Последний бойскаут - Говард Хайнс

Маленькие глазки бандита злобно сверкнули в потемках:

— Слушай, кончай ты мне про жену лапшу на уши вешать. Что ты тут сочиняешь?

— Особенно мне понравилось, что она у тебя такая толстая, — продолжал свою песенку Джо. — Страсть как люблю толстых.

— Толстая? Ты с ума сошел, что ли?

— Ого — еще какая толстая! — вдохновенно излагал Джо. — Такая шикарная толстуха!

Он заметил, что гангстер слегка расслабился. Так, нужно говорить и говорить, болтать без умолку…

— Она такая толстая, что по ней приходится целый час ползать, пока не найдешь то самое место.

Бандит ухмыльнулся.

— Она такая толстая, что задницу свою возит на тачке. Она такая толстая, что, когда нужно было снимать ее на выпускном бале, делали аэрофотосъемку.

Гангстер весело фыркнул.

— Она такая толстая, — тараторил Джо, — что стоит ей пройти с полмили по улице — и она набирает долларов сорок, потому что ей платят за такое удивительное зрелище потрясенные прохожие. Она такая толстая, что портнихе приходится ездить вокруг нее на велосипеде…

Негр не удержался и захохотал во всю глотку. Этого было вполне достаточно для Джо: его тяжелый кулак мощно врезался в нос гангстеру. Что-то явственно чмокнуло, и бандит, словно оглушенный бык, рухнул на колени. Кровь, хлынувшая из его искореженного носа, казалась в потемках совершенно черной.

— Ах ты сволочь! — простонал гангстер.

— Да! И еще какая! — охотно подтвердил Джо, подхватывая упавшую «беретту».

— Ах ты ублюдок!

— Он самый, — кивнул Джо.

Удар рукоятью пистолета в висок — и затихший гангстер распластался на асфальте.

Джо со злостью пнул клетчатую шляпу, валяющуюся рядом с телом. Затем достал из кармана бандита свой верный «магнум».

Что ж, на этот раз повезло: нарвался на разиню. Негры — они такие смешливые…

Почему-то в голове у него всплыл старый анекдот: «Как остановить пятерых негров, насилующих женщину? — Бросить им баскетбольный мяч».

Черт, надо было спросить у него, какого черта им понадобилось ошиваться у «Сладкой жизни» — вдруг это имеет отношение к Кори? «На этого парня у нас контракта нет» — так, кажется, было сказано. А на кого же у них контракт? Неужели на Кори?

Грянувшие со стороны улицы звуки автоматных очередей были ответом на его тревожные мысли.

Держа в каждой руке по пистолету, Джо побежал на выстрелы.

Джимми втащил брыкающуюся Кори в ее маленькую гримуборную и плюхнул в кресло.

— Ну, ты идиот! Что же ты за кретин, Джимми Дикс! — возмущенно воскликнула она.

— Кретин? — рявкнул Джимми. — Хорошо — пусть я буду кретин! А у тебя только одно на уме — вертеть задницей перед всеми этими кобелями!

Кори расхохоталась:

— Да ведь это ж моя работа, дурачок!

— Блядская у тебя работа!

— Ой, посмотрите на него: какой добродетельный мальчик! Ангелочек ты мой! Повернись-ка спиной — у тебя там крылышки еще не пробиваются, а?

— Каждый вечер скачешь голожопой в этой клетке! — никак не мог успокоиться Джимми. — Шлюха ты, как есть шлюха.

— Послушай-ка, паренек: если ты такой уж чистенький, то и выбери себе другую девочку — добропорядочную и целомудренную, — обиделась Кори. — Где ты только такую найдешь, я не знаю…

— А вот и найду! Захочу — и найду.

— Ну, иди-иди. Поищи.

Кори всегда злили подобные вспышки ярости ее бой-фрэнда. Стоило Джимми слегка перебрать — и он становился обидчив, будто малое дитя, груб, словно хулиганский подросток. Он начинал очень болезненно воспринимать ее профессию, упрекал ее во всех смертных грехах, крыл почем зря всех мыслимых и немыслимых любовников. Господи, вот дурачина-то… Просто большой ребенок, капризный и наивный. Неужели он не понимает, что девушке — а тем более цветной девушке — очень трудно пробиться в этой жестокой жизни, ничем при этом не поступившись. Все ступеньки жизненного успеха, которые удалось ей покуда одолеть, вели через постель. Когда-то она мечтала стать актрисой — такой же знаменитой и талантливой, как Вупи Гольдберг, или певицей — как Тина Тернер или Уитни Хьюстон. Наивная девчонка, она тогда думала, что это так просто… Сколько раз ее обманывали всякие прощелыги: обещали устроить просмотр или знакомство с продюсером — при том условии, что она не откажет поразвлекаться с ними в кроватке. Она и не отказывала — а они, получив свое, напрочь забывали о данных обещаниях. Как сказал ей один из таких пройдох: «Наше дело петушиное: откукарекался — а там хоть не рассветай». Сколько подлых петушков ею попользовались прежде, чем она научилась разбираться в мужиках, определять подлинную их цену. Да, в Голливуд так и не попала, на большую эстраду — тоже, но кое-чего в жизни все же добилась: живет в приличном доме, есть две машины, постоянная работа. И пусть Джимми сравнивает ее со шлюхой — но все же выступления в «Сладкой жизни» хоть как-то отвечают ее мечтам: ведь это же искусство.

Кори нравилось иметь успех, танцуя полуобнаженной перед мужчинами, нравилось замечать похотливые искорки в их глазах, нравилось, как они мысленно раздевают ее донага, нравилось, что все они ее хотят. Так воплощались в действительность ее давние девчоночьи грезы, в которых она никому никогда не признавалась. Лет в двенадцать Кори любила забираться с головой под одеяло и прокручивать в воображении один и тот же ею придуманный фильм. В этом фильме менялись декорации — действие происходило то на берегу моря, то в роскошном особняке, то на пустынной ночной улице, то в салоне самолета, — но сюжет был всегда один и тот же… Ее обступали мужчины — их было много, десятки мужчин, жаждущих ее тела. Мужчины всех возрастов, всех цветов кожи, и объединяло их одно — неукротимое желание. Они срывали с нее одежду, распинали на постели, на песке, на мостовой, на траве — и брали, трахали, насиловали ее, беззащитную и одинокую. Одни были нежны и ласковы, другие грубы и агрессивны, они сокрушительно врывались в нее, стремясь вывернуть наизнанку, разорвать в клочья, превратить в бесформенное месиво ее гибкое тело. Страсть постепенно достигала апогея, ей мнилось, будто бы огненные фаллосы проникают в нее одновременно повсюду, даже в глаза и уши, и волны горячей спермы заливают ее организм, словно океанские волны, она задыхалась от счастья — и сбрасывала с головы одеяло, вспотевшая, тяжело дышащая, смятенная, ошеломленная, изумленная… Впоследствии случалось, что ее брали сразу несколько мужчин, но в натуре это не шло ни в какое сравнение с теми чудесными грезами, которые Кори переживала в детстве. Может быть, трое или четверо мужчин одновременно — это слишком мало? И из всех имевших ее мужиков только Джимми Дикс, этот могучий ребенок, мог подарить ей оргазм — в остальных случаях она только имитировала бурное наслаждение дикими воплями и судорожными телодвижениями. А мужчины — ужасно нечутки, они не отличают подделки от настоящего. Может быть, потому, что слишком много думают в постели о себе. Девчоночья мечта теперь уже не преследовала Кори, но воспоминания о тех воображаемых мега-случках все же не оставляли ее. И, возможно, Джимми ревновал ее как раз к этим воспоминаниям — хотя Кори никогда не рассказывала ему о них, но что-то такое он все-таки чувствовал и срывал свой гнев на окружающих.

Вот и сейчас он сидел перед ней на столе и упрямо бормотал:

— Шлюха, шлюха, ну какая же ты шлюха…

— Какой ты все-таки дурак, — сказала Кори.

Она скинула сапожки на высоком каблуке, стянула широкие ковбойские штаны с глубоким «декольте» на заднице и осталась в одной кожаной безрукавке и шляпе «стэтсон». Джимми с вожделением уставился на ее смуглое тело.

— Ну, что смотришь? Нравится? — усмехнулась Кори.

Она поиграла своими грудями, лукаво поглядывая на Джимми.

— Черт! — сказал Джимми. — Ох и стерва же ты. Какая же ты красивая стерва.

— А ты думал!

Джимми потянулся к Кори — но она капризно его оттолкнула:

— Ты плохо себя вел, а потому ничего не получишь. Не заслужил.

Но Джимми был настойчив: продолжая сидеть на столе, он притянул Кори к себе. Она слегка упиралась — но недостаточно сильно для того, чтобы вырваться.

— Ты моя прелесть, — пробормотал Джимми.

Их губы встретились — и Кори почувствовала, как его сильный язык проникает ей в рот, настойчиво погружаясь всё глубже. Сильные руки сжимали ее стройную талию, привлекая все ближе. Кори почувствовала, как постепенно теряет контроль над собой, обессиленно слабнет, готовая покориться своему любимому самцу, быть пронзенной, словно кинжалом, его крепким пенисом. Сейчас он возьмет ее, заставит биться от страсти, а она будет умолять его, чтобы это длилось подольше, а когда он уже будет больше не в силах сдерживать себя — заглотит как можно глубже его чудесную штуковину и выпьет до капли густой мужской сок, который так полезен для женского организма… Она услышала, как вжикнула молния на джинсах Джимми, и с трудом опомнилась.