Слепой инстинкт - Андреас Винкельман

Лифт остановился с тихим щелчком — они приехали на первый этаж. Выйдя из подъезда, оба глубоко вздохнули. Впервые в жизни городской воздух показался Франциске свежим и приятным.

— Нужно установить за ним наблюдение, пока мы не получим результаты генетического анализа. Круглосуточное наблюдение.

— Ты получишь разрешение?

— Если у нас пропала маленькая девочка, то я получу любое разрешение, вот увидишь.

— Я только за! — Адамек хлопнул в ладони. — Надеюсь, так мы поможем малышке.

— А если не ей, то, по крайней мере, многим другим девчушкам, — Франциска сама удивилась тому, как цинично это прозвучало.

Эти слова горечью отдались в ее душе, но она, увы, знала, как устроен этот мир, и могла отличить желаемое от действительного. Прошло уже три дня с момента исчезновения Сары, и пока у них не было никаких зацепок. Любая версия казалась вероятной, даже версия о том, что похищение инсценировано начальством интерната. В таком случае они больше никогда не увидят малышку. В целом перспективы найти девочку были совсем не радужными, но обычно в начале расследования так и бывает.

И все же Франциска сделает все возможное, чтобы узнать правду. Почему-то ей казалось, что она обязана сделать это не только ради Сары, но и ради того боксера, Макса Унгемаха, хотя это и было неразумно. Однако, как признавала Франциска, разум не играл тут никакой роли. Унгемах привлек ее внимание. Она была не готова к этому, но впечатление от встречи с ним не ослабевало. Это было непрофессионально, но Франциска надеялась, что еще встретится с Максом.

Глава 19

Макс шел по тротуару. Рука горела на его плече, горела огнем, прожигала кожу, плавила кости, но не останавливалась и там, проникая все глубже и глубже, до дрожи, словно пульсирующая головная боль, поселившаяся в глазницах и призывавшая безумие. Рука всегда была там и всегда будет, Макс всю жизнь прожил с этой воображаемой ладонью на плече, и прошедшие десять лет не помогли ему привыкнуть к тому, что рука так и останется воображаемой.

Но сегодня все было иначе! Сегодня ощущение от нее было иным: не то привычное тепло, позволявшее ему чувствовать себя героем и защитником, сильным старшим братиком, — не тепло, а огонь. Именно поэтому в последние дни все изменилось. И дело было не только в разговоре с комиссаром, не только в том, что где-то пропала еще одна слепая девочка, так похожая на его сестру.

Макс был сбит с толку, обескуражен, и даже часовая пробежка по лесопарку не принесла ему желанного покоя, лишь усилив тревогу. После пробежки он, вымотанный до предела, поехал домой, принял душ, пообедал, а потом позвонил Колле. Макс обещал зайти к нему сегодня в восемь часов.

За время их знакомства Унгемах всего раз был в доме своего тренера. Четыре года назад Колле слег с инфарктом, и, когда его выпустили из больницы, Макс пришел проведать его. До того дня Унгемах ни разу не задумывался о том, как живет Конрад Ледер, бессознательно веря в то, что истинный дом Колле — это спортзал. Но, конечно, это было не так, и теперь Макс, сунув руки в карманы, направлялся к кирпичному домику в стиле бунгало, как было принято строить в семидесятые годы — простоватому, без излишеств, в чем-то даже скучному, как и все частные дома на этой тихой улочке. Ничего особенного, разве что этот дом был немного дороже соседних.

Макс нажал на кнопку звонка, и в прихожей зазвучала приятная музыка. На бронзовой табличке рядом с дверью поблескивала надпись «Ледер». Просто фамилия, без имени. Макс знал, что Колле живет здесь один: тренер давным-давно развелся, а его дочь покинула дом задолго до этого. По слухам, жена Колле бросила его, уехав в Канаду с торговцем бульонными кубиками.

Естественно, Колле был одет в свою любимую армейскую форму. Дома он казался каким-то… маленьким. Совсем не таким, как в спортзале.

— Добрый вечер, Колле, — поздоровался Макс.

— Заходи, мальчик мой! — Тренер опустил ладонь ему на плечо, туда, где только что чувствовалась рука Сины, но Колле об этом, конечно, не знал.

Они прошли по крытому линолеумом полу коридора на крохотную кухню.

— Присаживайся, я сварил кофе. Выпьешь со мной чашечку?

— Да, кофе не повредит.

— Конечно.

Макс сел на тот самый стул, что и четыре года назад. Было в этом что-то привычное и знакомое, и это немного успокоило его. В прошлый раз Унгемах приходил сюда, волнуясь за своего тренера. Он боялся, что ему придется заниматься своей карьерой без Колле. Да и не получилось бы у него добиться успеха без Ледера. В тот день он был так же встревожен, как и сегодня. Вот только сегодня им придется говорить не о боксе, а о жизни. О жизни и смерти.

Колле поставил на стол две большие керамические чашки, до краев наполненные горячим кофе, и опустился на табурет напротив Макса.

— Я рад, что ты позвонил. У тебя что-то случилось, да? И это связано со звонком той девушки, комиссара. С тех пор ты сам не свой.

Макс кивнул. Хотя Колле пытался помочь ему завязать разговор, подобрать нужные слова было трудно. А выложить все начистоту, да вот так, сразу… С подобными историями это всегда нелегко.

— Да, связано, но на самом деле… на самом деле все началось десять лет назад.

И он начал свой рассказ.

Глава 20

— Разве я не запретил тебе играть в футбол?! — орал на него отец.

Он стоял совсем близко, брызгая слюной Максу в лицо, так что мальчик задерживал дыхание, чтобы не чувствовать запаха спиртного.

В левой щеке вспыхнула боль: отец отвесил ему оплеуху. Паренька отбросило на пару шагов назад, слезы навернулись ему на глаза.

— И нечего тут рыдать, этим ты себе не поможешь! Я же запретил тебе! Ты нес ответственность за свою сестру! Ты! А теперь видишь, что произошло?! Это ты виноват!

Еще одна оплеуха, с той же силой, но в этот раз было уже не так больно. Во рту почувствовался солоноватый привкус, кровь из носа хлынула на ковер в детской.

— Проклятье! Убери это дерьмо!

Отец не переносил вида крови. Отвернувшись, он вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Послышались его шаги на лестнице и вопли матери. Уже два дня, с тех пор как исчезла Сина, мать сидела за столом и рыдала. И пила.

Взяв полотенце, валявшееся на кровати, Макс зажал нос. На белой ткани осталось алое пятно, и в этот момент что-то в Максе сломалось. Ноги задрожали, и мальчик осел на пол, прислонившись спиной к стене. Он подтянул колени к груди, а кровь все капала из носа, стекая по голому животу к пупку. Зажав ноздри, он запрокинул голову. В открытое окно в комнату проникал свежий ветерок, над вишнями каркали вороны, внизу швырял кастрюли отец и выла мать, но Макс воспринимал все это словно через какой-то фильтр, фильтр из боли, гнева и отчаяния. В тот день, когда исчезла Сина, отец выпорол его розгами, и у Макса до сих пор ныла спина. Больше всего поражало то, что отец, который в тот момент должен был думать только о пропавшей дочери, потратил время на то, чтобы найти по дороге домой розги. Было в этом… что-то извращенное.

Вороны громко кричали, словно соглашаясь с мальчиком.

Макс скучал по Сине. Она все еще была здесь, в своей комнате, в запахе подушек, в любимой мягкой игрушке — смешном зайчике с длинными плюшевыми ушами; в большой щетке, которой сестричка каждый вечер расчесывала волосы. Макс чувствовал ее руку на своем плече. Ее пальцы впивались в его мышцы, словно пытаясь предотвратить то, чего уже нельзя было предотвратить. От побоев отца было больно, но эта боль была ничтожна по сравнению с болью утраты.

Ничтожна.

Макс чувствовал, что кровь в носу уже высыхает. Убрав полотенце, мальчик зашвырнул его в угол. Он подошел к окну и высунулся наружу, глядя на сад и поля.

Если Сина не вернется, — а об этом он и думать не хотел, — то его мир больше никогда не будет прежним. И он должен сделать то, о чем они с сестренкой уже говорили. Бежать. Если он останется тут, то скандал с отцом обернется катастрофой. Макс не сможет терпеть эти побои и дальше — вскоре он дойдет до предела.

— И что произошло потом? — Колле подался вперед.

Он сидел в неудобной позе на краю табурета, сцепив пальцы. Кофе давно был выпит, гуща засыхала в кофейнике, но Макс уже не мог остановиться, он все говорил и говорил не переставая.

Как и в разговоре с комиссаром, Унгемах начал с истории о том, что произошло на берегу ручья, где они с Синой в последний раз так чудесно провели время. Макс уже второй раз рассказывал эту историю, которую носил в себе, будто раковую опухоль.

Унгемах пожал плечами, словно то решение не было для него столь важным, самым важным решением в жизни шестнадцатилетнего подростка.