как они познакомились, Микке не знал. Просто однажды вечером священник уселся в кожаное кресло у них дома. Звяканье чашек на подносе. Крошечных, кукольных чашечек, которые они почти никогда не доставали, потому что обычно пили из кружек. Этих кружек у них было море, даже запретить их пришлось. В качестве подарков на всякие праздники и Рождество.

Под ногами Микке что-то тонко скрипело, точно сахар рассыпали.

– Присядь на минутку, нам надо поговорить.

Нетта собрала волосы на затылке, уши торчали, длинные серебряные сережки позвякивали, на шее светло-голубой шарфик.

– Микаэль! – повторила она ясным, резким голосом. – Хватит слоняться по комнате, сядь! Этот человек – священник. Он пришел сюда, чтобы мы его выслушали.

Деваться было некуда, Микке стреножили, как теленка на скотобойне, и священник протянул свою лапу, в которую Микке и вцепился изо всех сил. Щеки священника свисали двумя мятыми мешками.

– По просьбе твоей матери я связался с МИДом и посольством в Куала-Лумпур, – произнес он.