Завет Сургана - Владимир Михайлов

– Я к себе, командир?

– Онго, – проговорил Меро как-то необычно, словно бы удивился чему-то, и как бы ослабев сразу. – Ко мне, Онго…

Онго подскочил к нему – вовремя, чтобы принять на руки бессильно опускающееся наземь тело квадрат-воина Меро.

– Ты ранен, командир?

Хриплый ответ едва пробился сквозь треск перестрелки:

– Похоже… я выбыл. Онго…

– Я сейчас санитара…

– Отставить. Ни к чему. На вот… держи… Онго не сразу понял, что совал ему в ладонь капитан: зеленую коробочку команд ника-усилителя, пользуясь которым, можно было голосом отдавать команды сразу всему тригу: такой же аппаратик, по сути – род высокочастотного радиотелефона, имелся не только у каждого линейного, но и у любого солдата на передовой и считался столь же обязательным, как и личное оружие. Так что из любой точки можно было отдавать команды и каждой линии, и даже при надобности каждому солдату и также получать доклады – если, конечно, пуля или осколок не отстригли привинченный К воротнику куртки микрофон; что до динамика, то он помещался в шлеме. На этой частоте сигнал ясно слышался и за дюжины размахов. На большее у солдатских аппаратов не хватало мощности – да и не нужно было, зато по командирскому – по тому, который сейчас протягивал квадрат-воин Меро, – можно было уверенно связываться и со старшими начальниками: с квадратом, а то и со штабом ромба.

– Командуй, Онго… не теряй времени!

Голос капитана был уже едва слышен. Остаться с ним, перевязать хотя бы, убедиться в том, что Меро будет жить! Но именно этого капитан ему и не простит.

Онго понял. Он здесь был единственным; старший подофицер трига с обоими связными находился сейчас в последней, задней траншее, Меро с умыслом услал их туда с каким-то приказанием, а на деле – чтобы им не мешали остаться вдвоем.

Теперь подофицер когда еще доберется сюда – если жив-здоров, конечно, – а счет идет на секунды…

Перехитрили чертовы улкасы. Никогда не возвращались сразу же на то место, где им дали отлуп – и вот, надо же…

И командира ранили! А может, и…

Онго почувствовал, как к самому горлу подступает холодная ненависть.

Именно холодная. Ледяная. Позволяющая не путаться в мыслях, а наоборот – выстраивающая их в нужном порядке.

– Триг, слушай мою команду!.. Санитар – на КП, оказать помощь раненому!.. Подофицер Сина, прикройте тыл – возможен заход улков (так для краткости именовался противник в войсках). Первая и третья линии…

Рассудок работал быстро, как никогда. Как смогли вернуться улкасы – миновав разведку, обойдя дозоры? Не правдоподобно. Хоть в одном месте, но их заметили бы и подняли тревогу – одного выстрела оказалось бы достаточно. Но выстрела не прозвучало… А ведь службу в этом триге несли исправно. Где ответ?

"Вернее всего, – мелькнуло у него в голове, – они и не уходили вовсе, вот в чем разгадка. По вчерашнему бою можно было предположить, что на этом участке действует компактная подвижная группа, численностью, пожалуй, лишь немного превышавшая триг. Без технической поддержки: вчера огонь велся только из такого оружия, какое можно переносить с собой, не считая личного – легкие пулеметы и такие же минометы. То же самое работает с их стороны и сейчас.

Пожалуй, никакого подкрепления они не получили. Почему же они не ушли, как обычно, а остались? Трем-четырем десяткам людей в густом лесу затаиться нетрудно, если даже у них не подготовлено никаких схронов, разведка тоже не всеведуща, и даже самые современные приборы могут давать сбои – они реагируют и на кабана, и на лань, и на волка точно так же, как на человека: теплокровные, и сопоставимы по массе и размерам. Раз кабан, два кабан, три, на четвертый раз разведчик уже не бросится проверять – и пропустит человека. Особенно если люди держатся близ какой-то стаи или стада: тогда для прибора они и вовсе неотличимы одни от других. А иного способа обнаружить противника ночью в лесу, кроме приборного, просто нет. В особенности учитывая, что противник среди дикой природы чувствует себя куда лучше, свободнее и комфортнее, чем расслабленные цивилизацией свиры…"

Все это быстро проскальзывало в голове, в то время как глаза, тело и голос занимались своими делами: ноги несли Онго, но не к своей линии, третьей, а ко второй, которая ближе всего к лесу располагалась и которой потому сейчас приходилось труднее всего; к командному же пункту, откуда он сейчас и бежал, вторая линия была как раз ближе остальных.

– Третья и первая линии, вести огонь, не контратаковать. Тяжелым пулеметам готовиться к ведению огня в автоматическом режиме!..

В ответ доносились отрывочные: "Первая, принял, выполняю. Третья, вас понял, выполняю". Подофицер Сина отозвался последним: "Перешли на тыловые секторы обстрела, пока тихо". Ни один из старших по званиям и должностям не выразил сомнения в праве Онго командовать. "Вернее всего, потому, – подумалось солдату, – что по инерции считают, что командует еще Меро". Акустика крохотных динамиков оставляла желать много-много лучшего, а к тому же и голоса у Меро и Онго были одного тембра, и не случайно: по этому признаку безошибочно угадывались оборотни даже и с большим мужским стажем. Наверное, на это и рассчитывал Онго, когда, вызывая санитара, не сказал, что именно квадрат-воин ранен. Кстати…

– Санитар! Вызываю санитара! Как раненый? Донеслось в ответ сквозь сухой треск выстрелов:

– Не могу пробиться – вышел на улков, веду бой…

"Значит, судьба такая, – отрешенно подумал Онго на бегу. – Не написано нам с Меро на роду быть вместе…"

Мысль мелькнула и пропала, вытесненная другими, куда более важными сейчас не только для него одного.

Командира рядом не было. Не было здесь, а может, и вообще… Но если даже он погиб – значило ли это, что его мысли должны уйти вместе с ним? Мысли опытного военного, понимавшего обстановку лучше, наверное, чем кто угодно другой. И не было ли в том, что он высказал эти мысли в разговоре с Онго тогда, когда вроде бы совершенно не было для них места, не крылся ли в этом какой-то более глубокий смысл, чем просто случайность? Не было ли тут некоей предначер-танности свыше?

Судя по силе огня, улки действовали все теми же силами – нащупывали слабое место. Однако обычный порядок – дважды в одно место не ударять – ими нарушен. Напали, не получив подкрепления? Это означает, что позади них никого нет – во всяком случае, вблизи. На что они рассчитывают? На то, что нас еще меньше числом и на этот раз им, может, удастся пробиться на желанный простор.

Вероятно, такая задача поставлена не только перед ними, и туда, где удастся опрокинуть нашу оборону, сразу начнет стягиваться большая масса улкасов. Они рассчитывают, что в этой обстановке мы можем лишь обороняться и отбивать. Но ведь и за ними никого нет, за ними тоже оперативный простор, пусть и не такой удобный, как наша равнина. Однако и предгорья дают возможность порезвиться! А что, если…