Опасная прогулка - Барбара Картленд

— Вы много читаете, ваша светлость? — спросила она. — Для меня не было большего удовольствия в жизни, чем чтение книг.

— И чем же вы больше всего увлекались?

— Историей и поэзией. Папа вслух читал мне поэмы Пиндара на языке оригинала.

Брови герцога поползли вверх.

— На древнегреческом?

— Конечно, ведь Пиндар — греческий поэт.

— Да вы, как я вижу, весьма образованны.

— Я тоже так думала раньше, но чем больше читаешь, тем больше понимаешь, насколько знания неисчерпаемы. Есть область знания, в которой я абсолютно невежественна.

— Какая же?

— Ваш мир. Общество, в котором вы вращаетесь. Я, конечно, слышала кое-что о нравах в высшем свете и читала о нем в газетах и журналах. Этот мир кажется мне таким же нереальным, как простым людям Древнего Рима, наверное, казался мир сенаторов, полководцев и императоров.

— И вы сравниваете фривольность эпохи Регентства в нашем королевстве с оргиями и безнравственностью времени Тиберия Нерона?

Подобный вопрос он мог задать приятелям в Уайт-клабе после изысканного ужина и, несомненно, получил бы уклончивый или шутливый ответ.

Юдела, в противоположность его друзьям, была вполне серьезна:

— Я так думаю, что в каждый период истории человечества есть люди, которые имеют возможность наслаждаться жизнью и часто делают это даже во вред себе, и те, которые обречены на нищету и голод. Зависть порождает справедливую злобу, и наступает пора, когда верхи и низы меняются местами, но ведь от этого не происходит ничего хорошего, только проливается много крови. Так было, если мы вглядимся в прошлые века, и так, к сожалению, будет, если мы осмелимся заглянуть в будущее.

Герцог некоторое время молча обдумывал то, что услышал от Юделы, и пришел к заключению, что она права.

— Интересно, какой же приговор вынесет история нашему поколению?

— Я так считаю, что он будет справедлив. Время, когда одни богатые и влиятельные, а другие даже не знают, что такое радости жизни, должно кончиться очень скоро. Вспомните о тех, кто сейчас страдает от бедности, кто сражался на полях сражений, а теперь вернулся обратно домой без всякого вознаграждения и вынужден браться за любое дело, чтобы только избежать нищеты.

Герцогу, выслушавшему ее рассуждения, от удивления уже кусок не лез в горло.

— Таких взглядов придерживался ваш отец или это ваше личное мнение? — поинтересовался он.

— Я изложила вам свои мысли, но мы часто разговаривали с отцом на эти темы.

— Неужели такие взгляды на общественную жизнь появились у вас благодаря тому, что вы, Юдела, воспитывались в церковной среде?

— Нет, конечно, нет, — поспешила возразить Юдела. — Церковь служит правительству, а правительство служит вам. Церковь заботится о несчастных, обделенных судьбой гораздо в меньшей степени, чем о вас — баловнях удачи по рождению. Меня больше занимают не рассуждения о боге и милосердии, а действия, приносящие реальные результаты.

— Что вы подразумеваете под конструктивными действиями? — уже осторожно полюбопытствовал герцог.

Ему показалось весьма странным, что такое юное и очаровательное создание, как Юдела, рассуждает о предметах, ей явно недоступных, и повторяет выражения, которые он слышал только от ярых реформаторов вроде Вильдерфорса.

Ему не нравились люди, любящие все преувеличивать, громко кричать о социальном неравенстве и конфликтах, а особенно их фанатичное желание все переделать в такой удобной и приятной для него стране, как Англия.

Ну уж, конечно, никогда в жизни ему не приходилось беседовать на подобные темы с женщинами, которых он приглашал к себе на ужин.

Теперь, пока он ожидал ответа Юделы на заданный им довольно резким тоном вопрос, герцог подумал, что в какой-то степени не он хозяин положения, а она, вполне возможно, дурачит его.

Ее мягкий мелодичный голосок, ее наивная, трогательная внешность находились в резком противоречии с тем, что она произносила.

— Я считаю, что новые реформы, принятые парламентом, должны быть прежде всего направлены на то, чтобы деньги, выделяемые на социальные нужды, достались местным властям и попали в руки именно нуждающихся в них, а не жуликам и проходимцам различной масти, будь они даже благородного происхождения.

Она сделала паузу, ожидая от герцога ответа, но, так как он молчал, пребывая в полной растерянности, Юдела продолжила:

— Так называемые работные дома, размещенные по графствам, — это не что иное, как жуткие места, предназначенные для умерщвления слабых и больных мужчин и женщин, не способных самостоятельно заработать себе на жизнь. Их держат там в заключении, как преступников. Они не вольны уйти оттуда, а если б даже и убежали, то все равно им негде укрыться, и они вынуждены вернуться туда, откуда убежали. Их положение ничем не отличается от положения каторжников, приговоренных за убийство.

— Но все же там у них имеется крыша над головой и кусок хлеба, — попробовал возразить герцог.

Он не понимал, почему ему хочется спорить с нею, хотя в глубине души герцог сознавал ее правоту.

— Человеческому существу, в котором заронена искра божья, мало крыши над головой и жалкой пищи. Мы, люди, нуждаемся в понимании и любви.

— Вот наконец мы вернулись обратно к любви, — с облегчением вздохнул герцог. — Как вы собираетесь одарить любовью всех живущих в этом мире?

— Они сами себя обеспечат любовью, если у них будет на это возможность, — не замедлила с ответом Юдела. — Да будет вам известно, ваша светлость, что семьи по всей стране разрушаются потому, что нет средств, чтобы нормально кормить и содержать жену и детей. А когда кормилец получает увечье на работе или его забирают на войну, то тогда вообще для семьи наступает крах.

Молчание герцога она восприняла как согласие с ее более чем убедительными доводами.

— Я чувствую, что вам понятно, о чем я сейчас говорю. Вы могли бы произнести речь на эту тему в палате лордов и разъяснить власть имущим, что они не имеют никакого представления о том, как живет простой народ.

— А почему вы думаете, что я так уж отличаюсь от этих невежественных власть имущих?

Герцог с трудом обрел свою прежнюю иронию.

— Потому что вы были добры ко мне, ваша светлость. Потому что я уверена, что вы человек добрый по характеру. — Юдела тут же нашлась с ответом. — И потому что я убедилась, что вы умны, и мне нет нужды рассказывать вам о том, что вы и сами видите вокруг себя. Вы не слепой, и то, что творится рядом с вашим уютным, отгороженным от внешнего мира особняком, вряд ли укрылось от зоркого взгляда благородного герцога Освестри.

Герцог перебрал в памяти всех своих знакомых женщин. Ни одной из них, обладающей внешностью, сравнимой с внешностью Юделы, и в голову не могло прийти завести беседу на политические темы, тем более во время интимного ужина.