Ромео с большой дороги - Дарья Донцова

Все забегали по комнате, издавая замечания:

– На пол упал!

– Под кроватью гляньте!

– В футляре посмотрите…

– Отодвиньте столик!

– Я его проглотила! – обморочным голосом выдавила из себя Борейко.

По моей спине пробежал холод.

– Ерунда! – бодро откликнулся Дегтярев. – Человек неспособен слопать термометр.

– Запросто! – заспорила Машка. – Животные чего только не едят! Нам в ветеринарной академии рассказывали, орангутанг схватил…

– Мамочки… – прошептала Танюшка. – Чувствую…

– Что? – бросились мы к кровати.

Борейко положила правую руку на живот.

– Вот он. Шевелится.

– Термометр неспособен двигаться, – возразила я.

– А этот ползает, – почти неслышно продолжила Таня. – Ой, там же ртуть. Я умру!

– Нет, – быстро сказал Семен Петрович, – опасны лишь пары металла.

– Скажите пожалуйста! – восхитился Тёма. – Не знал. Следовательно, можно закусывать ртутью, главное, не нюхать ее?

– Верно, – подтвердил терапевт.

– А стекло? – всхлипнула Борейко. – Если оно разобьется?

– Следует немедленно ехать в клинику, – откровенно испугался врач. – Срочно! На операцию!

– Не-е-ет! – простонала Танюшка. – Останется шрам! Как у Сереги! Ему делали что-то, весь живот изуродовали, такой рубец остался красный…

– Хочешь лежать в гробу целой? – обозлился Дегтярев.

Глаза Татьяны расширились.

– Не-е-ет!

– Что «нет»? – нервно поинтересовалась Зайка.

– Все! – дрожащим голосом продолжила Таня. – Не хочу в больницу и умирать не собираюсь.

– Термометр разобьется, – менторски сообщил Семен Петрович, – осколки кишечник поранят, и каюк.

– Не-ет!

– Да.

– Не-ет!

– Да.

– Не-е-ет! Я шевелиться не стану. Никогда. Буду лежать в кровати! – заявила Таня. – С чего тогда градуснику трескаться?

– Дарь Иванна, – жарко зашептала мне в ухо Ирка, – не сомневайтесь, коли она тут на всю жизнь застрянет, я ваши вещи вниз перетащу. И картинки с собачками тоже перевешу.

– Спасибо, – тихо ответила я.

– Вот у нас на заводе ксерокс был… – неожиданно заговорил Тёма, – такая машина копировальная, большая… в бухгалтерии стоял. Один раз заявку в техотдел подали на замену картриджа. Пошел к финансистам мастер. А главбух у нас, Елена Сергеевна, женщина не мелкая, сто двадцать кило и рост хороший. В общем, входит ремонтник в комнату, а Елена Сергеевна так ему обрадовалась… «Милый, – кричит, – заждались прям! Уж трясли, трясли, а все без толку, бледно копии делает». Понимаете, да? Если ксерокс плохо печатает, можно вытащить контейнер с краской, повертеть его, и на некоторое время аппарат оживет. Мастер поразился: «Молодцы какие, умеете картридж вынимать!» «А зачем что-то вытаскивать?» – в свою очередь удивилась Елена Сергеевна. «Как же вы его трясли?» – не понял ремонтник. Главбух подошла к ксероксу, легко оторвала от пола многокилограммовый агрегат и, энергично встряхнув его, ответила: «Да просто. Вот так».

– Есть женщины в русских селеньях, – захихикал Дегтярев, – во всякой одежде прекрасны, ко всякой работе ловки.

– Ну и к чему вы нам эту сказку спели? – воззрилась на Тёму Зайка. – Нашли время воспоминаниям предаваться.

– Я со смыслом говорил. Может, если Таню потрясти, градусник выпадет? – предположил Тёма.

– Откуда? – взвыла Ольга.

Тёма покраснел.

– Ну… типа… оттуда… из… В общем, он же через рот внутрь попал!

– Ее придется вниз головой мотать, – обрадовалась Ирка. – А что? Может, и правда получится? Пусть Александр Михайлович и Тёма на кровать встанут.

– Зачем? – осторожно осведомилась я.

– Возьмут Татьяну Васильевну за ноги, один за правую, другой за левую, перевернут и…

– Не хочу! – закричала Таня. – Еще чего!

– Градусник может и другим путем покинуть организм, – алея, словно шиповник, проговорил Тёма.

– Верно, дадим ей каши… – сообразила Маня.

– Вы сумасшедшие! – не выдержал Семен Петрович. – У больной панкреатит, ей нельзя горячее.

– А холодный геркулес можно? – не отступала Маня. – На воде, без масла, соли и сахара?

– Думаю, подобное кушанье не нанесет вреда, – после некоторого раздумья сообщил терапевт.

– Не-ет! – понеслось с кровати. – Не-ет!

– Танюша, – очень ласково заговорил вообще-то не любящий Борейко Дегтярев, – случилась беда, градусник попал в желудок… Так?

– Да, – закивала Таня. – Сама не понимаю, как это произошло. Сделала вдох, ам, и готово. Теперь лежит в животе, я его чувствую.

– Термометр стеклянный, – увещевал полковник, – может разбиться. Представляешь беду?

Борейко закивала.

– Каша вязкая, – вступила в беседу Зайка, – она обволочет градусник и доставит его к выходу. Поняла?

– Не-а!

– Еще кто-то делал мне замечания, – не утерпел Дегтярев, – укорял в незнании родного языка! А сама говорит «обволочет». Надо – обволокнет!

Семен Петрович сел в кресло и начал вытирать лоб носовым платком.

– Ира, свари кашу, – попросила я.

Домработница кивнула и унеслась.

Через какое-то время остывший геркулес был доставлен в мою спальню.

– Ну, Танюша, – заворковала я, – давай садись!

– Ни в коем случае, – испугался полковник, – пусть лежа ест.

– Не хочу, – засопротивлялась Тяня.

Мы начали уговаривать капризницу:

– Попробуй только!

– Очень вкусно.

– Ну пару ложечек…

Затем принялись ругать хныкающую гостью:

– Очень неразумно себя ведешь!

– Прекрати стонать.

– Операцию сделают, шрам останется…

Последний аргумент оказался решающим, Борейко скривилась, но кивнула:

– Хорошо, давайте. Фу, какая гадость! Отвратительно!

Преодолевая сопротивление, мы впихнули в несчастную чуть ли не литр невкусной каши и посмотрели на Семена Петровича.

– Думаю, теперь можно осторожно посадить больную, – кивнул терапевт.

– Давай, Танюшенька, – заквохтала Зайка, – вытяни ручки, вот так, так, так… Сидим!

– Ой! – закричала Маша. – Смотрите!

Я глянула на кровать и ахнула. На простыне лежал термометр.

– Что там? – забеспокоилась Борейко. – Меня опять тошнит!

– Гра… – начала было Маня, но тут же захлопнула рот.

– Что? – нервничала Таня.

– Градусник нашелся, – ляпнул Тёма. – Он все время под вами находился, вы ничего не глотали.

Борейко резво вскочила на ноги и уставилась на постель.

– Здорово получилось, – радовался глупый Тёма, – ни в какую больницу ехать не надо!

Татьяна схватилась за живот.

– Изверги! Заставили меня сожрать столько этой мерзкой пакости! Напугали до обморока!

– Ты сама сказала, что проглотила его, – напомнил полковник.

– Я? – взвизгнула гостья. – Никогда! Ой, желудок болит! Уходите! Спать хочу!

– Завтра надо непременно сдать анализы, – напомнил Семен Петрович и был таков.

– Может, все-таки спустишься вниз, в гостевую? – робко спросила я. – Теперь не страшно идти по лестнице.

– Вот ты какая… – укоризненно нахмурилась Танюшка. – Я умираю, а ты гонишь меня вон!

Ощущая себя почти убийцей, я схватила из шкафа пижаму и понуро поплелась в гостевую комнату.

– Шуба нашлась? – окликнула меня Таня.

– Пока нет, – нехотя ответила я.

– Ты уж поторопись, – велела Танечка, шлепаясь в мою кровать, – а то Сергей вернется и всем задаст.

– Кого имеешь в виду под всеми? – решила уточнить я.

– Тебя, – зевнула Борейко. – Кто мне помогает мужа обманывать? Боровиков нервный – впрочем, большинство олигархов такие – чуть что, за пистолет хватается. Ты уж постарайся, отыщи манто, иначе нехорошо получится. Я-то как-нибудь выкручусь, а тебе влетит.

Глава 14

Не успела я заснуть, как чья-то твердая рука начала трясти меня за плечо.

– Муся… – зашептала Машка.

Я с трудом раскрыла глаза и простонала:

– Который час?

– Восемь утра, – ответила Манюня.

– Боже, неужели? Думала, спала две минуты.

– Извини, пожалуйста, надо анализы сдать.

Я попыталась привести мысли в порядок.

– Какие? Зачем? У меня ничего не болит.

Манюня плюхнулась на мою кровать и зашептала:

– Понимаешь, похоже, Тёма не тот, за кого себя выдает. Зайке он тоже самозванцем показался, и Кеша в легком недоумении. Даже Иван усомнился, а ведь он наивный, как Хучик.

Я усмехнулась. Наш садовник действительно настолько недалекий человек, что позволяет своей супруге, хитрой Ирке, вить из себя веревки.

– Один Дегтярев Тёме безоговорочно поверил, – продолжила Машка. – Представляешь, он вчера ему костюм купил, рубашки…

Я уставилась на Машку.

– Полковник правда поехал в магазин? Думала, ты пошутила вчера, когда сказала об этом.

Маня скривилась:

– Нет, я не шутила. Он решил одеть сыночка.

– Сам? Лично?

– Вот-вот! – усмехнулась Маруська. – Я тоже обомлела, когда узнала.

Я встала и пошла к шкафу. Многие мужчины не любят ходить за покупками, но Александра Михайловича отличает патологическая ненависть к торговым центрам, толстяк всеми силами старается избежать контактов с работниками прилавка. А еще полковник доводит меня до бешенства своим упорным нежеланием расставаться с пиджаками, брюками и свитерами, потерявшими приличный вид.