Практически невиновна - Наталия Левитина

– Я!

В приступе отчаяния Мария могла говорить все, что угодно, ее слова не имели абсолютно никакого значения. На самом дне ее души, наверное в животе, таилась нежность к неведомому комочку. Это он, ее новенький ребенок, принуждал мамашу лить слезы по пустякам, тоннами поедать торты и шоколад, терять рассудок, говорить глупости. Незнакомый морской конек, розовый и скользкий, заставлял трепетать сердце Маши. Ориентируясь на предыдущие эмиссии, она представляла, как он будет выглядеть в будущем – круглые глаза, пушистые ресницы, взъерошенная светлая челка. Плюс непомерная наглость и страсть к вредительству.

Проклятая нежность нарастала, независимо от твердого решения Маши думать про аборт.

– А вдруг у тебя девочка? – просюсюкала Полина.

Сдержанная, всегда собранная, она растаяла, едва услышала новость, подтвердившую ее давние подозрения.

– Какая чудесная получится девочка! – мечтательно произнесла Полина. – И главное – здоровая! – добавила она со вздохом.

Маша наконец-то вспомнила, что не у нее одной проблемы. И что ее проблема все-таки радостна по сути, означает начало новой жизни и требует не поспешного решения, а, наоборот, бездействия.

Маше тут же стало стыдно за свою черствость. Конечно, Аполлинария искренне сочувствовала подруге. Но кроме статуса подруги Мария обладала еще и статусом начальника, главного финансиста, мозгового центра. Все в фирме «Поможем!» вращалось вокруг нее. И у Полины не было иного выхода, как ежедневно участвовать в обсуждениях тончайших нюансов Машиных переживаний.

– Прости меня, – сказала Мария. – Я эгоистка. Я думаю только о себе. Велика важность – беременна. Не в первый раз. Давай лучше поговорим о тебе и Николаше. Как он?

– Боится умереть во время операции, – ответила Полина.

Ее глаза потемнели, она смотрела в окно. Маша шмыгнула носом. Она тут же представила, что это ее близнецы готовятся к тяжелой операции и, вместо привычных пацанских мыслей о самолетах, тараканах, пистолетах, обдумывают страшную и непонятную мысль о смерти. Слезы хлынули из Машиных глаз.

– О боже! – вздохнула Аполлинария. – Ты моя радость!

Она сама плакала очень редко, и практически никогда – на людях. Последний раз она сорвалась в Мюнхене, в присутствии фрау Келлер. Тогда она отпустила тормоза и разрыдалась на груди у немецкой фрау, как маленькая девочка. А потом долго корила себя за несдержанность.

Сейчас она и вовсе запрещала себе плакать. Николаша, ее напуганный, нахохлившийся птенец, ждал от матери непоколебимой уверенности в удачном исходе операции. Каждый день Полина ехала в санаторий и разыгрывала мини-спектакль под названием «Торжество оптимизма».

– Тебе не выписали валерьянку? – с улыбкой спросила она у Маши. – Или еще чего-нибудь? Все-таки ты ужасно нервная.

– Сказали пить пустырник, – прошмыгала Мария. – Вот. Уже четвертый флакон приканчиваю. Невероятно горькая гадость. Купила сразу упаковку. Хочешь, и тебе дам?

Маша протянула подруге темно-коричневый бутылек. Полина прочитала надпись на этикетке.

– Четвертый флакон! – закричала она. – Он же на спирту!

– Правда? Ах, вот почему он мне так понравился!

Мария вытащила из ящика рабочего стола другой флакон и приложилась к нему, как пират к фляжке с ромом.

– Ты с ума сошла, Маша! Тебе нельзя!

– Попробуй! Попробуй!

Полина глотнула из бутылька. Ее красивые глаза стали еще красивее – потому что увеличились в размерах раз в пять.

– Горько-то как! – просипела она.

– Подожди минутку, сейчас станет хорошо. Чувствуешь?

– Проще сразу купить бутылку водки.

– Водку мне нельзя, я беременная, – напомнила Маша. – А пустырник – Варвара Андреевна прописала.

И она снова приложилась к флакону.

Санкционированное врачом распитие настойки пустырника было прервано визитом Здоровякина. Неудовлетворенный телефонным разговором с женой, не в силах побороть отвратительное щемящее чувство в груди, он заявился в офис собственной многокилограммовой персоной.

– Надо поговорить, – мрачно буркнул он. – Здравствуй, Полина.

Полина кивнула Илье, быстро схватила сумку, бросила взгляд в зеркало.

– Мне в аптеку, – сказала она Маше. – Шприцы кончились. И капельницы.

Илья уселся в кожаное кресло. Изысканный интерьер офиса, созданный стараниями взбалмошной француженки Анн-Мари Деманже[4], располагал к работе. И к отдыху.

– Мария, – начал Илья. – Мне нужно серьезно с тобой поговорить. А чем у вас тут пахнет?

– Пустырник пью, – с вызовом ответила супруга.

– Зачем? – удивился Илья.

– Нервы успокаиваю.

Илья глубоко задумался. Тон подруги жизни указывал на то, что виновником ее раздражения и обеспокоенных нервов является сам Илья. Это было выше понимания Здоровякина! Чем он ее обидел? Тем, что позволил ей ему изменять?

Здоровякин пристально посмотрел на супругу. Та выглядела чрезвычайно аппетитно. Розовые щеки, ранее никогда не радовавшие округлостью, милые весенние веснушки на носу, тоже необычные для лица Марии… Машка изменилась и нравилась Здоровякину еще сильнее. И она от него ускользала, выбив через суд право отдельного проживания и заведя роман с гадом Вепрецким.

Илья собрался с духом. Он хотел прижать Машу к стенке шрапнелью нелицеприятных вопросов. Но мрачное отвращение в ее глазах не позволило ему этого сделать. Что, если желание Здоровякина добиться истины приведет к окончательному разрыву?

Презирая себя за малодушие и трусость, Илья позорно свернул знамена. Съехал с главной дороги на второстепенную. Он спросил:

– Ты идешь послезавтра к стоматологу с Антоном?

– Уже сходили, – буркнула Мария. – Поставили две пломбы. Покрыли лаком новый зуб.

– Уже? – изумился Илья. – Записывались ведь на пятницу!

– Перенесли.

В его сознании поход к зубному врачу с ребенком был актом жуткого садизма. А Маша говорила об этом буднично. Для нее визит к стоматологу не представлял особых мучений. Она коленом подтолкнула Антошу в кабинет, напомнив ему, что он мужчина и не должен орать. А сама села на диван под фикусом в коридоре роскошной стоматологической клиники и впялилась в любимый ноутбук.

Кто и запомнил это событие навсегда – бедная женщина-врач. Во-первых, пациент явился на прием в костюме вампира. Черная шелковая шапка треугольником закрывала бледный, вымазанный мелом лоб, черный плащ свисал до пола. Губы ребенка были черными, глаза обведены розовыми тенями. А когда стоматолог попросила юношу открыть рот, ее поджидал сюрприз, от которого даму начала колотить крупная дрожь. Нет, не длинные вампирские клыки испугали ее. Во рту милый ребенок держал огромного таракана, и тот шевелил лапками. Конечно, впоследствии выяснилось, что таракан пластмассовый, но врач уже успела получить микроинфаркт.

В довершение всего, к концу визита, когда пломбы уже были поставлены, мальчишка внезапно побледнел, замер, захрипел, и из его горла хлынула кровь. «О господи!» – закричала несчастная женщина, хватаясь за сердце. Пациент, выдержав паузу, достаточную, чтобы довести врача до кондиции, ожил и с хохотом достал изо рта разорванную упаковку «кровавого» шарика…

– И что? И как?

– Что? Нормально. Врачиха только попалась какая-то психованная. Назвала Антона уникальным ребенком. Тоже мне, удивила. Все дети уникальны. Я в этом никогда не сомневалась. Ты об этом хотел поговорить?

– Да… Вернее… Маша, что у тебя с Вепрецким?

– Ты уже как-то раз спрашивал. И я тебе ответила – ничего. Работа.

Маша смутилась. Она внезапно вспомнила, как лежала на диване, придавленная импозантным сотрудником Главного финансового управления. Такая вот работа.

Илья заметил краску на ее щеках. Он едва не спросил гневно, какого черта этот хмырь делал в их квартире. Но Илья вовремя вспомнил, что придется объяснять, откуда ему известен факт посещения Вепрецким их дома.

– Тебе, наверное, бабки во дворе настучали? – предположила Мария. – Да, он заходил к нам дважды. Приносил документы. Что ты так смотришь? Почему я должна оправдываться?! Я ни в чем не виновата!!!

Илья подскочил к жене и навалился носорогом. Ее объяснение звучало убедительно, к тому же Маша совсем не умела врать. У бравого майора гора упала с плеч.

– Машка, милая, давай снова жить вместе! – восторженно предложил он.

Мария вяло отбивалась.

– Отстань! И вообще, проваливай! Видеть тебя не хочу! Я злюсь на тебя!

Счастливый Здоровякин списал обозленность жены на свои несправедливые подозрения.

– Ну, я помчался на работу, – бодро сказал он.

– Давно пора, – хмуро пробурчала Маша. – Все кости переломал. Слон.

Опьяненный радостью, Илья едва не затоптал в дверях Полину.

– Ты ему призналась? – спросила Аполлинария, когда они остались с Машей вдвоем.

– Да нет.

– А почему он так счастлив?

– А он от природы очень жизнерадостный мальчик…